Вчера мы начали говорить о взаимосвязи в между кармой человеческой жизни между рождением и смертью и другой человеческой жизнью в сверх­чувственном мире между смертью и новым рождением. Мы видели, что в карме че­ловека со­в­местно действует с одной стороны то, что было этим человеком пе­ре­жито, сде­лано, помыслено, почувствовано в минувшей земной жизни и еще в ряду прошлых, сле­довавших друг за другом, земных жизней, и с другой стороны то, что потом было скомпоновано, сформировано как основа его переживаний в грядущей зе­м­ной жизни благодаря совместной работе человека с другими че­ло­ве­ческими ду­ша­ми, кармически с ним связанными, и затем с ду­хо­в­­ными Су­ще­с­т­вами высших Ие­рархий. Мы видим, что тогда становится про­зре­ва­е­мой ис­то­ри­чес­кая жизнь че­ловечества. Мы в некоторой степени прозреваем каж­дого кон­­к­ре­­т­­ного человека — все равно, совершает ли он нечто выдающееся, пре­образующее мир, или же он дей­ствует в маленьком кругу — на фоне все­объ­ем­лющего духовного (сверх­чув­ст­вен­ного) свершения. Мы в частности отметили, что наблюдения че­ло­ве­ческой судь­бы (если мы начинаем ее понимать) являет ее нам как внешнее зем­ное вы­ра­же­ние некоего, стоящего за ней, всеобъемлющего мо­гущественного све­р­шения, про­исходящего в духовном (сверхчувственном) мире. Тем самым мы по­казали, что человек сам переносит и приводит в действие в поз­днейшую земную эпоху то, что происходило в более раннюю земную эпоху. Таким образом, через че­­ловека осу­ще­ств­ля­ют­ся закономерности исторического развития, и я думаю, что такая ис­торическая кон­цепция, может производить на людей возвышенное впе­чатление. Да, тот род и спо­соб, каким мы ощущаем нашу соб­ственную карму, как мы вжи­ва­емся в соб­с­тв­енную карму, будет ве­рно почувствован, если мы сперва (пре­жде, чем вдадимся в переживание кон­крет­ной кармы, отложив это до сле­ду­ю­щих лекций) рас­смо­т­рим на примерах личностей, жизнь ко­торых ши­ро­ко из­ве­с­тна, как действие кон­кре­тной земной жизни входит в фо­р­ми­рование по­сле­дующих зе­­мных жизней.

Мы познакомились на нескольких примерах с тем, как духовный строй и су­щ­е­­­ства той или иной планетной сферы воздействуют на то, что че­ло­век приносит с со­бой в духовный мир, пройдя через врата смерти и живя дальше в духовном (сверх­чувственном) мире. Мы отметили, как своеобразно дей­ствует сфера Юпи­те­ра. Но еще более потрясающей для нас своим своеобразием ока­зы­ва­ется сфера Са­турна, — еще более потрясающим является тот род и способ, ко­то­рым действует Са­турн. Вы, ведь, знаете (я об этом уже упоминал), что, даже об­ла­дая прозрением По­священия, необходимо перешагнуть через 63–летний возраст и тогда яс­но­вид­чес­ки обозреть свою жизненную эпоху от 56–го до 63–го года, чтобы затем са­мо­стоятельно узреть то, что из сферы Сатурна дей­ст­вует на человека, и по­лучить воз­­можность судить об этом во всем объеме ду­хо­в­ной жизни и деяния Все­ленной. Ибо все, что действует в связи со сферой Са­тур­на, таково, что внутри нее могучее, про­­­никновенное со­зна­ние всех ее существ относится к про­шлому, а над настоящим более или менее гос­подствует бессознательность. Это про­изводит потрясающее впе­­чатление. Су­ще­ства Сатурна действуют (включая и дей­ствие Серафимов) в ка­ж­дый настоящий мо­мент, как бы исходя из бес­со­зна­тель­ного побуждения; они, так сказать, не­по­сред­ственно не знают, что с ними и че­рез них совершается в на­­­стоящий момент, но они тотчас знают, проникновенно и точно знают, что они со­­­вершили, по­мы­сли­ли, и что с ними произошло, как только это совершилось.

Я хочу прибегнуть к образу, чтобы охарактеризовать вам этот своеобразный род существования в сфере Сатурна. Представьте себе, что вы идете по земле и что в каждый настоящий момент ничего не сознаете, что делаете, что мы­слите, во­обще что с вами или через вас происходит, но вы идете куда–то (возьмем про­стое действие). Там, где вы проходите, вы себя не видите, но позади вас остаются сле­ды: представьте себе, что на месте, где вы только что были, возникает некий сне­­жный болван. Вы идете дальше, делаете следующий шаг, и на оставленном месте опять возникает снежный болван, и т.д. И обернувшись вы точно видите, чем вы были. Вы станете все воспринимать пластически, и уже в тот момент, когда что–либо совершилось через вас, вы видите, — что это такое, что теперь остается и как это включается в вечное бытие. И вы смотрите обратно и видите в некой пер­спективе начертанным во Вселенной, как в некой вечной хронике, то, что со­вершилось через вас. Ибо таково самосознание существ Сатурна. Но все то, что таким образом созерцается сатурническими существами как прошлое ста­но­вле­ние, — все это опять–таки связывается с прошлым становлением всех существ пла­нетной системы в целом; так что сознание существ Сатурна состоит, так сказать, в том, что они — в своей способности воспоминания — взирают в каждый момент обратно во всю память (если я могу так выразиться) всей планетной системы, жи­ву­щей во всех ее существах. В этой космически–универсальной способности вос­по­минания сатурнических существ начертано все.

Если таким образом при открытии им творчества и бытия сферы Сатурна По­свя­щенный, как наблюдатель, уже бывает чрезвычайно потрясен, то еще больше это происходит тогда, когда он созерцает, как человеческие существа, несущие по­следствия их минувшей земной жизни в новую земную жизнь, должны в силу их особенных переживаний выработать свою карму именно в сфере Сатурна. И это фактически приносит Посвященному наблюдения над Все­лен­ной, чрез­вы­чай­ные в отношении их величественного, могущественного со­дер­жания, особенно когда это касается той или иной всемирно–исторической личности.

Когда рассматриваешь жизнь таких личностей здесь на Земле (если рас­сма­три­ва­ешь ее духовно, а не просто буквально, то есть умеешь «прочесть» ее), так это ведет ввысь — в жизнь и творчество сферы Сатурна. Ясновидческое созерцание сферы Сатурна приносит нечто чрезвычайное, когда видишь действие сферы Сатурна. Видишь, как она свыше действует на Землю в том, что происходит на Земле: видишь здесь отблеск того, что предварительно совершается в сфере Сатурна. Я хочу пояснить это посредством примера.

ФРИДРИХ ШИЛЛЕР

Взглянем на одну человеческую индивидуальность, жившую на Юге Европы в пер­вом, втором христианском столетии, когда эллинизм еще сильно вмешивался в хри­стианское развитие; она обладала тогда сильной, тонкой, несколько рассудочно ок­рашенной восприимчивостью души в отношении эл­линистически окрашенного хри­стианства. И вот она очутилась в римском го­су­дар­стве; там она пережила все то, что можно было пережить как раз в первые века распространения христианства в римском государстве: преследования христиан со всей их несправедливостью, на­сильственные действия режима римских кесарей, — все, что тогда заключалось в том роде и способе, как этот римский режим об­ращался с более душевно тонкими людьми. Все это обрушилось на душу, которая с глубочайшим негодованием пережила то, что могла тогда видеть; и она тогда прошла через врата смерти с на­строением разочарования, спрашивая себя: «Как же собственно может на­хо­дить­ся в поступательном развитии тот мир, в котором возможно такое?»

К некоторому сомнению в том, есть ли еще вообще в мире какое–то равновесие между Добром и Злом, пришла эта душа, исходя из наблюдений, сделанных в Рим­­ской империи. И перед ее духовно–душевным взором стояло с одной стороны зло режима кесарей, а с другой стороны излившаяся в мученичестве сущность кон­кретных христианских мучеников. В жесткой, резкой полярности ви­дела эта душа с одной стороны Добро, а с другой стороны Зло. С этим впе­ча­тле­нием про­шла она через врата смерти, а потом и через следующую, менее зна­чительную, зем­­ную жизнь. То, что тяжко легло на эту душу в той ее земной жизни, которую она провела в греко–римском существовании, — это глубоко врезалось в ее душевную жизнь. Это было там, и потом, когда при­бли­зилось XVIII столетие, выработалось дальше в сфере Сатурна в даль­ней­шую карму этой индивидуальности.

Сфера Сатурна серьезно и проникновенно работает над образованием кармы. И как раз тогда, когда дело в том, чтобы полностью охватить глубины че­ло­ве­чес­кой души и из этих ее глубин развить интенсивно–радикальные способности, имен­но сфера Сатурна дает эти сильные способности. Ибо все то, что происходит в сфере Сатурна, оказывается сильно духовным, но таким духовным, что оно осо­бен­но глубоко внедряется в человека, когда он спускается к образованию своей зем­­ной организации: глубоко, глубоко внедряется это в его физическую ор­га­ни­за­цию. Осуществляется физическая организация, преисполненная энтузиазма в от­ношении изглаживания того, что душа пережила, наделала в прошлой земной жиз­ни. Это означает сильное прозрение в прошлое. Когда карма вы­ра­ба­ты­ва­ется в сфере Сатурна, тогда ясновидчески взирают на воспоминания, на прошлое; взи­ра­ют назад. Потом, когда человек снова спускается в земную сферу, у него об­на­ру­живается как бы отпечаток–негатив пе­ре­жи­того в сфере Са­тур­на. Интенсивное про­зрение в прошлое преобразуется в ак­ти­в­ное стремление к идеалам, которые ус­тремлены вперед, в будущее. Так что именно те люди, которые принесли вы­ра­бот­ку своей кармы из сферы Сатурна, суть люди, во­одушевленные будущим; они хотят действовать ради идеалов будущего как раз по­тому, что в сфере Сатурна, на­ходясь в чисто духовной жизни, они взирают пре­имущественно в прошлое.

Эта индивидуальность вновь родилась во второй половине во­сем­надцатого сто­ле­тия как ФРИДРИХ ШИЛЛЕР (1759–1805). И вот возьмите всю жизнь Шиллера, возь­мите ее так, как она выступила с чрезвычайно дей­ст­вен­ным, хотя ху­до­жест­вен­но, пожалуй и очень слабым, способом написания юно­ше­ских драм Шиллера — со всей их пламенностью, но прибавьте к этому чрез­вы­чай­ную серьезность, можно сказать, чрезвычайную меланхолию, которая лежит на шиллеровской душе, и вы увидите, что все трогательное юношеской судьбы Шил­лера проистекает из его меланхолического основного душевного строя; по­смо­трите, как он вы­ра­ба­ты­вает свою восторженную концепцию христианства, когда он стал знаком с Гете, — и взгляните на все это, как на передний план, и вы уви­дите за ним человека, ко­торый приобрел себе основу для этого в первом, втором хри­стианском столетии из переживания с одной стороны эллинского христианства, а с другой стороны из воз­мущения режимом римских кесарей; и как затем все это углу­билось вплоть до об­разования новой кармы в столь серьезно действующей сфере Сатурна. Шиллер, со­образно своей карме, есть действительно человек Сатурна.

Эти вещи не будут пережиты душой правильным образом, если при­слу­ши­ва­ешь­ся к ним только теоретически. Они только тогда будут правильно постигнуты душой, если они будут восприняты всею ею, — если душа сперва погрузится в это пол­ностью духовное бытие в жизнь в мире небесных светил (здесь — в сфере Са­турна); и если душа углубилась в отношении понимания действия той или иной земной судьбы, то затем уже наблюдают такое действие земной судьбы.

Я хочу привести другой пример, возникший совсем другим об­разом. Тут можно бу­дет взглянуть на одну индивидуальность, которая в своей сравнительно недавней, зем­ной жизни достигла известной сте­пени Посвящения. Но прежде, чем говорить об этой человеческой карме, я дол­жен коснуться одного во­проса, который собственно должен поставить себе каж­дый размышляющий о таких вещах, какие мы теперь обсуждаем, — и наверно мно­гие из вас уже ставили его.

Это есть вопрос возникает, когда вникаем в то, о чем говорится в ан­тро­по­соф­ских рассмотрениях, а именно, что во времена земного развития существовали По­­священные в великие тайны бытия, — Посвященные, действовавшие в среде зем­ной мудрости. Мы ведь взираем с глубоким уважением, с чрезвычайным поч­те­нием на этих древних Посвященных, выступавших в развитии человечества. Го­во­рилось о перевоплощениях, о повторных земных жизнях, и возникает вопрос: «А как перевоплощаются эти Посвященные?» — И этот вопрос можно про­должить и сформулировать еще так: «Пожалуй в наше вре­мя не живут во­пло­ти­в­шиеся Посвященные?» Разве должны быть именно для со­временности аб­со­лю­т­но изъяты эти Посвященные из теперешней жизни между рождением и смертью?

Это, конечно, не так. Но мы не должны забывать того, что человек, когда он как индивидуальность спускается из духовно–душевного, предземного су­щес­тво­ва­ния в земную жизнь, оказывается связанным с тем, что ему может дать та или иная эпоха уже в новом физическом теле, затем в воспитании и тому по­добных вещах. Эти вещи должны быть приняты человеком, во­пло­щающимся внутри зем­но­го мира. Мы можем направить ясновидческий взор на какую–либо ин­ди­ви­ду­аль­ность, получившую Посвящение в седой древ­нос­ти, и карма которого такая, что ей предстоит снова родиться в XVIII–XIX сто­­летии. Но в XVIII столетии нигде в земной цивилизации уже нет таких тел, какие были в седой древности, в до­ис­то­ри­ческие времена и отличались пластичной гиб­­костью, при­спо­со­бля­е­мо­стью к че­ловеческой духовной индивидуальности. Это ведь предрассудок деге­не­ри­ро­вав­шей науки, что человеческое тело, мол, с не­за­па­мятных времен всегда ос­тавалось тем же самым. На самом же деле оно в эпоху ма­териализма стало жес­т­ким, не гиб­ким, не пластичным, — им не легко управлять. Свой­ства, уна­сле­до­ван­ные от ро­дителей, опять–таки связаны с душевным строем, со всей внутренней ус­тановкой че­ловека, и они теперь таковы (отдельный человек мо­жет быть тут ни при чем, — в этом виновна вся цивилизация в целом), что час­тью того, что несешь в душе из вре­мени Посвящения, никак не можешь по­гру­зить­ся в физический ор­га­низм, а по­тому это не может вступить в собственное не­посредственное сознание, и ока­зы­вается возможным прийти только к не­по­с­ред­­ственному внешнему со­зна­нию со­временной эпохи, с которым люди полностью по­гружаются в физическое тело.

Тут я должен сказать нечто, пожалуй, очень парадоксальное, но вы должны бу­дете при­нять этот парадокс, ибо он есть истина. Видите, ли, Посвященные, жив­шие во времена седой древности, были избавлены от того, что теперь считается ве­­ликим благодеянием человеческого рода, но что теми Посвященными, если бы это случилось с ними, рассматривалось бы вовсе не как благодеяние, но как боль­шое препятствие к Посвящению. В наше время не допускается, чтобы какой–либо человек (пусть равный Посвященному седой древности) остался бы из­бав­лен­ным от обучения чтению и письму так, как это принято теперь. Многое ут­ра­чи­вается человеком вместе с тем родом и способом, как теперь учатся писать и чи­тать, — с этим вынужденным вживанием в формы букв, к которым, ведь, не име­ешь никакого человеческого отношения. Когда европейцы, эти «лучшие люди» по сравнению с дикарями, придя к американским индейцам, показали этим диким ин­дейцам формы букв, тогда эти индейцы испытали легкий страх и трепет, так как они приняли буквы за маленьких гномов и демонов. И вот, нечто такое, внутри чего присутствуют маленькие гномы, и что является совсем ненатуральным, столь чуж­дым, как все формы букв нашей письменности, преподносится человеку на шестом, седьмом году жизни. Что за отношение к человеческой жизни во всем мире имеет «А» или «В» в том виде, к какому мы бываем вынуждены обратиться, бу­дучи детьми? Никакого, даже самого малейшего! В Древнем Египте имелось хотя бы образное письмо, когда написанный знак имел сходство с дей­стви­тель­но­с­тью, и это приводило человека к сознанию, что написанное имело некое отно­ше­ние к действительности. Ныне же обучают буквам «А», «В», «С» и т.д. как чему–то, совсем чуждому жизни. Мы хотим в Вальдорфской школе избежать наи­больших ошибок, улучшить обучение грамоте, а потому ввели, среди прочего, этот образный способ обучения писать и читать. Но все то, что изгоняется из че­ловека, что убивается в нем посредством нынешнего общепринятого обучения пи­сать и читать, — об этом не могут судить люди, стремящиеся обо всем судить ма­териалистически, жить в мире, обладая лишь обыкновенным сознанием.

Видите ли, я сам не имел никакого столкновения с этим, — не так, как многие дру­гие люди. В моем «Жизненном пути» я достаточно отметил, что в возрасте пят­надцати лет я еще не мог орфографически правильно писать. Я чрезвычайно бла­годарен этому обстоятельству. Я был предохранен от многого того, от чего не бы­ваешь предохранен, когда уже можешь в пятнадцатилетнем возрасте ор­фо­гра­фи­чески правильно писать. Посредством многого, проистекающего таким образом из материалистического образования нашего времени, люди оказываются просто от­резанными от духовной (сверхчувственной) жизни. Это — гораздо более серь­ез­ный вопрос, чем обычно думают? Я отмечаю это здесь для того, чтобы вы ус­мо­трели, что Посвященный былых времен может ведь воспользоваться лишь тем вос­питанием и обучением, которое предлагается ему теперь. Что он может сделать иного, оказавшись в теле и душе, принадлежащих нынешней эпохе? Тут ему приходится оставить позади многое из того, что он имеет в себе как задатки. Од­нако тем не менее в проявлениях жизни, которые могут выступить в данную эпоху также и у человека, внешне выглядящего как простой смертный, а вовсе не как Посвященный, явственно прозревается кармическая связь с прошлым По­свя­ще­нием. В карме ведь реально действует не то, что по общерас­прос­тра­нен­ному мне­нию прежде всего действует в человеческой жизни. Если, например, имеют пе­ред со­бой человека с определенным складом ума, то при чисто рас­су­доч­ном по­ни­ма­нии кармы, очень легко склоняются к выводам, что это восходит к подобной же кон­фигурации рассудка в прошлой земной жизни. Но это — не так. Вещи, которые об­наруживаются кармически и действуют при переходе из одной земной жизни в другую, лежат в гораздо более глубоких душевных регионах, чем конфигурация рассудка. Мне нужно привести вам только один пример, и вы уви­дите, что карма влияет, происходит из других душевных областей, чем лишь рассудочная.

ЭРНСТ ГЕККЕЛЬ

Интересной личностью девятнадцатого столетия был ЭРНСТ ГЕККЕЛЬ (1831–1910). То, что больше всего поражало людей в Эрнсте Геккеле, так это — его ма­териалистически окрашенное мировоззрение, его борьба против уль­тра­мон­тан­ства, против римского папства, против римско–католической церкви. Он развил такой энтузиазм в этой борьбе, что в выражениях, которыми пользовался в этой борьбе, он бывал порой восхитительным, а часто и безвкусным. Однако, когда об­ращаешься к его карме, то находишь, что его самым важным прошлым земным во­площением был папа ГРИГОРИЙ VII (правивший в 1073–1085 г.г.), — великий, мо­гущественный папа, который хотел основать внешнее светское господство рим­ск­ого папства против внешней королевской власти. Он сначала был известен как монах ГИЛЬДЕБРАНД из среды сторонников церковной реформы «клюнийцев», на свой лад ведших борьбу против королевской власти в X–XI столетии; став папой под именем Григория VII, он решительно выступил против светского господства, про­тив королевской власти. Энтузиазм в отстаивании данного мировоззрения, эн­ту­зиазм в осуществлении импульсов, проистекающих из этого мировоззрения, — вот что выступает и действует из инкарнации Гильдебранда в инкарнации Геккеля. Это лишь один пример, показавший, что нельзя на основании внешнего суж­де­ния о какой–либо душевной конфигурации думать о возможности угадать прошлую земную жизнь, которая является решающей в этом отношении. Тут надо быть очень осторожным; и те особенности, которые можно заметить в человеке, но ко­торые в действительности порой являются мелкими, постигать посредством ду­хов­ного прозрения, и тогда за данным человеком постепенно выступает то самое, что было в его прошлой земной жизни.

ВИКТОР ГЮГО

Видите ли, особенно глубоко внедряется и действует карма Сатурна. Я хочу на­править взор на одну индивидуальность, которая в одной из прошлых ее ин­кар­на­ций действительно была Посвященным. В этом случае я говорю действительно объ­ективно и мне стоило некоторого усилия доработаться до той истины, которую я имею изложить вам, ибо эта индивидуальность в ее новом воплощении была мне, собственно, совсем не симпатична, — да и сегодня не симпатична мне. Дело идет ведь о констатировании объективных фактов, и, собственно, возможно, хотя это стоит усилий, с особенно большой надеждой на правильность прозрения кармы вы­яснять ее в отношении тех личностей, которые персонально не близки тебе из–за отсутствия симпатии к ним. Вот я хочу направить ваш взор на одну ин­ди­ви­ду­аль­ность, которая в одной из ее прошлых жизней действительно была По­свя­щен­ным и Посвященным посредством того мистериального метода, который был чем–то великим, могущественным в ходе развития человечества, — была По­свя­щен­ным в ирландские Мистерии (на них я указал в одной из моих драм–мистерий).

В этих Мистериях надо было многое проделать и пережить прежде, чем под­нять­ся к посвящению в тот образ мудрости, который воспринимался именно в ир­ландских Мистериях. Там тот, кто стремился к Посвящению, должен был сперва од­носторонне пережить все то, что откладывается в человеческой душе как со­мне­ние в отношении великих истин. Ученик прямо воспитывался к тому, что­бы смочь настолько сильно сомневаться во всем, насколько это вообще воз­­мож­но, — смочь сомневаться именно в отношении высших истин. И только после того, как он в своей душе пережил все то, что можно пережить при сомнении в высших ис­тинах, — трагизм душевных страданий, душевную подавленность, я сказал бы, ду­шевную раздавленность, — только после этого его подводили, сперва в има­ги­на­тивных образах, а затем в духовной реальности, к действительному по­сти­­­жению ис­тины. Так что каждый, посвященый в ирландские Мистерии, ­учался не только ве­рить в истину, но и не верить в истину. Только по­сред­ст­вом этого можно было с жизненной силой доказать непоколебимость своей при­вер­жен­ности к истине.

Еще другое чувство пробуждали у тех, кто искал мудрости Посвящения в Ир­лан­дии. Их доводили до ощущения, что собственно все существующее могло бы быть таким, как темное существование, то есть быть иллюзией, а не реальностью. Не только сомневаться в истине, но ощущать человеческое существование как ничто, ощущать небытие в человеческом существовании, — вот к чему подводили че­ловека. Затем его душа приводилась в верное настроение по отношению ко все снова формообразующим эфирным силам и по отношению к физическим силам, ко­торые действуют разрушительно, но с духовной (сверхчувственной) стороны все снова образуются, выводятся из их состояния разрушения, то есть по отношению ко всему тому, что пронизывает жизнь как из разрушительных сил, так и из снова со­зидающих сил. И чтобы его душа вполне пришла в этом отношении к има­ги­на­ции, его приводили к двум могучим скульптурным колоннам.

Ему приказывали надавить на одну из двух скульптурных колонн, но она всегда после этого восстанавливала свой облик, ибо эта скульптурная колонна была сделана со­вершенно пластичной; поэтому вдавленное место у ней снова восстанавливалось. Эта скульптурная колонна всегда сохраняла свою форму, и она казалась ученику как бы живой. И он погружался в торжественное настроение при этом не­по­сред­ст­венном впечатлении от живого тела, которое он мог испытать собственным ося­занием. Другая же скульптурная колонна была сконструирована таким образом, что при нажиме на какое–нибудь место у нее, получавшаяся деформация оста­ва­лась. Она исправлялась только через день, как это мог опять–таки установить сам ученик. Так перед учеником проходила внутренняя конституция эфирного и физического, — как нечто от истины, добытой на собственном опыте.

Это была первая ступень. Затем ученик проводился перед другими образами, все больше входя в активное постижение их внутренней конституции. Эти ученики ир­ландских Мистерий на самом деле сильно постигали, при участии их душевного строя, то, что есть духовная (сверхчувственная) действительность. Они считались с внеш­ней физической действительностью, но не очень много; в духовной же дей­­ст­вительности ирландские Посвященные жить умели. В то время, как в фи­зи­че­с­ком мире, далеко в Азии совершалась Мистерия Голгофы, в одном из ир­ла­н­д­ских мест Посвящения высшие священнослужители Ирландии возвысили свои ку­льтовые дей­­ствия до того, что Мистерия Голгофы была торжественно ото­бражена в куль­то­вом действии в то самое время, когда в Палестине она совершалась во внешней фи­зической реальности. Иначе говоря, в Ирландии был духовно пережит факт, фи­зически совершавшийся в другом месте Земли. Это должно пояснить вам, — в какую глубину собственно вели эти ирландские Мистерии.

Так вот, есть одна индивидуальность, которая в очень давнее время («... Во вре­мя пер­вого христианского столетия, когда древние великие Мистерии Ирландии были уже в состоянии упадка, но еще хранили великое знание... жила одна личность, по­лучившая довольно высокую степень Посвящения» (Р. Штейнер. Лекция в Па­ри­же 25 мая 1924 г. — Биб. № 239)) достигла известной степени Посвящения в эти ирландские Мистерии затем позднее пережила женскую инкарнацию, но ир­лан­дская инкарнация глубоко действовала в его душе. Тогда эта индивидуальность в последовавшей жизни между смертью и новым рождением проделала то, что пе­­реживают, когда проходят через выработку кармы в сфере Сатурна. все зна­че­ние душевных достижений, которые были добыты в ирландском Посвящении (не са­мом высшем Посвящении, но Посвящении до известной степени), тогда со­ве­р­ша­лись этой индивидуальностью в некой перспективе прошлого в связи с мировым свер­шением. Все значение того, чему можно было научиться в Ирландии лице­зре­лось на своем месте во всем прошлом деянии человеческого существа. То, как эта Ирландия постепенно развилась за столетия, за тысячелетия из человеческих ус­тремлений, выработалось тогда в некую величественную космическую панораму. Однако этой индивидуальности предстояло, когда она воплощалась в новое время иметь такое человеческое тело и получить такое человеческое воспитание, при ко­торых сокрылось самое важное из достигнутого ею и тем не менее это как–то из­живалось сообразно цивилизации девятнадцатого столетия. И опять–таки это об­­стояло так, что при вхождении в физическое тело, поистине не очень пригодное для того, что было пережито в ирландском Посвящении и обработано Сатурном в космическую панораму прошлого, эта душа, получившая затем совсем не­при­го­д­­ное воспитание, преобразовала это в идеалы, которые действовали в направлении к будущему. Но поскольку это должно было погрузиться в тело, которое не было таким, как замечательные тела древних ирландских Посвященных, но было телом француза девятнадцатого столетия, постольку многое из этого должно было от­сту­пить, преобразуясь все–таки в исполненные энтузиазма, но фантастические об­разы, которые тем не менее имеют в себе нечто проникновенное, ве­ли­че­с­т­вен­ное. Эта индивидуальность стала тогда личностью ВИКТОРА ГЮГО (1802–1885).

Вы видите, что даже в том случае, когда две, следующие друг за другом, земные жизни так непохожи, как жизнь ирландского Посвященного и жизнь Виктора Гюго, сквозь них действует карма. Действия кармы следует искать не во внешнем сходстве, но надо узреть то самое, что в подосновах человеческого существа пере­но­сится кармой из одной земной жизни в другую. И для того, чтобы направить ясно­видческий взор на карму конкретного человека, — да, даже на свою соб­ст­вен­ную карму, — для этого необходимо также и сегодня иметь правильное на­стро­ение, правильный душевный строй. Каждое кармическое наблюдение, соб­ст­венно, профанируется, когда его воспринимают в настроении происходящем из современного образования, современной цивилизации, современной… Про­зре­ния относительно кармы должны вступать в душу собственно на основе свя­щен­ного настроения, — происходить из насквозь благоговейного настроения. Соб­ст­венно надо каждый раз, когда подступаешь к кармической истине, ощутить в душе как бы приподнятие одной части покрывала Изиды. Ибо, в конце концов, именно карма раскрывает способом, наиболее подходящим для данного человека, то самое, чем была Изида, которая ведь имела следующее, внешне обозначающее ее, изречение: «Я есть то, что тут было, что тут есть, что тут будет». И тот способ, каким Изида может приблизиться к человеческой душе, выступает при рас­смот­рении человеческой кармы.

И, собственно, только тогда, когда взираешь на карму тем способом, как мы это теперь сделали, и, видя как она осуществляется во всемирно–историческом развитии, можно правильным образом, в правильном душевном настроении, взгля­нуть на то самое, что может быть является собственной судьбой и как эта судьба, как собственная карма, образуется и формируется, происходя из прошлых земных жизней, — во взаимодействии с тем, что человек пережил между смертью и новым рож­дением в духовных сферах небесных светил. Надо всем своим человеческим су­ществом обращаться к сверхчувственным мирам, когда в правильном настроении «читаешь» карму. Ибо кармическое наблюдение знакомит нас с закономерностью, которая совсем противоположна закономерности, существующей в мире внешней природы. Надо полностью выйти за пределы этой природной закономерности и смочь направить взор к некой духовной закономерности, если хотят душевным оком охватить закономерность действия кармы. К этому, конечно, наилучшим об­разом подготавливаются тогда, когда наблюдают яркую всемирно–историческую карму, чтобы почерпнуть из нее свет для понимания того, что может быть зна­чи­тель­ным при переживании нами собственной кармы, для наблюдения собственной кармы. И я хотел как раз посредством того, что показывал вам на примерах характерных личностей действие кармы во всемирной истории, подготовить ваше настроение для других кармических рассмотрений в следующие дни.