Ясно, что рассмотрение кармических вопросов не может проводиться с легкостью и без оговорок; и в обсуждение того, что принадлежит к человеческой карме, всегда действует сильное чувство ответственности, — по меньшей мере, должно действовать. Ведь при этом речь идет фактически о проникновении ясновидческим взором в глубочайшие закономерности существования в мире. Ибо внутри Кармы, внутри хода Кармы осуществляются те факты и процессы, которые суть носители других мировых явлений — даже явлений мира природы. Так что без понимания хода Кармы в мире и в развитии человечества невозможно понять в корне и то, почему внешняя природа расстилается перед нами в том облике, какой она имеет. Мы хотим привести примеры хода свершений Кармы. Эти примеры мною тщательно выбраны так, чтобы теперь, когда мы ищем перехода к наблюдению индивидуальной кармы, можно было связать с ними то, что должно быть показано этими примерами.

Я хотел бы сделать одно вводное замечание уже на том основании, что сегодня и, пожалуй, на ближайших лекциях оказываются присутствующими друзья, которые не были на лекциях последних недель и месяцев как раз о Карме. Дело ведь всегда в том, чтобы дать узреть, как полновесно должно быть воспринято все то, что связано с нашей Рождественской конференцией. Должно быть действительно радикальным сознание того, что на этой Рождественской конференции имело место в корне взять совсем новое основание Антропософского Общества. И это должно безусловно быть так, чтобы не впасть обратно в старые привычки, также и в старые мыслительные привычки в отношении тех сильных изменений, которые наступили при новой трактовке антропософского достояния мудрости. В отношении этого мы должны уяснить себе также следующее. То самое, что было сказано именно здесь в рассмотрениях, проводившихся после Рождественской конференции, может быть сообщено кем-либо тем или иным слушателям не иначе, как посредством дословного в точности чтения вслух, если есть записи того, что было здесь сказано.

Это не может быть изложено кем-либо другим, передано свободным образом. Если бы это стали передавать таким образом, то я должен был бы восстать против этого. Ибо дело состоит действительно в том, что в отношении этих полновесных вещей должны быть в точности учтены каждое слово и каждая формулировка, чтобы тем самым стал ясным тот род и способ, как эти вещи должны быть отчетливо размежеваны. Итак, если бы кто-нибудь возымел намерение изложить в другой форме каким-либо слушателям то, что здесь было сказано об этих вещах, тогда он должен был бы сперва снестись со мною и запросить — возможно ли это? Ибо в будущем единый, реальный дух должен вступить во все антропософское движение. Иначе мы вполне впадем в те самые ошибки, в которые впало некоторое число наших сочленов, думавших, что антропософское достояние мудрости следует подвергнуть научной обработке; и мы ведь могли испытать, сколь много вредного для Антропософского движения было тогда «совершено» (произношу это слово в кавычках).

Конечно, в тех условиях, при которых я здесь говорю, ведь немыслимы вполне доверительные сообщения; однако тот, кто их делает также и при данных условиях, должен вполне сознавать свою ответственность. Ибо это начинается с того момента, когда что-то было сказано так, как оно теперь было сказано с этого места, — начинается в самом значительном смысле то самое, что я должен обозначить как чувство ответственности по отношению к сообщениям из духовного мира. Ведь вообще трудно говорить здесь об этих вещах также из-за других обстоятельств. Но ограниченность наших устройств не позволяют делать ничего, кроме того, что как раз делается. Это трудно — говорить здесь об этих вещах, ибо эти лекции, собственно, должны были бы читаться перед таким составом слушателей, которые присутствуют с самого начала и до конца такого курса лекций. Каждый, кто приходит позднее, само собой разумеется, испытывает трудности в понимании.

Этому можно противостоять тогда, когда в душах друзей есть полное сознание того, что такие трудности существуют. Тогда все хорошо, если есть полное сознание этого. Но это как раз не всегда имеет место. И в отношении этих вещей, которые являются самими тонкими внутри нашего антропософского движения, не удается занять правильную мыслительную установку, если, с другой стороны, все опять продолжают быть (также и после Рождественской конференции) такие обыкновения, какие были прежде: мелочная ревность, злопамятность и так далее. Для антропософского развития абсолютно необходимы определенный душевный строй, определенная серьезность.

Такие вещи я говорил ведь и раньше, как наставник, не занимая еще поста в Президиуме. Но я должен сказать это и теперь, ибо это фактически выражает то самое, что должно жить в Антропософском Обществе, исходя от Президиума при Гетеануме.

Ну, я думаю, что слова, сказанные мною, могут быть поняты. Они ведь сказаны для того, чтобы в отношении именно такого курса лекций, какой продолжается здесь, поставить перед душами друзей требование о необходимой серьезности.

Карма есть нечто такое, что непосредственно действует во всех переживаниях человека, но что скрывается за внешними переживаниями, находясь во всем том, что может быть причислено к подсознательной и бессознательной областям человеческой души. Когда читаешь какую-нибудь биографию, то (в случае, когда это чтение происходит с действительным внутренним участием по отношению к тому, что рассказывается) ее чтение должно было бы вызывать у читателя ощущения совсем особенного рода. Если я должен описать, к чему можно прийти при чтении какой-нибудь биографии, так это следующее. Кто прослеживает излагаемое в биографии с настоящей внимательностью, тот должен сказать себе: все опять и опять в данной биографии появляются взывающие к описанию наметки жизненных воспоминаний, которые, собственно, не коренятся в продолжающемся развитии повествования. Когда имеешь перед собой какую-нибудь биографию, то, собственно, имеешь описание жизни одного человека, сделанное лишь в одном определенном аспекте, а именно: в жизнь человека внесены только те факты, которые он пережил в бодрствующем состоянии. Итак, первый день — теперь приходит ночь, другой день — теперь приходит ночь, третий день — теперь приходит ночь, и так далее. Но это означает, что тогда мы ведь можем только внешне прочувствовать то, что происходит в течение дней, — конечно, если мы не пишем биографию в смысле духовной науки, что ведь при обстоятельствах, созданных нынешней цивилизацией, оказывается, собственно, совершенной невозможностью. Значит, мы вносим в биографию то, что происходит днями во время бодрствующего состояния того человека, биографию которого мы пишем.

Однако то, что, собственно, формирует жизнь, что придает жизни ее образ, что насаждает в жизни импульсы, имеющие значение судьбы, — это ведь не зримо в дневных событиях; это, как импульсы, разыгрывается между дневными событиями в духовном (сверхчувственном) мире, когда сам человек находится в этом духовном мире от своего засыпания до пробуждения. Эти импульсы, получаемые во сне, вполне действуют в реальной жизни. Но что же значит тогда повествование какой-либо биографии?

По отношению к жизни человека это означает не меньше того, как если бы, например, у картины Рафаэля «Сикстинская Мадонна» заклеили бы белой бумагой некоторые ее части так, что их теперь не увидеть. И тот, кто смотрел бы на остающиеся видимыми куски этой картины, должен был бы почувствовать: тут мне надо увидеть еще что-то, если это должно быть чем-то целостным.

Это чувствование, собственно, должен был бы иметь каждый при непредвзятом чтении какой-либо биографии. То, чего в ней нет, — это в условиях нынешней цивилизации можно обозначить только в стиле изложения, но это надо было бы и делать. Это надо было бы отмечать в стиле изложения. Надо было бы отмечать, что в жизнь человека все время вступают импульсы, происходящие, так сказать, из пучины душевно-духовного (сверхчувственного) переживания. Тогда, мои дорогие друзья, если делается, по меньшей мере, это, — тогда уже можно научиться подняться к чувству, что из биографии должна гласить Карма. Конечно, это абстракции — захотеть говорить таким образом, чтобы в некой биографии после рассказа о какой-либо сцене из жизни того человека затем сказать: ну, это приходит из его прошлой земной жизни, тогда это было вот так, а теперь преобразуется в то-то. Большинство людей, наверно, нашло бы это очень сенсационным, но этим поистине вовсе не была бы достигнута более высокая духовность, чем достигаемая внешними филистерскими (обывательскими) биографиями, как они пишутся теперь; ибо все то, что в наше время делается в этой области, суть обывательские сочинения.

То самое, что тут должно вступить в душу, можно в особенности взрастить в себе, развивая, сказал бы я, некоторую любовь к дневниковым записям человека. Кто читает дневниковые записи какого-либо человека (если он читает их не бездумно и когда они не бездумно написаны, ибо, не правда ли, также и дневниковые записи могут быть обывательскими), тот становится тогда тем человеком, который, не являясь сам обывателем, найдет в дневниковой записи обывателя, при переходе от одного дня к другому, ощущения, приводящие уже к чутью Кармы, к чутью закономерностей Судьбы.

Я был знаком с несколькими людьми (и число их вовсе не было малым), которые считали себя способными написать биографию Гете. Можно было бы сказать: они чувствовали себя способными написать биографию Гете, не предощущая, что это значит. Ибо трудности возрастают по мере того, как всматриваешься в закономерности человеческого существования и в особенности — в кармические закономерности существования.

Сведите же в одно ощущение все то, что я здесь изложил. Возьмите то, что я здесь изложил в тех самых лекциях, когда я настойчиво требовал от вас понимать меня рассудочно, но сообщаемые вещи воспринимать в ваши сердца; и когда я говорю опять, то встречать следующую лекцию из полноты сердца. Вспомните, что я говорил это, ибо Карму нельзя действительно почувствовать, если хотят подойти к ней лишь рассудочным путем. Кто не может стать потрясенным некоторыми из кармических закономерностей, которые здесь были описаны, тот вообще не может наблюдать Карму, а также не может продвинуться к индивидуальному наблюдению кармических закономерностей.

Итак, мы хотим найти переход от предыдущих рассмотрений к тому, что может привести нас к возможности по отношению к некоему событию в жизни некоего человека сказать следующее: тут определенным образом высказывает себя Карма.

Когда я вспоминаю все то, что я проработал в отношении Гете в течение семи Веймарских лет моей работы в Архиве Гете и Шиллера (а теперь, при написании очерка моей жизни, как раз задачей является обдумать это), тогда я говорю себе относительно одного кармического вопроса: одной из самых трудных проблем является описать то, что Гете пережил, осуществил в своей душе между 1792 и 1800 годами. Написать эту главу в составе биографии Гете, а также и продумать, узреть то, что внутри этого семилетия обнаруживается как действие кармы, — это принадлежит к самому трудному изо всего.

Ну, однажды надо прежде всего направить взор на то, в чем изживает себя карма в жизни человека для ясновидческого, также и для оккультного, для внешнего наблюдения. Человек ведь живет от засыпания и до пробуждения, находясь в своем “Я” и астральном теле, вне своего физического тела и эфирного тела. Он живет тогда со своим “Я” и астральным телом в духовном (сверхчувственном) мире. Эти факты, которые разыгрываются между засыпанием и пробуждением человека, просто узреть совершенно объективным образом — это также принадлежит к труднейшему в ходе духовнонаучных исследований. Ибо, видите ли, то, что тогда происходит, — это представляется следующим образом. Я это сейчас эскизно изображу.

Если вы сведете воедино все то, что до сих пор выступило перед Вашей душой из антропософии, то эти вещи произведут на вас впечатление доступных понимаю. Но для того, чтобы их найти, требуются чрезвычайно трудные духовнонаучные исследования.

Если я вам нарисую своего рода схему человека (Р. Штайнер рисует на доске), то в этом контуре, который я нарисовал, мы имеем прежде всего то, что является физическим телом человека. В этом физическом теле живут эфирное тело (лиловые штрихи) и астральное тело (желтые штрихи). А внутри них живет “Я”.

Понаблюдаем теперь спящего человека. То, что я здесь нарисовал, остается лежать в постели. Что же происходит с астральным телом и с “Я”? Астральное тело и “Я”, которые я опять-таки эскизно обозначаю, — они выходят через голову человека, а собственно через все то, что есть система органов внешних чувств человека; значит, они выходят изо всего тела, но преимущественно из головы, и находятся тогда вне человека, как я схематически обозначаю. Так что мы можем сказать, отвлекшись сперва от “Я”: астральное тело при засыпании человека оставляет его через голову. Собственно, оно оставляет его через все то, что является органом какого-либо внешнего чувства. Поскольку органы внешних чувств сосредоточены преимущественно в голове, постольку главная масса астрального тела выходит именно через голову. Однако, раз внешнее чувство тепла, а также и чувство осязания, например, распределены повсюду, то астральное тело в известном смысле выходит повсюду же излучениями, которые слабо прослеживают ясновидчески, но в целом производится впечатление, что при засыпании человека его астральное тело выходит через голову. Выходит тогда из человека также его “Я”, которое (если я теперь скажу о нем в пространственных выражениях) несколько больше астрального тела и не полностью заключено внутри него.

Но понаблюдаем теперь пробуждающегося человека. Когда мы наблюдаем пробуждающегося человека, то находим, что астральное тело сперва вступает в человека через кончики пальцев рук и кончики пальцев ног и таким образом постепенно распространяется в человеке через его конечности. Итак, оно приходит обратно с другой стороны. Также и “Я” приходит обратно с другой стороны, но только так, что оно теперь не столь охватывает астральное тело, как прежде, но больше втянуто им в себя (на рисунке “Я” обозначено синими штрихами).

Мы просыпаемся, и при пробуждении астральное тело и “Я” втекают в нас через кончики пальцев рук и ног. Им нужен, собственно, целый день для того, чтобы опять заполнить всего человека вплоть до головы; А когда они достигают головы, тогда, собственно, уже опять наступает тот момент, что они опять оставляют человека. Отсюда вы можете усмотреть, что “Я” и астральное тело, собственно, всегда струятся, текут.

Однако, вы можете задать вопрос: «Да, но тогда мы через полчаса после пробуждения имеем наше астральное тело, а вместе с ним также и “Я”, вступившим в нас лишь до запястья в руках и лишь до лодыжек в ногах, — не дальше?» Да, это так. Если кто-либо является таким «приличным» человеком, что он просыпается, по меньшей мере, около семи часов утра, тогда около половины восьмого он имеет свое астральное тело (а с ним и “Я”) только в ступнях ног и, может быть, в кистях рук. И затем оно медленно распространяется в нем вплоть до вечера.

Вы можете сказать: «Да, но как же тогда наступает то, что, просыпаясь, человек пробуждается весь целиком?» — Да, мы имеем чувство, что проснулись целиком, но, тем не менее, в четверть восьмого (если мы встали в семь часов утра) мы имеем наше астральное тело только в пальцах ног и в пальцах рук, а около двенадцати часов дня у большинства людей (я имею в виду «приличных» людей) оно оказывается распространившимся еще совсем не далеко, — и мы тогда находимся в своем астральном теле словно в некоей «сидячей ванне». Это так.

И на вопрос, который тут может быть поставлен, ответ состоит в том, что в духовном (сверхчувственном) мире господствуют другие законы, чем в физическом мире. В физическом мире тело есть только там, где оно в данный момент есть. В духовном мире это не имеет места. В духовном мире с этим обстоит так, что когда наше астральное тело овладело еще только кончиками пальцев ног и кончиками пальцев рук, оно действует уже во всем объеме нашего тела. Вот это и примечательно! Как только астральное тело начало вступать, его действие можно ощутить уже во всем человеке. Но его реальность, его собственная субстанция распространяется лишь медленно. С этим явлением и его пониманием связано чрезвычайно многое. С этим связано прежде всего многое при внесении суждения о здоровом или больном состоянии человеческой организации. Вам надо подумать о следующем. Во все время сна в том, что лежит в постели и что есть не весь человек, а только его физическое и эфирное тело, происходит некая растительно-минеральная деятельность, — хотя и внутри человеческой организации. Эта последняя может быть в нормальном состоянии или же в ненормальном, в здоровом состоянии или же больном.

Когда астральное тело начинает вступать в человека через его конечности, то как раз в утренние часы нездоровые явления в человеческой организации излучаются в особый род их восприятия. Поэтому при обсуждении заболеваний чрезвычайно важно узнать о тех или иных чувствованиях пациента при пробуждении, когда его астральное тело «возгоняет» то самое, что есть нездорового в пациенте.

Но пойдем дальше. Когда человек засыпает, тогда он со своим “Я” и своим астральным телом выходит в духовный (сверхчувственный) мир из своих физического и эфирного тел. Тут остается еще последствие того, что мы пережили в течение дня. Но остаются не мысли в той форме, в какой мы их мыслили, а также и не в форме слов. Все это не остается. Я сказал бы, что остаются только как бы отходы астрального тела, когда оно выходит.

И как только это астральное выходит из человека, сразу же начинает образовываться карма, хотя сперва лишь в образах. Начинает образовываться карма. То самое, что в течение дня было совершено доброго и злого и что мы сперва обозреваем в привычных представлениях, — это, сразу после нашего засыпания, преобразуется в кармический поток развития. Это продолжается некоторое время после засыпания. Тогда это преобразование в карму заглушает все остальное, что фактически происходит с нами во время сна.

Но потом, при продолжении сна, начинается погружение человека (Р. Штайнер обозначает это на рисунке стрелками) в те переживания, которые принадлежат его прошлой жизни, затем дальше — в принадлежащие его позапрошлой жизни, потом — третьей по счету в обратном направлении, и так далее. И когда человек пробуждается, то он уже мимоходом заглянул также в свою первую индивидуальную земную жизнь. Тогда он вступает еще в то переживание, когда он еще не выделился из общей Вселенной, когда он еще был в ней, — словом, когда еще нельзя было говорить об индивидуальной земной жизни. И только когда человек зашел так далеко в прошлое, может он опять вернуться в свою физическую организацию, в свою эфирную организацию.

Но опять возникает вопрос, исполненный большого значения вопрос: «А что происходит, когда мы погружаемся лишь в кратковременный сон? Например, в послеобеденный сон? Или если на лекции вздремнешь, но при этом действительно заснешь, всего лишь на пару минут, или даже на минуту, или же хотя бы на полминуты, — что происходит тогда?» — Тогда, если это был настоящий сон, то мы ведь были эти полминуты, от момента засыпания до момента пробуждения, в духовном (сверхчувственном) мире.

Видите ли, мои дорогие друзья, для этого совсем краткого сна — также и во время лекции — остается в силе и значение в точности всего того, что мною было сказано относительно ночного, если угодно, семичасового сна.

Это обстоит именно так, что с момента, когда человек заснул хотя бы на самое короткое время, его сон есть единство, и астральное тело является неким бессознательным пророком, обозревающим весь сон до момента пробуждения, — обозревающим его, естественно, в перспективе. Тут далекие вещи могут быть видны неотчетливо, как при близорукости, и в этом случае при взгляде вглубь аллеи можно не увидеть последних деревьев. Таким же образом и астральное тело в подсознании может быть, — образно выражаясь — близоруким; оно тогда не проникает взором туда, где выступают первые индивидуальные земные жизни. Это — специальный вопрос. Но в общем и целом дело обстоит так, что и при самом кратковременном сне мы проходим через все наши земные жизни, хотя и с чрезвычайной, головокружительной скоростью. Это есть нечто чрезвычайно значительное. Конечно, лицезрение всего этого становится тогда очень, очень неотчетливым, но если кто-либо засыпает во время лекции, тогда ведь ясновидящий лектор (или еще те, кто вместе с ним обладают ясновидческим восприятием) имеет все это перед собой. Представьте себе, что тогда он имеет перед собой зримым все развитие Земли вместе со всем тем, что произошло в прошлых жизнях данного (уснувшего на минуту) человека. Но потому, что тогда все это проносится с неистовой скоростью, оно видно не отчетливо — одно стремительно переходит в другое. Однако, тем не менее, это есть. Отсюда вы можете усмотреть, что карма, собственно, присутствует непрестанно. Она — тут. Она неким образом вписана в мировую Акаша-хронику. И человек при каждом своем сне имеет случай подступить к этой тайне. Это — одна из великих тайн существования.

Видите ли, тот, кто может непредвзято обозреть эти вещи с точки зрения науки Посвящения, — он, с одной стороны, с великим благоговением, я сказал бы, с благоговением познания взирает на то, что может жить в человеческом воспоминании, что может всплыть внизу в человеческой душе как мысли-воспоминания. Это воспоминание гласит лишь о пережитом земном существовании, однако в этих воспоминаниях как раз живет человеческое “Я”. И если бы этих воспоминаний не было, то (как я отмечал это в предыдущих лекциях) человеческое “Я”, собственно, существовало бы тогда не полностью. Тут внизу, тут есть нечто такое, что все опять и опять может вызывать в нас эти воспоминания.

Но вследствие того, что мы через наши внешние чувства и через наш рассудок находимся в общении с внешним миром, мы образуем себе идеи, представления о внешнем мире, — представления, которые должны давать нам образы того, что есть там вовне.

Мы опять можем нарисовать это следующим образом (Р. Штайнер рисует на доске)

Вот человек взирает на внешний мир. В его мыслях (они обозначены лиловой штриховкой) возникают образы, в которых ему изображается то, что он видит во внешнем мире. И тогда человек живет в своем теле. Из космоса ему вздымаются мысли, которые составляют его сокровище воспоминаний. Если мы направим взор на наше сокровище воспоминаний, то мы скажем себе: оно отображает то самое, что мы пережили, испытали в этой земной жизни, — настолько хорошо или худо, насколько это позволяет наша духовно-телесная организация.

Но взглянем теперь на то, что является человеку со стороны внешнего мира. Мы не имеем обыкновения думать, что в том, что нам является с той другой стороны, есть только определенная «вырезка» из земного существования, прежде всего из земного окружения и небесного окружения, открывающегося человеку. Кто родился в Данциге, тому в его глаза и в остальные его внешние чувства попадают другие вещи и другие процессы, чем если бы он родился в Гамбурге или же в Константинополе. Мы можем сказать: Мир предлагает нам самые различные «вырезки» из себя; и эти «вырезки» не одинаковы у двух людей, хотя бы они родились в одном и то же месте и умерли в одном и том же месте, хотя бы они были близки друг другу. Эта «вырезка», которую приносит жизнь, безусловно, различна и у одного и у другого.

Уясним же себе однажды, что это, собственно, означает. Мир предлагает нам определенную часть самого себя, которую мы и видим. Другие его части мы никогда не видим, никогда не воспринимаем. Это имеет громадное значение — направить мысли в том смысле, что мир предлагает каждому человеку некоторую сумму впечатлений, которую тот вынужден иметь в опыте своей жизни. Кто не мыслит глубоко, тот быстро покончит с этим. Тот же, кто мыслит глубоко, не остановится на этом. Он скажет себе: это положение вещей смущает меня настолько, что я сперва не могу найти верного выражения для этого. Я сначала совсем не могу сформулировать то, что тут предстает. Ибо как я должен найти верное выражение для того положения вещей, что мир, что Космос предлагает каждому человеку лишь тот или иной «кусок» себя, который более или менее специфичен? Как должен я это выразить?

Конечно, когда я описываю это абстрактно, как делаю теперь, то я формулирую лишь ближайшее положение вещей. Но тем самым я ведь еще, собственно, совсем ничего не сказал. Тем самым я еще не высказал ничего особенного. Я должен сперва действительно выразить, сформулировать фактическое положение вещей. Как же я должен сказать о том, что тут имеется?

Видите ли, мы приходим к некой формулировке, — к тому, как это выразить, — тогда, когда это опять обращается к воспоминаниям. Что происходит тогда, когда мы о чем-нибудь вспоминаем, — извлекаем благодаря памяти (gedдchtnisgemдss) из глубин нашей организации? Что вздымается тогда? — То самое, что пережило наше человеческое существо. Тут внизу — наше человеческое существо; где-то тут, куда мы не можем проникнуть своим сознанием, находится наше человеческое существо, которое излучает себя вверх в мысли-воспоминания, — излучает из нашего нутра в наше сознание. Что же такое излучается тогда? Человек ведь так мал по сравнению со всем тем, что находится вне него в великом Космосе! Но всегда подступают к нему лишь определенные «вырезки» оттуда. И фактически положение вещей таково: тут всплывают мысли-воспоминания об этом.

Мы знаем лишь то, что они происходят от наших переживаний, так как мы пережили соответствующие вещи. Тем же самым способом, как и наши воспоминания, приходят также и мысли, но приходят они извне. Как приходят они? Тут внизу — человек, здесь — весь мир Иерархий (Р. Штайнер дополняет рисунок). Видите ли, мои дорогие друзья, это есть впечатление величия, которое приходит к нам, когда мы начинаем — согласно науке Посвящения — говорить себе: вокруг нас распространены вот эти части познаваемого мира, и за всем тем, что тут производит на нас извне впечатление, живут Иерархии; это столь же истинно, как и то, что за тем, что всплывает как воспоминания, живет тот или иной конкретный человек.

Чтобы мы могли нечто извлечь из воспоминания, — это зависит от того, насколько живо была пережита данная вещь и есть ли теперь побуждение к тому, чтобы из воспоминания всплыла именно вот эта мысль, а другая — нет, или все другие — нет, и так далее. Кто научится познанию этого фактического положения вещей, тот знает: если всплывает вот это, — за этим есть Существо из Иерархии Ангелов; а если всплывает нечто другое, — за тем самым есть Существо из Иерархии Духов Формы, и так далее.

Так приходим мы к следующей формулировке: Мы в земном существовании лицезреем то самое, что угодно явить нам со стороны Духовных Существ (Р. Штайнер указывает на рисунок).

Благодаря тому, что во время нашего земного существования открывается определенный «кусок» окружающего мира, мы научаемся в этом познавать, что как раз этот «кусок» из бесконечного ряда возможностей, которые содержит Космос, был выбран некими сочленами Иерархии, чтобы явить его нам во время от рождения до смерти. Один человек получает вот это, другому уделено то. То, что получает тот или иной человек, как явленное ему, — это находится в области соображения, умысла Иерархий.

Иерархии вспоминают так же, как вспоминает человек. Что образует основу для воспоминаний Иерархий? Основу для воспоминаний Иерархий образует их взгляд назад на наши прошлые земные жизни. Они взирают назад. Сообразно тому или иному, что они узрели из наших прошлых земных жизней, они преподносят нам — перед душой — соответствующий «кусок» Космоса. Уже в том, что мы видим из окружающего мира, находится карма, уготованная нам через мир Иерархий.

Воспоминание о нашей краткой теперешней земной жизни находится тут внутри нашей человеческой памяти. Воспоминания Иерархий там вовне о том, что когда бы то ни было сделали люди, всплывание этих мыслей-воспоминаний в форме того, что человек прежде всего видит из бесконечного многообразия Космоса, формирование человеческой кармы, — это есть мысль потрясающей ясности. Ибо она учит нас тому, что весь Космос, в его отношении к человеку, несет служение деяниям Иерархий.

Для чего — с этой точки зрения — есть Космос? В Космосе Боги имеют средство для того, чтобы преподнести человеку первую форму кармы. Почему существуют звезды, облака? Почему есть Солнце и Луна? Почему на Земле есть животные? Почему на Земле есть растения? Почему на Земле есть минералы? Почему есть реки и источники? Почему есть скалы и горы? Почему есть все то, что есть вокруг нас в Космосе? Все это суть заготовка для Богов, чтобы провести перед нашими глазами ту первую форму нашей кармы, которую мы подготовили себе нашими поступками. Мир есть склад заготовок для демонстраций в области кармы со стороны Богов.

Таким образом включены мы в мир, и так можем подступить к настоящей тайне нашего существования в его связи с окружающим миром. Так мы отыщем, каким образом мы можем проходить через различные формы кармы.

Я хотел бы сказать: сперва к нам подступает эта космическая форма кармы. Она будет становиться все индивидуальнее и индивидуальнее. Мы будем находить эту карму действующей в своем самом внутреннем существе.

Внести свет в эти тайны земного существования, — это лежало уже в замыслах Рождественской конференции и, пожалуй, уже тогда выступило во всей установке Рождественской конференции перед душами собравшихся тогда друзей. Все устройство Антропософского Общества, мои дорогие друзья, было тогда в состоянии опасного кризиса. Ибо в этом зале, в котором происходила эта Рождественская конференция и должно было быть основано новое устройство Антропософского Общества, — в этом зале вставала реальная, великого значения дилемма: будет ли возможно то самое, что необходимо, если Рождественская конференция должна быть истинной в ее дальнейшем действии, действительно добыть из духовных миров и сообщить это сочленам? Или же иссякнут те источники, которые должны находиться в основе исследования духовного мира? Надо было это внутренний кризис в антропософском движении вполне охватить сознанием. Надо было смотреть в лицо обоим этим возможностям.

Сегодня можно сказать следующее: в Духовном мире принято решение о том, чтобы именно со времени той Рождественской конференции источники стали более открыты, чем прежде; значит, есть основа (если она будет понята Антропософским Обществом) для того, чтобы существенно углубить Антропософское движение.

И ведь можно действительно заметить, как теперь в различных местах выступает более эзотерический тон, который со времени Рождественской конференции проходит, господствуя, через всю нашу антропософскую деятельность, — можно повсюду заметить, что души идут навстречу этому эзотерическому тону.

Однако хотелось бы, чтобы все то, что я обозначил последними словами, стало бы понятым соответствующим образом. Я должен был это однажды сказать, и ведь это уже было сказано мною в различных местах.