Теперь все дело в том, чтобы изобразить, как конкретный антропософ переживает себя в своей карме просто вследствие того, что он в силу тех предварительных условий, о которых мною было сказано, включил себя в Антропософское Общество, или, по меньшей мере, в Антропософское Движение. Для этого необходимо, чтобы я еще добавил кое-что сегодня для разъяснения того, что я излагал здесь в последний понедельник (28 июля). Мною было указано на преисполненную значения сверхчувственную Школу обучения, бывшую в начале 15-го столетия, которую можно охарактеризовать следующим образом: Великим Учителем в ней был сам Михаил. И сонмы человеческих душ, которые тогда находились между смертью и новым рождением, а также и сонмы таких духовных существ, которые не были предназначены вступать в какую-либо инкарнацию, но вели эфирное или иное высшее существование в течение тех Эонов, в которых мы живем, — все они, эти существа — словом и человеческие, и сверхчеловеческие, и стоящие ниже человека — принадлежали, так сказать, к обширному кругу учеников Михаиловой Власти. И в последний понедельник я охарактеризовал кое-что из содержания преподававшегося там учения.

Сегодня мы хотим прежде всего прояснить один пункт, а именно: предпоследнее правление Михаила, а по отношению к его современному правлению — последнее, продолжавшееся в дохристианское время три столетия и закончившееся Александром Великим. Это земное правление Михаила сменилось затем правлениями других Архангелов. К тому времени, когда на Земле произошла Мистерия Голгофы, Михаилово общество — с теми духовными существами, которые к нему принадлежали, — пребывало в сверхчувственном мире. Они ощущали Мистерию Голгофы таким образом, что Христос именно тогда покидал их сферу — сферу Солнца. В то время люди, жившие тогда на Земле, должны были ощущать Мистерию Голгофы, как пришествие Христа к ним на Землю.

Это есть великая, я бы сказал, решающая противоположность в переживании, какое довелось тогда иметь человеческим душам одного и другого рода. И нам надо всем сердцем углубиться в эту противоположность. Потом началось время, когда Космический Разум, то есть Разумная Сущность, которая была распространена по всему миру и состояла под неограниченным управлением Михаила вплоть до конца эпохи Александра Великого, стала постепенно переходить во владения людей на Земле, так сказать, отпадать от Михаила.

Видите ли, мои дорогие друзья, поступательное развитие человечества происходило в отношении этих вещей следующим образом. Вплоть до конца времени Александра Великого и даже после эпохи Александра, а для некоторых александровых групп еще дольше, всегда наличествовало сознание, что если кто-либо был разумным человеком, то он не сам развивал в себе эту разумность, но она была ему дарована из духовных миров. Если мыслилось нечто такое, что было разумным, то факт этой разумности приписывали инспирации духовных существ. Это есть как раз особенность нового времени, что люди разумность приписывают самим себе. И это произошло потому, что управление Разумом перешло от Михаила в руки людей.

Михаил, когда он в конце 70-х годов 19-го столетия опять вступил в свое регентство над водительством земными судьбами, то нашел Космическую Разумность, которая, начиная с восьмого или девятого столетия начала отпадать от него. Когда же опять распространилось Михаилово правление, сменив собой правление Габриэля, тогда Михаил, придя к обладающим разумом людям, пришел, так сказать, к тому, о чем он мог сказать: «Тут я опять нахожу то, что от меня отпало и чем я раньше правил». И тот великий средневековый спор между руководящими личностями доминиканского ордена и теми, кто, неся продолжение азиатского александризма, переселились в Испанию, как Аверроэс и его приверженцы, — этот спор состоял, собственно, в том, что Аверроэс и его приверженцы, то есть магометанские позднейшие аристотелики, говорили: Разум есть нечто всеобщее. Они говорили только о некоем Всеразуме, а не о каком-либо человеческом разуме. Это было так, что отдельный человеческий разум является для Аверроэса лишь своего рода отражением в отдельных человеческих головах того, что в реальности есть только нечто всеобщее.

Представьте себе, что мы имеем зеркало — вот так (Рудольф Штайнер рисует на доске): и я мог бы, конечно, вместо этого одного зеркала нарисовать девять зеркал, а также сотню и тысячи и миллионы их. Вот здесь находится некий предмет, который отражается во всех зеркалах. Так это представлял себе Аверроэс, с которым вел живую борьбу ФОМА АКВИНСКИЙ 1). Для Аверроэса разум был, согласно традиции, примыкавшей к древнему Михаилову времени, Всеобщим Разумом, который был только одним единым: отдельные человеческие головы отражали его, так что, когда отдельная человеческая голова больше не действовала, то не существовало никакого индивидуального разума. Что же, собственно, имело место фактически?

Видите ли, то, что представлял себе Аверроэс, было истинным до конца эпохи Александра Великого, это — было просто космически-человеческим фактом вплоть до конца времени Александра Великого. Аверроэс придерживался этого. Доминиканцы восприняли ход эволюции человечества, и они сказали: этого теперь нет! Конечно, они также могли бы сказать следующее: это было прежде так, но теперь это уже не так! Однако, этого последнего они не сделали. Они восприняли лишь то фактическое положение вещей, которое было именно в тринадцатом столетии и затем особенно сильно обнаружилось в четырнадцатом, пятнадцатом столетиях. Они говорили: теперь каждый человек имеет свой собственный рассудок. Это было то самое, что тогда выступало.

Привести это к совершенной ясности, — и было задачей той сверхчувственной школы, о которой мною было сказано в последний понедельник. Это все опять акцентировалось во всех возможных метаморфозах в этой сверхчувственной Школе таким образом, что все опять и опять описывался основной характер древних Мистерий. Величественными наглядными образами (не в сверхчувственных имагинациях, которые приняли только в начале 19-го столетия, но в сверхчувственных инспирациях) описывалось то самое, некий отблеск чего я был должен часто давать здесь, говоря о сущности древних Мистерий.

Но тогда было уже указано также на будущее. Было указано, что должна настать новая сущность Мистерий, которая вступала бы в человека не как древняя сущность Мистерий — когда у человека на Земле еще не было разумности, и потому он мог переживать сверхчувственные миры лишь сновидческим образом, — но вступала бы как раз та самая сущность Мистерий, которую мы должны начать постигать в Антропософской области и которая абсолютно соединима с полной разумностью человека, с исполненным света разумом.

Но вдадимся немного в тонкости учения той сверхчувственной Школы. Эти тонкости вели ведь к познанию того, о чем в мировоззрениях людей на Земле с древнееврейского времени, опять-таки внутри христианского времени, находится, собственно, лишь отблеск, и о чем также еще ныне, когда уже должны были бы господствовать более глубокие прозрения, у подавляющего большинства людей имеется еще только традиционный отблеск: это учение о грехе, о греховном человеке — о человеке, который в изначальный момент человеческого развития был предназначен не так глубоко опуститься в материальное существование, как он спустился. Однако, в известной мере, еще хорошая версия этого учения находится, например, у СЕН-МАРТЕНА (1) 2), — этого «неведомого философа», который еще вполне правильно учил своих учеников тому, что человек на самом деле первоначально (прежде, чем началось человеческое развитие на Земле) стоял на известной высоте и что он пал вследствие первородного греха, который называется Сен-Мартеном «космическим Прелюбодеянием». Вследствие первородного греха человек спустился вниз до того состояния, в котором он находится теперь. И вот что (на это опять-таки было указано Сен-Мартеном) наличествовало в учении о грехе во время всего человеческого развития: воззрение, что человек стоит не на той высоте, на которой он мог бы стоять. Все учения о первородном грехе с правом связываются с этим воззрением, что человек, собственно, в изначале пал со своей высоты. Однако, когда были сделаны последовательные выводы из этого воззрения, тогда был выработан определенный мировоззрительный нюанс, который гласил: раз человек некогда стал грешным, — а стать грешным — это значит пасть с первоначальной высоты, — то он не может видеть мир насквозь так, как он мог лицезреть его, будучи еще безгрешным, до своего падения. Поэтому человек видит теперь окружающий мир помраченным. Он видит его преисполненным иллюзий и обманчивых явлений. Он видит то, что видит во внешнем мире природы, не таким, каким оно есть — за его «духовными кулисами». Он видит это в материальной форме, которой в действительности там вовсе нет. Это значит, что человек стал грешным в отношении ясновидческого восприятия древних времен, и во многом в отношении стадий Мистерий, еще и ныне. Таким образом, со стороны тех на Земле, кто хранили традицию Мистерий, безоговорочно давалось следующее учение: человек не может лицезреть мир так, человек не может себя чувствовать в мире так, как он мыслил бы, чувствовал бы, действовал бы, если бы не стал грешным, то есть если бы он не пал с той высоты, к которой он, ведь, был первоначально предназначен Богами, причастными к человеку.

Направим взор на всех тех ведущих Духов из ряда Архангелов, которые таким образом последовательно сменяют друг друга в правлении земными эпохами, что их правления всегда длятся, приблизительно, от трех до трех с половиной столетий. Последнее закончившееся правление — Габриэля — продолжалось от трех до четырех столетий, и начавшееся теперешнее правление Михаила продлится дальше на три столетия. И если мы направим взор на весь ряд АРХАНГЕЛЬСКИХ СУЩЕСТВ (на ГАБРИЭЛЯ, РАФАЭЛЯ, АНАЭЛЯ, САМАЭЛЯ, ЗАХАРИЭЛЯ, ОРИФИЭЛЯ, МИХАЭЛЯ), то мы можем, например, следующим образом охарактеризовать отношение, существующее между ними и более высокими Духами Высших Иерархий.

Пожалуйста, воспримите следующие слова, которые звучат тривиально (но это ведь всего лишь человеческие слова), — воспримите эти слова не легкомысленно. Из всех этих Архангелов, которых числом 7, шесть из них, правда не вполне — в наибольшей мере Габриэль, но и он не вполне, — но все же в относительно сильной степени, согласились с тем фактом, что люди стоят перед Майей — перед великой иллюзией, — ибо в силу их качества, которое не соответствует тому, к чему они были первоначально предназначены, они отпали от этого их первоначального образа человека.

Один единственный из них — Михаэль — является тем (опять я вынужден, сказал бы я, выражаться банально), кто не хотел следовать за ними, и с теми, кто вместе с ним, которые суть Михаиловы духи также и среди людей, занимает следующую позицию: «Я есть правитель Разума». Разум должен быть управляем таким образом, чтобы в него не вступали иллюзии и фантастика, то есть то, что побуждает человека видеть мир лишь смутно и неясно.

Мои дорогие друзья! Узреть, что Михаил выступает как величайший оппонент в сонме Архангелов, являет собой чрезвычайно возвышенное зрелище — нечто торжественно грандиозное. И каждый раз, когда было Михаилово время, на Земле происходило то, что Разум, как средство познания, становился не только космополитичным, но (как я уже излагал), становился таким, что люди проникаются сознанием: мы все-таки можем подняться к Божеству.

Это — «мы все-таки можем подняться к Божеству» — играло чрезвычайно большую роль в конце последнего древнего Михаилова времени. Тогда, начиная с Греции, места древних Мистерий повсюду были в таком состоянии, что над ними простиралась атмосфера уныния. В унынии были те, кто в нижней Италии, в Сицилии являлись последователями пифагорейской школы. В унынии они были потому, что тот волшебный ореол, который прежде (в шестом дохристианском столетии) властно сиял над пифагорейской школой, угас. Опять-таки, стало очевидным — также и для посвященных в Пифагорейские Мистерии, — что иллюзорное распространяется над миром.

В унынии были дочери и сыновья древних египетских Мистерий. О, эти египетские Мистерии ко времени Александра Великого были уже в таком упадке, что распространявшиеся ими столь глубокие учения, как нашедшие свое выражение в сказании об Осирисе или в созерцании, обращенном ввысь к Серапису, стали, сказал бы я, подобны шлаку от древнего чудесного потока расплавленного металла. А в Азии — где были теперь те мужественные, могучие взлеты в сверхчувственный мир, какие прежде исходили от Мистерий Дианы в Эфесе? Даже Самофракийские Мистерии, с их премудростью КАБИРОВ 3), могли дальше постигаться только теми, кто в самих себе несли импульс ко взлету ввысь, к великому. Только теми, которые были такого душевного склада, могли еще расшифровывать те облака воскурений, которые вздымались от АКСИРОСА и других Кабиров. Повсюду наступило уныние. Повсюду распространилось ощущение, сказал бы я, что человек больше не может преодолевать то, что старались преодолеть в древних Мистериях, обращаясь к тайне Солнца, которая, соответственно, есть тайна Михаила! Это Михаилово время было временем великого испытания. Платон, если взять в корне, был лишь своего рода водянистым экстрактом из сущности древних Мистерий. Из этого экстракта потом было аристотелизмом добыто самое интеллектуальное, и Александр Великий взвалил это себе на плечи.

Тогда словом Михаила было следующее: «Человек должен прийти к Всеобщему Разуму, к постижению Божественного на Земле в безгрешной форме». Он должен повсюду распространять самое лучшее из того, что достигнуто, минуя лишившиеся мужества места Мистерий, имея центральный пункт в Александрии. Это был импульс Михаила. И это как раз выражает отношение Михаила к другим Архангелам: он сильнейшим образом протестовал против падения человека. Это, а также и следующее, является важнейшим содержанием учения Михаила, преподанного им его сторонникам в той сверхчувственной школе, о которой мною было сказано в последний понедельник. Затем важнейшим содержанием является следующее: «Вот когда Разум будет среди людей, вот когда Разум, отпав от лона Михаила, будет внизу на Земле, тогда люди в новую Михаилову эпоху должны будут заметить, ощутить, что тогда им надлежит спасать самих себя, ибо разум не должен быть захвачен греховностью, ибо эта эпоха Разума должна быть использована для того, чтобы в чистом Разуме, свободном от иллюзий, подняться к спиритуальной жизни».

Это есть то самое, что является настроением сторонников Михаила — в противоположность настроению сторонников Аримана. Я уже охарактеризовал эту противоположность в последний понедельник: как Ариманом уже сделаны сильнейшие усилия и будут делаться им дальше, чтобы присвоить себе этот, очутившийся среди людей Разум — сделать людей одержимыми им так, чтобы Ариман владел бы Разумом в человеческих головах.

Видите ли, мои дорогие друзья, надо, сказал бы я, этого Аримана, то есть, эти сонмы Аримана, только распознать. Дело не в том, чтобы находить Аримана «презренным» и некоему сонму презренных существ давать имя Аримана. Этим ничего не достигается. Дело в том, что в Аримане перед нами, прежде всего, предстает некое космическое существо, с наивысшим мыслимым разумом, — космическое существо, которое уже вполне восприняло, ввело разум в свое индивидуальное обладание. Ариман в высшей степени сверхразумен во всяком направлении. Ариман обладает ослепительным разумом, исходящим из полноты всего человеческого существа, который формируется в человеческом челе (лбе).

Если бы вы воспроизвели облик Аримана в человеческой имагинации, то вы должны были бы ему придать покатый назад лоб и фривольно-циническое выражение лица, ибо все в нем происходит от этих низших сил, но из этих низших сил происходит и самый высокий разум. Вступить с Ариманом в дискуссию — это значит быть прямо растерзанным логической последовательностью, великой меткостью его аргументов. По мнению Аримана, для мира людей должно быть решающим только то, что именно там будет господствовать: смышленость или же глупость. А глупым Ариман называет все то, что не заключает в себе разум в полноте персональной индивидуальности. Ибо каждое ариманическое существо является персонально сверхразумным, критически отклоняющим все нелогичное, насмехающимся, издевающимся в своих мыслях.

Видите ли, если иметь перед собой Аримана, тогда, естественно ощущаешь такую полную противоположность между Ариманом и Михаилом. Ибо для Михаила вовсе не важна персональность разума. Для человека тут постоянно есть искушение — сделать по примеру Аримана персональным также и разум. Ариман имеет о Михаиле, собственно, весьма пренебрежительное суждение, а именно, что Михаил не умен, а глуп. Конечно, это его суждение обусловлено отношением Аримана к самому себе: ибо Михаил не хочет притянуть Разум персонально к себе. Но поскольку Михаил хочет и хотел править общим Разумом в течение тысячелетий, в течение Эонов, постольку и теперь, когда люди должны были стать обладателями разума, Михаил хочет править Разумом как чем-то всеобще человеческим, как чем-то таким, что идет на благо всем людям как Всеобщий Разум.

Понятно, что мы верно поступим, как люди, если скажем себе: вера в то, что мы можем обладать разумностью единственно лишь для себя — является глупостью. Ибо мы не можем быть разумными только для себя. Если мы хотим кому-нибудь показать что-то логически, то мы тогда как раз предполагаем, что эта самая логика имеет значение для него, а также опять-таки и для третьего человека и т.д. Если бы какой-то человек мог иметь собственную логику, тогда ведь мы не могли бы ничего доказать ему посредством нашей логики. Именно это является своеобразием нынешней Михаиловой эпохи. И когда это в конце концов будет усмотрено, то это должно вплоть войти так же и в чувствования человека.

И вот таким образом за кулисами здешнего бытия будет битва Аримана против Михаэлизма. И это есть нечто такое (как я уже говорил в последний понедельник), что принадлежит к задаче антропософа, а именно: иметь ощущение того, что теперь, так сказать, Космос принимает участие в этой битве.

Видите ли, эта битва, которая уже была в Космосе с восьмого, девятого столетий, когда Космический Разум постепенно отпадал от Михаила и его сонма, опускаясь к земным людям и распространяясь среди них, — эта битва приобрела свое значение, стала актуальной впервые тогда, когда в начале пятнадцатого столетия начала развиваться в человечестве душа сознательная (на что я так часто вам указывал). Мы видим также и на Земле в отдельных духах, которые как раз тогда жили на Земле, нечто вроде отражения того, что имело место в той великой сверхчувственной школе, о которой мною было сказано в последний понедельник; мы видим, что тогда нечто от этого отражалось в отдельных земных людях.

В последнее время мы так много обсуждали вопрос о небесных отражениях в земных школах и установлениях. Мы говорили о великой школе Шартра, мы говорили и о других. Но тут можно сказать также и об отдельных людях. И тут мы наблюдаем примечательное явление, что как раз тогда, когда душа сознательная начинает развиваться в цивилизованном человечестве, когда истинное Розенкрейцерство начинает брать в свои руки этот импульс — импульс души сознательной, — что тогда в одном духе этой эпохи вспыхивает, словно молния, нечто от этого сверхчувственного импульса. Это совершилось в РАЙМУНДЕ ДЕ САБУНДА 4) в 15-ом столетии. И это был земной почти отблеск великого сверхчувственного учения Михаила (какое я охарактеризовал вам) в том, чему учил Раймунд де Сабунда в начале 15-го столетия.

Он говорил: «Люди пали вниз с той стадии, какая была первоначально предоставлена им причастными к ним Богами. Если бы они остались на этой стадии, они видели бы вокруг себя все то, что живет в чудесных кристаллических формах минерального царства и в бесформенном минерале, что живет в сотнях и тысячах вариантов форм растительного царства, что живет в формах животного царства, что приводится в движение и движется в воде, в воздухе, что приводится в движение в тепле (огне) и в земной тверди, — они видели бы все это таким, каково это есть в его истинном облике». Раймунд де Сабунда напоминал о том, что некогда в «древе Сефиротов», в аристотелевских категориях (которые так странно выглядят для того, кто их не понимает), во всем этом содержалось то самое, что благодаря разуму должно вести ввысь в духовный мир. Каким сухим, каким ужасно сухим выглядит для людей то, что содержится в аристотелевских категориях и о чем они читают в учебниках логики: «бытие», «отношение», «деяние», «тогда», «там», десять таких категорий, десять самых общих понятий. Тогда люди говорят, естественно: бежать от изучения таких самых общих понятий, бежать от этого! Почему же в отношении десяти таких самых общих понятий, как «бытие», «обладание», «становление» и так далее, почему же надо из-за них выходить из себя? Однако, это именно то, как если бы кто-нибудь сказал: «Вот есть «Фауст» Гете, и люди делают что-то значительное из этого гетевского «Фауста»! Внутри же этой книги нет ничего другого, кроме всего лишь различных комбинаций значков a, b, c, d...». И кто-нибудь, не умеющий читать, взяв в руки гетевского «Фауста», не постигнет того чрезвычайно великого, что там есть, но увидит только значки «a, b, c, d...». Кто не знает, как комбинируются эти знаки, что значат их разные комбинации, тот не сможет прочесть «Фауста».

Видите ли, это относится также к чтению бытия посредством аристотелевских категорий. Их десять: БЫТИЕ, КОЛИЧЕСТВО, КАЧЕСТВО, ОТНОШЕНИЕ, МЕСТО, ВРЕМЯ, ПОЛОЖЕНИЕ, СОСТОЯНИЕ, ДЕЙСТВИЕ, СТРАДАНИЕ. Их не так много, как букв нашего алфавита. Кто знает, как надо верным образом оперировать с этими категориями «бытие», «состояние», «действие» и т.п. (подобно тому, как надо уметь пользоваться буквами, чтобы отдаться «Фаусту»), тот еще догадается, что было сказано об этих вещах Аристотелем, например, в его наставлениях Александру.

Раймунд де Сабунда еще обращал внимание на нечто такое, он еще знал о чем-то таком. Он говорил: взгляните на то, что еще было, например, в аристотелизме: это есть нечто такое, что осталось от той древней стадии, с которой пал вниз человек в начале человеческого земного развития. Об этом еще вспомнилось в его начале — это было чтение «в книге мира природы». Но люди затем пали так глубоко, что они не могли больше читать «Книгу мира природы» в ее истине. Поэтому Бог, пожалев людей, дал им Библию или «Книгу Откровения», чтобы они не совсем отошли от того, что есть Божественно-Духовное.

Итак, Раймунд де Сабунда учил еще в 15-м столетии следующему: «Книга Откровения» дана для грешного человека, так как он не понимает «Книги мира природы», не умеет читать в ней. Однако, он настолько знает ее, чтобы уже мог подумать: людям надлежит снова найти возможность читать в «Книге мира природы». И это есть импульс Михаила. После того, как Разум, которым он правил, нисшел в среду людей и находился у них, надо снова привести людей к тому, чтобы они опять раскрыли великую «Книгу мира природы», стали читать в «Книге мира природы».

Каждый, причастный к Антропософскому Движению, собственно, должен был бы чувствовать, что он сможет понять свою карму только тогда, когда он сначала будет знать следующее: к нему персонально относится требование снова духовно читать в «Книге мира природы» — отыскать «духовные кулисы» мира природы. Откровение было дано Богом для миновавшего промежуточного времени. Обратите внимание на смысл, содержащийся в моей книге «Мистика в начале духовной жизни нового времени». В этой книге, на ее последней странице вы увидите (но только в той форме, в какой я мог и должен был писать), что дело в том, чтобы вести Антропософское Движение так, чтобы опять можно было читать не только в «Книге Откровения», о чем говорилось, что в ней читал еще Яков Беме, но также и в «Книге мира природы». Дурные, неудовлетворительные, часто вызывающие ужас начала естествознания нового времени должны быть преобразованы, метаморфозированы, благодаря спиритуальному мировоззрению, в действительное чтение в «Книге мира природы». Это выражение «Книга мира природы» также есть в моей книге «Мистика в начале духовной жизни нового времени» (в предисловии к новому изданию этой книги в 1923 года). Антропософское Движение с самого начала имело этот «шиболет» (2). С самого начала это было призывом к тем людям, которые должны были прислушиваться к голосу их кармы и должны были, более или менее бессознательно и смутно, воспринять призыв: моя карма как-то затронута и захвачена тем, что как Михаилова весть звучит в мире. Мне следует через свою карму что-то совершить в связи с этим.

В конечном счете, ведь тут были люди, которые приходили сюда, которые все опять приходят и будут приходить — всегда были люди, которые были готовы в известном смысле отойти от окружающего мира и собраться в том, что сконцентрировалось как Антропософское Общество. В какой степени — большей или меньшей — захватывает человека этот отход от мира, как реальный или же формальный и так далее, — это есть ведь некая «вещь в себе». Однако, для конкретных душ это есть уход к чему-то такому, что является иным по сравнению с тем, в чем они выросли. Ведь к конкретным людям в отдельности поступают самые разнообразные кармические последствия.

Некий человек переживает то или иное потому, что ему надо вырваться из существующих взаимоотношений, чтобы объединиться с теми, кто хочет взращивать Михаилово Благовестие. Тут есть такие, которые свое присоединение к этому Михаилову Благовестию ощущают как некий род искушения. Но затем есть также и такие, которые ощущают это так, как если бы они оказались, примерно, в следующем положении: с одной стороны, я привлечен к Михаилу, а с другой — к ариманизму. Я не могу выбрать, и в этом я застрял в ходе своей жизни!

Тут есть такие, мужество которых вырывает их из окружающего мира, но которые имеют еще с ними внешнюю взаимосвязь. Тут есть такие, которые легко обретают эту внешнюю взаимосвязь. Это также возможно и, может быть даже это есть самое лучшее для нынешнего состояния Антропософского Общества. Но всегда находятся люди, которые стоят внутри Антропософского Движения — в противоположность другим, которые стоят вне этого Движения, хотя среди последних есть также такие, с которыми они с прошлых земных жизней кармически глубоко связаны. Тогда мы всматриваемся в самые примечательные сплетения кармических нитей.

Эти примечательные сплетения кармических нитей мы можем понять только тогда, если мы вспомним о тех предпосылках, которые были нами теперь обсуждены — если мы действительно усмотрим, как те души, которые ныне из своего подсознания ощущают устремления к Антропософскому Движению, нечто сообща проделали в прежних земных жизнях, благодаря чему они в своей наибольшей части принадлежали к тем сонмам, которые в сверхчувственном мире внимали благовестию Михаила в 15-м, 16-м, 17-м столетиях и которые затем — в начале девятнадцатого столетия — были причастны к тому могучему имагинативному культу, о котором мною было здесь сказано. Мы воспринимаем могучий космически-земной призыв, обращенный к кармическим взаимосвязям членов Антропософского Общества.

В последний понедельник вы слышали, что этот призыв распространится на все двадцатое столетие и его кульминация наступит в конце 29-го столетия.

Об этом, мои дорогие друзья, я хотел бы затем сказать в ближайшее воскресение.

ПРИМЕЧАНИЯ 

1) ФОМА АКВИНСКИЙ (Thomas Aquinas) (1225 или 1226-1274). Философ и теолог, систематизатор схоластики на базе христианского аристотелизма (учение об акте и потенции, форме и материи, субстанции и акциденции и т.д.). Доминиканец. Сформулировал 5 доказательств бытия Бога, описываемого как первопричина, конечная цель сущего и т.п. Признавая относительную самостоятельность естественного бытия и человеческого разума (концепция естественного права и др.), утверждал, что природа завершается в благодати, разум — в вере, философское познание, естественная теология, основанная на аналогии сущего, — в сверхъестественном откровении. Основные сочинения: «Сумма теологии», «Сумма против язычников». Учение Фомы Аквинского лежит в основе томизма и неотомизма.

СХОЛАСТИКА (от греч. scholastikos — школьный, ученый), тип религиозной философии, характеризующийся соединением теологодогматических предпосылок с рационалистической методикой и интересом к формально-логическим проблемам; получила наибольшее развитие в Зап. Европе в средние века. Ранняя схоластика (11-12 вв.) находится под влиянием августиновского платонизма (Ансельм Кентерберийский и др.). В споре об универсалиях схоластическому реализму (Гильом из Шампо) противостоят номинализм (Росцелин), а также концептуализм (Абеляр). Зрелая схоластика (12-13 вв.) — христианский аристотелизм Альберта Великого и Фомы Аквинского, аверроизм (Сигер Брабантский и др.), ее главный центр Парижский университет, основной жанр — «сумма», энциклопедический свод ответов на вопросы. Поздняя схоластика (13-14 вв.) — Иоанн Дунс Скот, У. Оккам. Против схоластики выступили гуманисты Возрождения. С Контрреформацией связано новое оживление схоластики, особенно в Испании (т. н. вторая схоластика, 16-17 вв. — Ф. Суарес, М. Молина). Решительной критике подвергла схоластику философия Просвещения. См. также Неосхоластика. В переносном смысле — оторванное от жизни умствование.

2) СЕН-МАРТЕН (Saint Martin) Луи Клод (1743-1803), французский философ-мистик. Полемизировал с просветителями-материалистами; в Великой Французской революции видел провиденциальный «суд божий». Оказал влияние на немецкий романтизм и русское масонство.

3) КАБИРЫ, в греческой мифологии демонические существа малоазийского происхождения. Культ Кабиров процветал на Самофракии, Имбросе, Лемносе и Фивах. Дети Гефеста и нимфы Кабиро — дочери Протея. Кабиры — хтонические божества (мужские и женские), известные своей особой, унаследованной от Гефеста мудростью. Число их колеблется от трех до семи. Они, по преданию, присутствовали при рождении Зевса и входили в окружение Великой матери Реи, отождествляясь с куретами и корибантами. Культ Кабиров, или, как их именовали, «великих богов», в период поздней античности сближался с орфическими таинствами и носил характер мистерий, требовавших особого посвящения.

4) РАЙМУНД ДЕ САБУНДА (Рамон Сабунде) испанский философ-схоластик, родился в Барселоне; с 1436 года преподавал в Тулузе медицину, философию и теологию. Его сочинение «Книга Природы» появилось в свет в Страсбурге в 1496 году. Выступал в защиту единства чувственного и рационального познания, призывая следовать не столько книгам богословов, сколько «книге природы».

(1) Его книга «О заблуждениях и истине» — 1775, была издана в немецком переводе, под названием «Заблуждения и истины» в 1872 г. Прим. изд.

(2) Шиболет — древнееврейское слово — «распознавательный, отличительный знак».