Воззрения, которые мы добыли вчера относительно подоснов кармы, могут быть еще существенно углублены. Мы увидели, что за тем, что обыкновенно во­с­­при­нимают в отношении человеческой судьбы, стоят высшие миры; и в от­но­ше­нии них обыкновенное восприятие человеческой судьбы подобно знанию че­ло­веком лишь букв, а не слов, свойственных какому–либо языку, без которых ему не­до­с­туп­но, скажем, такое произведение как «Фауст» Гете, текст которого со­стоит из ра­зличных комбинаций этих букв. Мы действительно можем яс­но­вид­чески узреть за той или иной человеческой судьбой жизнь и творчество высших миров и их Существ. Но эти воззрения могут быть еще более углублены.

Мы уже упоминали о том, что после смерти человек проходит через Лунную сфе­ру, и тогда он живет в сообществе с Первоучителями человечества, на­хо­дя­щи­ми­­­ся в этой сфере. В течение всей его жизни между смертью и новым рождением он живет совместно с теми человеческими душами, которые также прошли через врата смерти и ведут свое дальнейшее духовное существование между смертью и новым рождением, — а именно с теми человеческими душами, с которыми он каким–либо образом кармически связан. Но человек уже в Лунной сфере живет со­в­местно также с теми Существами, которых мы именуем Ангелами, Арх­ан­ге­ла­ми, Архаями; и далее, проходя через следующие сферы, он живет совместно со все более и более высокими Существами. Но не вполне правильно полагать, резко раз­граничивая, что та или иная небесная сфера в точности уделена какой–либо одной Иерархии. Но в общем можно сказать, что Архаи, Архангелы, Ан­гелы со­­­путствуют нам до нашего вступления в Солнечную сферу; и что тут мы по­том вжи­ваемся во все то, что мы должны сотворить между смертью и новым ро­­ждением совместно с Существами Иерархий Духов Формы, Движения и Мудрости; а затем мы вступаем в жизнь Марса и Юпитера, постепенно вжи­ваемся дальше — теперь несколько неопределенным образом — в сферы Пре­сто­лов, Херувимов, Серафимов. Какая–либо Иерархия не совпадает в точности с той или иной небесной сферой, с ее светилом. Но имеет значение нечто другое, важное также и для нас, когда мы хотим углубиться в частности кармических за­кономерностей.

Мы должны усвоить себе одно совершенно определенное представление, ко­то­рое сперва, может быть, покажется странным, когда исходят из привычек, ко­то­рые люди имеют на Земле в своих ощущениях и мышлении. Когда мы, как люди, стоим на Земле и вчувствуемся в здешнее существование, тогда мы мыслим, что земное есть непосредственно вокруг нас на поверхности Земли, под по­ве­рх­но­с­тью Земли и меньше — в атмосфере; и мы, исходя из определенного ощущения, на­­правляем свой взор ввысь, когда мы хотим увидеть так называемое сверхземное. Мы тогда, в своей душе, взираем на сверхземное как на нечто такое, что находится вверху над нами, И вот, хотя это покажется странным, но это поистине так; когда мы сами находимся в тех сферах, на которые мы с Земли взираем как на нечто сверх­­земное, тогда для нас наступает нечто совсем обратное. Тогда из тех сверх­зем­ных миров мы взираем вниз на земной мир, в известном смысле во время всего нашего существования между смертью и новым рождением мы взираем вниз на земной мир. Вы спросите: «Но разве мы недостаточно переживали земное уже здесь, на Земле, чтобы во время жизни между смертью и новым рождением взи­рать из сверхземного мира на это земное, так сказать, словно на какое–то подземное небо?»

Но если захотеть вникнуть в это, тогда надо принять во внимание нечто другое. То, что мы видим здесь, на Земле, когда мы, находясь внутри кожи в нашем фи­зическом теле, живем между рождением и смертью, и что мы видим вокруг себя в мировых далях это, конечно, грандиозно, величественно, это возвышает ум, душу и характер, ввергает нас в трагически–мучительные, исполненные стра­да­ний ситуации, это есть богатая жизнь. И стоя здесь, на Земле, человек с легкостью ска­жет себе: «По сравнению с величием и грандиозностью всего того — в осо­бен­ности звездного неба с его светилами, — что мы можем таким образом обо­зреть как наш высший мир, разве не является чем–то незначительным то, что жи­вет внутри нашей кожи и что, как физический человек, присутствует здесь на Земле от рождения до смерти!» — Однако это обстоит вовсе не так для того про­зрения, которое мы имеем между смертью и новым рождением. Тогда все то, что для нас, здесь на Земле, есть внешний мир, становится нашим внутренним ми­ром. Мы постепенно возрастаем в своей величине, продвигаясь в космических сферах. То самое, что мы наблюдаем, как самих себя, становится все больше и боль­ше. И если бы мы высказали по–земному, что мы тогда переживаем, то мы должны были бы сказать следующее.

Здесь на Земле мы говорим «мое сердце» и при этом думаем о чем–то таком, что находится внутри нашей кожи. Когда же мы оказываемся в жизни между смертью и новым рождением, тогда мы говорим не «мое сердце», но говорим «мое Солнце». Ибо Солнце тогда, на определенной стадии жизни между ро­ж­де­ни­ем и смертью, — после того, как мы возросли во Вселенной, — является в нас таким, каким на Земле есть в нас сердце (и это равным образом относится к ос­­тальным небесным светилам в их духовном облике, описанном мною). На­о­бо­рот, внешним миром для нас становится все то, что заключено внутри че­ло­веческой ко­жи. Но мы не должны представлять себе, что это тогда выглядит так, как это де­монстрирует анатом, производящий вскрытие трупа. Это выглядит вовсе не так, но выглядит величественнее и грандиознее, чем все мироздание, которое мы мо­жем обозреть с Земли как этот внешний мир. В том, что для физических внешних чувств предстает в виде сердца, легких, печени и так далее, — во всем этом с точки зрения, которую мы приобретаем между смертью и новым рождением, об­наруживается некий величественный, могущественный мир, более грандиозный, чем тот, который мы обозреваем отсюда с земной точки зрения.

И выступает еще другое своеобразие. Вот, вы можете сказать: «Но раз каждый чел­овек имеет тогда этот мир, то сколь многие миры будут перенесены туда после смерти, которую претерпевают все люди; значит, после смерти пришлось бы, соб­ственно, узреть бесконечно много миров, когда взираешь на людей после их смерти». Однако тайна состоит в том, что всех тех людей, с которыми бываешь каким–либо образом кармически связан, ты лицезреешь как некий единый мир, как единство. И к этим людям, с которыми бываешь кармически связан, при­мы­ка­ют другие, кармически связанные с ними, которые также более или менее об­разуют единство; становясь опять–таки связанными с нами, они составляют с нами некое единство. Ибо все становится иным, когда из физически–чувственного мира вступаешь в духовный (сверхчувственный) мир. Конечно, для человека, не­при­вычного к таким ощущениям, многое тут покажется парадоксальным. Однако надо то здесь, то там указывать на своеобразия духовного мира, как они об­на­ру­жи­ваются для мудрости Посвящения. Видите ли, здесь, в физически–чувственном мире, можно вести счет: раз, два, три; можно даже — хотя далеко не всегда — счи­тать деньги в физически–чувственном мире. Но в духовном (сверхчувственном) мире счет, собственно, не имеет смысла. Там число не означает собой ничего осо­бенного; там все есть более или менее единство; и то различие, которое надо про­водить между вещами, когда их считают, полагая одно наряду с другим, не су­ществует в духовном мире. Уже многое надо описывать в отношении духовного мира совсем иначе, чем в отношении физически–чувственного мира. И, таким об­разом, то самое, что здесь физически является человеческими внутренностями, вы­глядит совсем иначе с точки зрения духовного мира. Строение человека является там величественнее и могущественнее, чем синева неба, видимого отсюда с Земли. И то, что в течение жизни между смертью и новым рождением мы вырабатываем совместно с высшими Иерархиями для ближайшей земной жизни, — это ведь должно быть включено в строение человека, как то душевно–духовное, какое пронизывает и, пронизывая, оживляет строение человека. Ибо как же развивается на Земле эта человеческая жизнь?

Посредством наших родителей мы, вступая из нашего предземного су­ще­ство­ва­­ния в земную жизнь, получаем при рождении по видимости целиком физическое тело. И это могло бы выглядеть таким образом (но в действительности это так не об­стоит), как если бы мы со своим душевно–духовным существом спускались из сверх­­чувственного мира, переходя от предземного существования к земному, и чи­сто внешне соединились с тем, что приготовили нам родители в физическом мире, — что образовалось в материнском теле. Однако это обстоит не так. В дей­­­­ствительности то, что мы имеем в нашем физическом теле в виде физической суб­­­станции, — это ведь непрестанно изменяется. Вам нужно только вспомнить о ваших ногтях и ваших волосах. Вы обрезаете ногти — они же все время постепенно растут. Но это лишь внешнее проявление того, что в действительности человек не­­­престанно шелушится и снова заменяет изнутри то, что отшелушилось и от­бро­шено наружу: материя непрестанно вытесняется наружу, отбрасывается. И по про­­ше­ствии семи­–восьми лет оказывается, что мы отбросили и заменили новым все то, что имели как физическую субстанцию. Видите ли, дело обстоит так: я был рад семь лет назад держать речь в Бреслау перед некоторыми из при­су­т­с­т­ву­ю­щих теперь здесь; эти друзья тогда также сидели на стульях передо мной. Но от той фи­зической материи, которая тогда восседала на стульях, теперь больше ничего нет: вся она отброшена, вся заменена другой физической материей, а то, что ос­­та­лось, есть душевно–духовная индивидуальность. Она уже была в предземном су­­ще­с­тв­овании до рождения на Земле. Она была в предыдущих земных жизнях, она была, так сказать, верна самой себе. Но та субстанция физического тела, которая пре­жде восседала на стульях, давно развеялась и унеслась в другие места.

Этот обмен физической субстанции, который совершается в период от семи до восьми лет, происходит, начинаясь с рождения. Мы получаем от наших ро­ди­те­лей переданным от них именно это субстанциональное, и его формирование про­исходит до смены зубов. А то, что мы субстанционально формируем потом, — это делаем мы, исходя из нашей индивидуальности. Эта смена зубов есть нечто очень важное. Вы получили от родителей, унаследовали некую модель; эта модель по­­добна родителям, в ней заключены наследованные свойства. Наша духовно–ду­­шевная индивидуальность медленно формирует сообразно этой модели наше вто­рое тело, которое существует от смены зубов до наступления половой зрелости, и тогда оно опять «выталкивается»; затем начинает существовать третье тело. А то, что мы в действительности наследуем так, что определенные унаследованные свой­ства остаются, — это зависит от того, что мы воспроизводим их в нашем втором теле сообразно родительской модели. То, что мы воспроизводим позднее, — это мы устраиваем в меру того, что мы приобрели в доземном существовании как некое бессознательное искусство формировать человеческий организм, исходя из его тайн. Наше тело до смены зубов не служит ничему другому, как тому, что­бы мы были — согласно нашей карме — похожими на родителей. Но есть тай­ны, глубокие всеобъемлющие тайны, согласно которым человеческий ор­га­ни­зм построен как чудесное отображение внешнего небесного мироздания, — мы их узнаем, в их самой внутренней сущности, во время жизни между смертью и новым рождением. И тогда там мы должны научиться при прохождении первой по­ловины нашего солнечного существования такому переживанию прошлого, чтобы, вживаясь во вторую половину солнечного существования, возыметь по­бу­ж­­дение выработать основу нашей кармы. Тогда мы взираем в чудесное свершение, которое протекает между нами и Существами высших Иерархий во время жизни между смертью и новым рождением.

Здесь, на Земле, мы окружены минералами, растениями, животными и еще дру­гими людьми; мы шествуем между смертью и новым рождением с другими че­ло­веческими душами, как это было описано, но имеем дело тогда не с ми­не­ра­ла­ми, растениями, животными, а с Архаями, Архангелами, Ангелами и совместно с ними образуем нашу карму. И в течение всего этого времени мы страстно вгля­ды­ваемся вниз, в здешний земной мир как в нечто такое, куда направлены все наши душевные силы, устремления, — подобно тому, как мы, здесь на Земле, между рождением и смертью со светлой тоской устремляем взор ввысь к Не­бес­ному. И дело обстоит так, что мы, поднимаясь в Лунную сферу, в сферу Меркурия, в сферу Венеры, врастаем в область Иерархий Ангелов, Архангелов, Архаев. В них мы имеем Судей в отношении нашего добра и зла, а также в отношении сте­пени нашей искалеченности. Там мы имеем Судей, выносящих приговор, — там мы прежде всего оказываемся подвластны космическому Суду. Придя в Сол­не­чную сферу, мы приходим к Духам Формы, Духам Движения, Духам Мудрости, которые не просто всего лишь Судьи, но Существа вырабатывающие нашу карму.

Эти Существа — Духи Формы, Движения и Мудрости — обитатели пре­иму­ще­ственно Солнца, но вместе с тем они естественно обитатели и всей Все­лен­ной в це­лом. По своей сущности они принадлежат к духовным (сверх­чув­ствен­ным) мирам. Но требуются «посредники» между духовными мирами и физически–чув­ст­вен­ными мирами, и эти «посредники» суть Престолы, Херувимы и Се­ра­фи­мы. Они обладают высшим рангом в духовном Космосе не только потому, что они являются са­­мыми духовно могущественными, то есть в духовном переживании, а также потому, что это духовное, переживаемое ими в духовном мире, они затем осу­ществляют в физическом мире. Когда мы находимся между смертью и новым ро­ждением, как это я уже описывал, и страстно вглядываемся вниз на Зе­млю, тогда (если мы сознаем это наше вглядывание в земной мир) мы ясно­вид­чески ли­цезреем то замечательное, что переживают между собой Се­ра­фимы, Херувимы, Престолы. Итак, мы взираем вниз, видим глубоко по­тря­са­ющие нас результаты деяний, которые совершаются между Серафимами, Хе­ру­вимами, Престолами. Мы постепенно научаемся понимать эти деяния — деяния, ко­торые разыгрываются между Серафимами и Серафимами, Херувимами и Хе­ру­вимами, Престолами и Престолами и опять–таки Престолами и Серафимами, Пре­столами и Херувимами, и т.д. Они там свершают нечто, справедливо из­гла­жи­вающее, о чем мы имеем чув­ство, что это касается нас (если мы постепенно на­­учаемся понимать это). Что же это такое? Это есть образ того, что получается в мировом свершении из того, чем мы были в минувшей земной жизни в от­но­ше­­нии добра и зла. Добро должно иметь добрые последствия, а зло — злые. Се­­ра­фи­мы, Херувимы, Престолы вза­и­мо­действуя между собой формируют по­­с­л­е­д­ствия того, что мы посеяли на Земле. То, что мы учинили как злые поступки, име­ет злые последствия в космическом бы­тии. Мы лицезреем Серафимов, Хе­ру­ви­­мов, Престолов в свершении, яв­ля­ю­щем­ся последствием наших злых по­ступков. И мы постепенно учимся познавать, что в ходе мирового свершения то, что про­ис­ходит между Серафимами, Хе­ру­ви­ма­ми, Престолами, есть не­­бесное из­живание нашей кармы прежде, чем мы сможем изжить ее на Земле. Ис­­пы­ты­ва­емое нами по­трясение усиливается еще и по­тому, что мы сами говорим со всей той силой, которую мы можем иметь в ду­ховной (сверхчувственной) жи­з­ни, какую мы проводим между смертью и новым ро­ждением: «То, что Се­ра­фи­мы, Херувимы, Престолы переживают в их бо­же­ст­вен­ном бытии, — это претерпит свое справедливое изглаживание, когда мы ис­пы­таем это от самих себя в бли­жа­й­шей земной жизни».

Так наша карма сперва сверхземным образом переживается Серафимами, Хе­ру­­вимами, Престолами. Да, эти Боги в их духовности суть прежде всего Творцы зе­­много мира. Они должны сперва пережить все это сами. Они переживают это в сфере духовного (сверхчувственного); затем это осуществляется здесь, внизу, в сфе­ре чувственно–физического. То, что мы переживаем как нашу карму, — это сперва переживают в их божественном бытии Серафимы, Херу­ви­мы, Пре­сто­лы, и тем создают сумму сил, которая формирует нашу карму. Так пе­ре­жи­ва­ем мы су­­ществование в планетарных сферах; так переживаем сперва суд на нами, тво­ри­мый Архаями, Архангелами, Ангелами. Но тут вмешиваются Се­ра­фи­мы, Хе­ру­ви­мы, Престолы, чтобы предварительно пережить в себе нашу карму. И как мы пе­реживаем в себе самих то, в чем мы стали виновны перед миром вслед­ствие на­ших прежних поступков, так переживаем мы в праобразе, со­­з­да­ва­е­мом Богами, то, что должно свершиться посредством нашей кармы. Это дей­­с­т­ви­тельно сложное пе­реживание, но оно именно такое, что в основе земной жизни пол­ностью лежит сверх­земная жизнь. И тогда, если мы таким образом по­лучаем пред­чувствие о том, как богата содержанием эта жизнь между смертью и новым рождением, и если мы ее содержание соединим с содержанием земной жиз­ни, — вот тогда мы впе­рвые получаем реальное представление о том, что, соб­ственно, происходит в мире через человека, с человеком, в человеке. Тогда, ко­нечно, наше человеческое са­мопознание углубляется правильным образом, про­оду­шевляется и оду­хо­тво­ря­ет­ся. И только тогда, когда то, что происходит в ходе земной человеческой жизни, рас­сматривается так, что это прозревают на фоне того, что предварительно про­ис­ходит в духовном мире, — только тогда наблюдают эту жизнь в ее истине.

Вот, мы видим, как здесь, на Земле, выступают люди. Родившись, они становятся детьми; они подрастают; они выступают, вкушая ту или иную жизненную судьбу, творя, работая, неся в себе те или иные способности. Из этих способностей, из дей­ствий людей, из мыслей, ощущений людей слагается также историческая жизнь людей в ходе времени. Однако, все люди, которые так вступают в земную жизнь, про­­текающую между рождением и смертью, — все эти люди проделали более ран­ние земные жизни, в которых они иным образом переживали земное су­щес­тво­­вание, иным образом с ним обращались, его формировали. Во всех следующих земных жизнях действуют последствия прошлых земных жизней. Но понять всю их взаимосвязь мы сможем только тогда, когда мы направим взор в жизненные эпохи между смертью и новым рождением.

Тогда мы приходим и к верному пониманию истории. Ибо тогда все предстает для нас сразу так, что мы можем сказать себе: «То, что в той или иной земной эпо­хе выступает как судьба, это приходит из некой более ран­­ней земной эпохи. Ка­ким образом то, что происходит в более раннюю земную эпоху, переходит в более позднюю?» — Историки это давно описывали так, что они изучали и свя­зы­вали факты, следующие в истории друг за другом. Но тогда вовсе не могли ус­мотреть, каким образом более позднее происходит из более ран­него. Потом при­шли другие, сказавшие, что в истории действуют и осу­ществляются идеи. Одна­ко тот, кто мыслит реально, никак не может пред­ста­вить себе, чтобы идеи осу­ще­ст­в­ля­лись. Потом пришли третие и, как представители ма­териалистического по­ни­ма­ния истории, сказали, что это — болтовня! Осу­щес­твляют себя только эко­но­ми­ческие взаимоотношения, и из них проистекает все. Пришло механическое, ма­­териалистическое понимание истории. Но все это является, собственно, сколь­же­нием по поверхности. В действительности же то, что было совершено в более ран­ние исторические эпохи, переносится в поз­днейшие самыми людьми. Те люди, ко­торые сейчас сидят здесь, — все они ведь жили в более ранние исторические эпо­хи. То, что теперь делается с вами, — это есть следствие того, что вы сделали в про­шлых жизнях. Так обстоит со всем ве­ликим и малым, происходящим в ходе истории. Посредством самих че­ло­ве­че­с­ких душ более раннее переносится в более по­зднее. Благодаря пониманию этого уг­лубляется человеческая концепция жизни: че­ловек может рассматриваться также и как носитель исторического развития. Но так его рассматривать становится воз­можным лишь тогда, когда в человеческой жизни добираешься до того, что между смертью и новым рождением совершается в небесных сферах Существами высших Иерархий совместно с человеком.

ГЕНРИХ ГЕЙНЕ

Для наглядности приведу пример. Сравнительно недавно, во время, не­по­сред­ст­венно предшествовавшее основанию христианства, был воплощен на Во­стоке, в индийской жизни, Посвященный. Вследствие того, что эта ин­ди­ви­ду­аль­ность в своем индийском воплощении имела плохое зрение (надо вхо­дить в конкретные ча­с­тности, когда обсуждаешь кармические за­ко­но­мер­но­сти), она все видела вокруг себя более или менее поверхностно. Она находилась внутри мистической ин­ди­й­с­кой жизненной концепции; затем она прошла через дру­гие воплощения, которые име­ли меньшее значение. А потом она прошла через жизнь между смертью и но­вым рождением, во время которой все то, что эта ин­дивидуальность отложила в своей душе из индийского поверхностного пе­ре­жи­вания, сформировалось в сфе­ре Меркурия, отчасти же в сфере Венеры и от­ча­сти в сфере Марса. А у боль­шин­ства людей дело обстоит так, что карма ха­ра­к­тер­но образуется, происходя пре­и­му­щественно из одной планетарной сферы. Но тут при взаимодействии этой ин­ди­видуальности с Существами высших Иерархий по­лучилось, что при фо­р­ми­ро­ва­нии внутренних способностей — при кар­ми­чес­ком преобразовании тех спо­со­б­ностей, которые некогда произошли из ин­дий­с­ко­го переживания, — работали по­чти в равной мере сферы Меркурия, Ве­неры и Марса. Эта индивидуальность выступила в XIX столетии в виде личности Генриха Гейне (1797–1856).

Мы рассмотрели пример, добытый из глубин духовной (сверх­чув­ст­венной) жи­з­ни посредством особенно добросовестного духовного исследования и вынесеный на поверхность. Тупой поверхностный обыватель (филистер) сказал бы: «Это от­ни­мает у меня весь аромат этой личности; я хочу иметь ее в ее эле­ме­н­тарных свой­с­твах». Тупой обыватель мог бы это сказать — он тоже имеет свои человеческие пра­ва и даже право быть тупым обы­вателем. Но вглядываясь глубже в факты, мы при­ходим к тому, что на свет божий выступают подосновы, «заготовки» истинной дей­ствительности. И тогда можно уже сказать следующее. Жизнь, также и жизнь от­дельного человека, не де­лается беднее в своем значении, но она становится бес­ко­нечно богаче, когда ее на­блюдаешь на фоне таких подоснов. Когда действительно на­блюдаешь, как из этой проблематичной, фрагментарной жизни Гейне XIX века вспы­хивает то, что некогда было индийской инкарнацией и что затем сделалось из нее под всевозможными влияниями в сферах Меркурия, Венеры и Марса как их по­следствия. При посмертном существовании в сфере Марса то, что в прошлой земной жизни было усвоено как особенная способность, развилось, выработалось в агрессивный ум для следующего земного существования. В сфере Меркурия эта спо­­собность кармически преобразовалась в наклонность души порхать над ощу­ще­­ниями и понятиями. И в сфере Венеры в человеческую способность, силу пре­д­ставления могло войти нечто духовно–эротическое.

Итак, мы видим благодаря тому, что мы, обозревая человеческую жизнь, од­но­временно включаем ее в космическое существование, оказывается, что то, что мы таким образом усматриваем в человеке, поистине не беднее, чем то, что мы име­ем при так называемом непосредственном элементарном наблюдении. Это об­стоит так, что тогда видишь, как более раннее историческое свершение пе­ре­хо­дит в позднейшее и как «посредниками» являются миры небесных светил с их Су­ществами. Тогда история не остается набором из тридцати двух букв, но мы на­учаемся читать ее, когда мы видим, как за отдельными человеческими судьбами стоят деяния Божественных миров в целом; и еще грандиознее, сильнее рас­ши­ря­ет­ся историческое становление человечества, когда мы находим вплетающиеся в него отдельные человеческие судьбы.

ВОЛЬТЕР

И возьмем другой пример. Есть одна индивидуальность, приобретшая осно­ва­­тель­ное для того времени образование, когда по Земле через Северную Африку и Испанию распространялся ислам. Тогда в Северной Африке еще су­ще­с­т­во­­вали шко­лы, подобные той, в какой прежде получил образование Св. АВ­ГУ­СТИН (354–430), но в то более позднее время эта школа была уже в со­сто­я­нии упадка. Эта индивидуальность изучала многое из того, что было присуще этим школам и что еще содержало в себе многое, происходящее из древних Ми­с­терий, но уже — в состоянии упадка. Затем эта индивидуальность очутилась в Испании, вступила там в связь с ранней (а не поздней!) еврейской каб­ба­лис­ти­че­с­кой школой, опять мно­гое восприняла из этой ранней каббалы и стала духом, ко­торый таким образом имел в душе нечто манихейско–каббалистическое и с боль­шой внутренней бег­ло­с­тью этим распоряжался. Эта индивидуальность прошла свое дальнейшее развитие в жизни между смертью и новым рождением — осо­бен­но в сообществе с теми существами, которые имеют дело с посмертным су­ществованием человека в сфере Марса. Она усвоила себе во время существования в сфере Марса агрессивный ум, а также, кроме этого агрессивного ума, беглость речи, именно нечто со­бла­з­ни­тель­ное в даре речи — легкость словесного изложения всех возможных проблем, какие она имела в своей душе от прошлой земной жизни. Потом она воплотилась в восемнадцатом столетии и стала ВОЛЬТЕРОМ (1694–1778).

Видите ли, надо знать, что здешнее существование Вольтера восходит к пе­ре­жи­­­ваниям, которые были в чем–то подобны тем, какие имел Августин в своей мо­­ло­до­сти, — и к дальнейшим каббалистическим переживаниям со всем тем иро­ни­­чес­ким, что было в первоначальной каббале. Надо знать все это и узреть вза­и­мо­­связь этих двух земных жизней в том, что лежит между ними — в жизни между смертью и новым рождением. Только это делает для нас мир целостным и вводит нас в действительность. Когда же мы рассматриваем лишь земные жизни, то сперва име­ем нечто совсем бессвязное в следующих друг за другом земных жизнях. Не ус­­мотреть, как одна переходит в другую, являясь лишь фрагментами. Ибо то, что ле­­жит между ними, не прозревается. Однако действительность заключает в себе все это. Таким образом, чтобы подойти к действительности, проникнуть в нее, надо не только мир природы, но и человеческое существо наблюдать сообразно его духовным «кулисам».

В этом отношении должно уже быть так, что отныне в наше движение вступает но­­вый вопрос. Когда в 1902 году была основана в Берлине Немецкая Секция Тео­софского Общества, то я объявил как название моей первой лекции, которую я тогда хотел прочесть, — «Практические кармические упражнения». Да, эта лек­ция была объявлена, но она не могла быть прочитана из–за существовавших тогда отношений. Тогда были различные старые члены теософского движения, ко­торые имели свои представления о том, о чем можно говорить и о чем не следует говорить; сообразно этому образовалась вся среда, вся атмосфера Тео­с­о­ф­­ского Общества. Те, которые были его руководителями, стали бы на голову, если бы я начал тогда говорить о практических кармических упражнениях. Те­о­с­о­фское движение просто еще не созрело для этого. Это надо было сперва во мно­гом подготовить. И на самом деле, эта подготовка длилась два десятилетия, даже больше. Но при проведении Рождественской конференции был ниспослан импульс — без­ого­во­ро­чно, напрямик раскрыть то, что может быть исследовано в отношении при­ро­д­ных областей духовного (сверхчувственного) мира, а также без­оговорочно, на­пря­мик раскрыть то, что может быть исследовано в отношении че­ловеческих об­ластей духовного (сверхчувственного) мира. Поэтому в будущем внутри Ан­тро­по­софского Общества будет безоговорочно говориться о том, в от­ношении чего уже с самого начала было намерение сказать, но к чему это Ан­тро­пософское Общество должно было созреть лишь постепенно. Это есть также нечто такое, что как эзотерический процесс (Zug) вступило в Антро­по­соф­ское Общество бла­го­даря Рождественской конференции. Эта Рождественская кон­ференция дей­с­т­ви­тельно вовсе не была какой–то игрой, но была принятием новой ответственности со стороны духовной (сверхчувственной) области за антро­по­софское движение.

Видите ли, когда можешь узреть то, что есть в жизни между смертью и новым ро­­ждением, тогда как раз благодаря этому можешь уяснить себе — насколько мно­­гообразен, насколько многосторонен мир. Ибо когда, с одной стороны, го­во­­ришь, что в сфере Марса стимулируются для последующей земной жизни аг­рес­сивный ум, мастерство речи, то это есть только одна сторона действительности; вну­три марсовой жизни стимулируются также и другие стороны, другие свойства че­­ловека. Это имеет место также и у Юпитера. Сферу Юпитера и его Существ пе­реживают, когда обладая прозрением Посвящения, ясновидчески взирают на то, что произошло между 49–м и 56–м годами своей жизни, и затем гасят это са­­монаблюдение. Тогда уже при виде того, что совершается на Юпитере, можно стать несколько потрясенным. Ибо эти существа Юпитера совсем иные, чем люди. Возь­мем только одно качество человека, возьмем мудрость. Люди говорят: мы явля­емся мудрыми. — Но с каким трудом добывает человек себе эту мудрость! Иметь хотя бы капельку мудрости — как это трудно достижимо. Через сколь мно­­гое надо внутренне пробиться, чтобы в какой–либо области приобрести хоть не­много мудрости. Все это не является необходимым для существ Юпитера. Они воз­никают вместе с мудростью — я не могу сказать, что они рождаются; ибо так, как происходит на Земле возникновение человека в виде эмбриона, существа Юпи­тера не возникают. Вы должны себе представить, что в атмосфере Юпитера есть нечто, подобное таким образованиям, как облака на Земле. Если вы себе пред­ставите, что из этих облаков образуются человеческие тела и затем слетают вниз на Землю, тогда это было бы аналогично тому, как на Юпитере из своего рода облаков образуются новые существа, но они образуются так, что словно вы­летая из облаков, они имеют своим главным свойством мудрость. Как мы имеем в себе кро­вообращение, так они имеют мудрость. Однако, она не является для них заслугой, достижением — они просто имеют ее. Поэтому мыслят они совсем иначе, чем люди.

Это действует сперва потрясающе при ясновидческом восприятии существ Юпи­те­­ра, но затем постепенно привыкаешь. И все на Юпитере пронизано и про­ник­ну­то мудростью, как на Земле — воздухом. Мудрость там субстанциональна; она стру­­ится на Юпитере в ветре, изливается на Юпитере в бурях, концентрируется в облаках атмосферы. Но это всегда — опять–таки существа, которые вздымаются в образующихся облаках мудрости. В этом живут преимущественно Херувимы, ко­­торые в этой связи формируют совместно с человеком его карму. Однако в этом живут также и другие импульсы. Но вот что имеет безусловное значение. То, что человек пережил, сотворил в минувшей жизни, кармически собирается вместе, формируется силами мудрости, но мудрости, сообразной его собственному по­ниманию. Потом он спускается вниз на Землю и несет на себе отпечаток того, что он приобрел благодаря тому, что он пережитое раньше на Земле собрал вместе и сформировал сообразно собственному пониманию мудрости, — что затем при­хо­дит к своему выражению самым различным образом. Также и для этого следует пример.

ГЕТЕ И ЭЛИФАС ЛЕВИ

Есть одна индивидуальность, которая вводит нас в прошлое древней Греции, — в атмосферу школы Платона, но одновременно также и мастерской скульптора. Одну из ее самых важных инкарнаций эта индивидуальность пережила как скуль­п­тор в эпоху классической Греции. То, что она тогда пережила, она внесла в ее по­следовавшие промежуточные воплощения, которые были менее важными. Свою карму для своей последней земной инкарнации эта индивидуальность пред­ва­рительно выработала в особенности в сфере мудрости Юпитера.

Другая же индивидуальность ведет нас в прошлые времена, когда Америка еще не была заселена европейцами, — ведет в Центральную Америку, в Мексику. Она жила тогда в упадочных Мистериях прошлого исконного населения Мексики. Она училась познанию того, что тогда жило как мексиканские Боги, — когда еще были живыми взаимосвязи тогдашних учеников Мистерий с духовными (сверх­чув­ственными) Существами. Сегодня ученые люди опять говорят (это ведь есть их осо­­бенная карма, но для этих людей не особенно счастливая карма) об этих Богах с именами Кветцалькоатль, Тецкатлипока и Таотль; однако из этих описаний по­лу­чаешь едва ли много больше, чем знание только имен. Но та индивидуальность, о которой я говорю вам, жизненно жила внутри тогдашних, хотя и упадочных, Мис­терий. Для нее Бог Таотль, или Кветцалькоатль, был чем–то живым. И на самом деле это были колдовские, живые Существа. И там, в упадочных Мистериях Квет­цалькоатля, эта индивидуальность вживалась в их, тогда уже совсем суеверное, ма­гическое содержание; вживалось в такое Существо, как Тецкатлипока (Тец­ка­тли­пока был своего рода Змеиным Богом, с которым чувствовали себя астрально свя­занными), и это становилось для нее интенсивно жизненным. Эта ин­ди­ви­ду­аль­ность жила как мужчина внутри мексиканских Мистерий, затем в жизни между смертью и новым рождением она прошла через сферу мудрости Юпитера, а потом во­плотившись, без промежуточной инкарнации, жила в XIX столетии.

Первая же индивидуальность, которая жила в Греции как мужчина, затем прошла через две промежуточные женские инкарнации. После греческой инкарнации она также прошла в своем посмертном существовании через сферу Юпитера так, как ее мог пройти скульптор, на греческий лад переживающий пла­стический способ представления, который тогда был действительно жизненным. Пластический подход, который можно было пережить в Греции при скульптурной компоновке фигуры человека, был в сфере мудрости Юпитера запечатлен этой индивидуальностью в ее постижении всего мира, исходя от образования формы; позднее она воплотилась — вместе с ее, запечатленным благодаря Юпитеру, эллинизмом — в человеческом теле и стала ГЕТЕ (1749–1832).

Другая индивидуальность также прошла через сферу Юпитера и также за­пе­ча­тле­ла в сфере Юпитера то, что можно было пережить в мексиканских Мистериях. Однако в сфере Юпитера не могло возникнуть то же самое из земной жизни, пережитой в Греции так, как я это описал, и из земной жизни, пережитой в Мексике так, как я это описал. И то и другое прошло через сферу мудрости Юпитера, но стало таким, каким оно должно было стать сообразно формирующим силам, происходящим из минувшей жизни. Эта индивидуальность, прошедшая через мексиканские Мистерии, воплотилась, пройдя через сферу Юпитера, как ЭЛИФАС ЛЕВИ (Это — псевдоним аббата А.Л.Констана, писавшего в третьей четверти XIX века.) (1810–1875). Тут вы имеете примечательным образом превращенные в «мудрость» магическо–ритуальные действия, магические культы. Это есть неполноценная карма Юпитера, несмотря на всю ее духовность.

Отсюда можно усмотреть, как взаимодействует то, что человек испытал в земной жизни, и то, чем он стал между смертью и новым рождением. Позднейшая жизнь всецело образуется согласно прошлой жизни, но те же самые сферы могут многообразно перечеканить в карму то, что проделано, испытано человеком в земной жизни. Если так всматриваться в образование человеческой жизни в кармическом смысле, то впервые эта человеческая жизнь открывается в ее глубине. Тогда она обогащается, впервые является во всей своей реальности, — тогда только можно действительно познать человека и человеческую жизнь.