Сайт «Антропософия в России»


 Навигация
- Главная страница
- Новости
- Антропософия
- Каталог файлов
- Поиск по сайту
- Наши опросы
- Антропософский форум

 Антропософия
GA > Сочинения
GA > Доклады
Журнал «Антропософия в современном мире»
Конференции Антропософского общества в России
Общая Антропософия
Подиум Центра имени Владимира Соловьёва
Копирайты

 Каталог файлов
■ GA > Сочинения
■ GА > Доклады

 Поиск по сайту


 Антропософия
Начало раздела > GA > Доклады > Евангелие от Марка

Шестая лекция (Базель, 20 сентября 1912 года).


Вчера была сделана попытка дать представление об откровении Кришны и его отношения к тому, что позднее вступило в эволюцию человечества — к откровению, совершившемуся через Христа. Именно было указано на то, что откровение Кришны может явиться нам, как завершение длительного периода эволюции человечества, как окончание ясновидческой, примитивно–ясновидческой стадии развития человечества. Если мы с этой точки зрения еще раз вызовем перед своей душой то, что мы вчера установили относительно этого откровения Кришны, как суммирующего завершения, то мы можем сказать: «То, что получено в этом откровении, потому сохраняется внутри развития человечества, что оно достигло некоего завершения и уже не может быть выше. Некоторые учения, которые тогда появились, должны быть приняты, можно сказать, всем последующим земным развитием такими, какими они были даны».

Однако, необходимо подойти ко всему своеобразию этого откровения с определенной точки зрения. Это откровение можно назвать таким, которое в собственно человеческом смысле не считается со временем, со сменой времен. Все, что не считается с "временем", как реальным фактором, — это уже содержится в учении Кришны. Как это надо понимать?

Мы видим каждую весну растения, вырастающие из земли; видим, как они растут и созревают, приносят плоды, дают семена и из этих семян, когда они снова посеяны в землю, мы видим возникающими в будущем году такие же растения, которые таким же образом вырастают, достигают своей высоты и снова дают семена. Так это повторяется из года в год. Если мы считаемся с тем отрезком времени, который прежде всего обозревает человек, то мы можем сказать: здесь мы имеем дело с настоящим "повторением". Ландыши, примулы, гиацинты выглядят одинаково каждый год. То, чем они являются, повторяется у них в той же форме, тем же самым образом каждый год. Мы можем подняться еще и до животных и там найдем подобное же. Потому что если мы наблюдаем отдельных животных рода львов, рода гиен, рода обезьян, то мы найдем, что то, что должно получиться из такого существа, заложено в него с самого начала. Поэтому мы, с известным правом, не говорим в отношении животных о "воспитании". Непонимающие этого люди в новейшее время начинают применять понятия о воспитании и педагогические понятия к животным. Но это не может рассматриваться, как имеющее значение, и вообще, при верной характеристике животных приниматься во внимание.

В сущности говоря, мы видим повторность осуществленной, если принимаем во внимание малые отрезки времени. Так же и в кругообороте года мы видим весну, лето, осень и зиму в правильном чередовании, повторяющимися в течение столетий. И только если мы возьмем очень большие отрезки времени, которые не охватываются наблюдением в течение одной человеческой жизни, мы могли бы заметить нечто, приводящее к необходимости считаться с понятием времени; мы увидели бы, как вещи тогда протекают иначе, могли бы, например, обратить внимание на то, что в далеком, далеком прошлом Солнце восходит и заходит на небосводе иначе. Но это обрасти, которые выясняются, если мы входим в настоящую духовную науку. Для того, что человек может наблюдать в ближайшем (хотелось бы сказать — для астрономического мира природы) — тоже годится повторность — повторность одинакового или подобного, как мы это особенно видим в ежегодном повторении растительных форм. При таком повторении время, как таковое, не имеет большого значения. Оно, в собственном смысле, как время не является тут реально действующим фактором.

Это обстоит иначе, если мы рассматриваем отдельную человеческую жизнь. Как вы знаете, она также расчленяется на следующие друг за другом повторные периоды. Мы различаем один такой период от рождения до смены зубов, то есть до седьмого года приблизительно, потом — период от 7 до 14 лет, то есть до половой зрелости, затем — от 14 до 21 года и т.д. Короче, мы различаем в отдельной человеческой жизни семилетние периоды. Мы можем сказать, что в эти семилетние периоды известные вещи повторяются. Но гораздо больше, чем повторения, бросается в глаза другое, а именно — прогрессирующее преобразование, само движение вперед, которое тогда происходит. Потому что совершенно иным является человеческое существо во второй семилетний период, чем в первый, и снова другим оно становится в третьем. Мы не можем сказать: как растение повторяется в растении, так и человек во втором семилетнем периоде также повторяется, как человек первого семилетнего периода, и т.д. Тут мы видим, что время играет реальную роль в этом поступательном развитии. Оно что–то значит. И если мы усмотрим, как то, что имеет таким образом значение для отдельного человека — можно обратить на все человечество, то мы можем сказать: "У всего человечества в последовательных стадиях его развития обнаруживается неким образом и то, и другое. Нам достаточно остановиться на так называемом послеатлантическом периоде. Мы различаем в послеатлантическое время как первую эпоху культуры — древнеиндийскую, вторую — древнеперсидскую, третью — египетско–халдейскую, четвертую — греко–латинскую, пятую — нашу теперешнюю, и еще две последуют за нашей, пока не наступит опять великая катастрофа.

Этот поступательный ход эволюции показывает многократное сходство в следующих друг за другом эпохах, что позволяет сравнить их с повторностью подобного, как мы это из года в год наблюдаем у растений. Мы видим, что такие эпохи протекают так, что неким образом в начале такой эпохи человечеству даются известные откровения — словно изливается поток спиритуальной жизни, как импульс для человечества, подобно тому, как каждой весной растениям на Земле дается импульс жизни. А затем мы видим, как на этом начальном импульсе строится дальнейшее, становится плодом и отмирает, когда эпоха закончена, как отмирают растения, когда дело идет к зиме. Но вместе с тем в следующих друг за другом эпохах оказывается нечто такое, что подобно прогрессу в развитии отдельного человека, и о чем мы можем сказать, что время играет тут свою роль, обнаруживает себя, как реальный фактор. Это не только так, что во второй древнеперсидской эпохе опять были заложены сперва ее зачатки, как это было и в первой эпохе, или что в третьей опять–таки это было как и в первой — эти импульсы всегда иные, всегда более высокие, всегда новые, как это бывает также и в жизни человека, что и семилетние периоды имеют свое различное значение, являют прогресс в развитии.

То, что с ходом времени подступало к человечеству, подступало таким образом, что людям медленно и постепенно открывались те вещи, которые составляли сумму познаний. Не все течения среди народностей обладали пониманием всего в одно время. Так мы видим, что в том эволюционном течении человечества, которое заканчивается с Мистерией Голгофы, не было понимания времени, как реального фактора. Этого понимания времени, как реального фактора, не хватает, в сущности, всему восточному познанию. Ему в особенности свойственно понимание повторения себе подобного. Поэтому все, что касается повторения себе подобного, грандиозным образом охватывается познанием Востока.

Что принимается во внимание, если мы наблюдаем повторение подобного в следующих друг за другом эпохах культуры? Рассмотрим это на примере растений и их роста: так мы видим, что весной растения вырываются из земли, мы имеем дело здесь с их "созданием". Мы видим, как эти растения растут, расцветают, достигнув наивысшей точки, и как они потом отмирают и, отмирая, уже несут в себе семя будущего растения. Мы имеем, таким образом, дело с тройным шагом становления: с возникновением, ростом и расцветанием, и с отмиранием. И в отмирании имеем снова себя для подобного же. Там, где не придается особенного значения времени, где касаются только повторения — этот повторяющийся процесс лучше всего постигается как троичность. Смысл повторяющегося развития охватывается трояким числом, и это всегда в особенности принадлежало к дарованиям восточной мудрости — особенно мудрости, предшествовавшей христианству. Односторонней склонностью к вневременному, можно сказать, повторяющему себя свершению, обусловлено величие этого древнего мировоззрения. И там, где подходит к концу, нам везде встречаются троичности, которые, в сущности, являются ясновидческим выражением того, что стоит за возникновением, прехождением и новым восстановлением: Брахма, Шива, Вишну. Эта Троица лежит в основе всего, как творящие Силы. Во время, предшествовавшее откровению Кришны, эту Троицу познавали ясновидчески. И отображение этой Троицы присутствует везде, где со временем считаются только как с последовательным повторением подобного же.

Смыслом познания нового времени является то, что оно получает способность смотреть исторически, то есть считаться со временем при рассмотрении эволюции — постигать время, как реальный фактор. Но в особенности это было предоставлено познанию Запада: развивать историческое понимание, узреть историю в ее истине. И этим различаются оба эти течения Востока и Запада: что Восток неисторично, но неисторично в самом высшем исполнении, рассматривает мир, в то время как Запад начинает, следуя некоему импульсу, рассматривать мир исторически. А побуждение к этому историческому рассмотрению идет от древнееврейского мировоззрения; оно дает первый импульс к историческому воззрению.

Рассмотрим теперь попутно, в чем сущность восточного мировоззрения. Там нам всегда рассказывается о повторяющихся мировых возрастах. Рассказывается, что произошло в начале и в конце первого мирового возраста; потом говорится о начале второго мирового возраста и его конце, о начале и затем о конце третьего мирового возраста. И действительно, тайна мирового развития во время Кришны была выражена так, что было сказано: "Когда древняя культура третьего мирового возраста усохла и стала жесткой, когда эта древняя культура приблизилась к своей осени и зиме, тогда явился как сын Васудевы и Деваки — Кришна, чтобы резюмировать для позднейшего времени, то есть для четвертой эпохи, то, что как зародыш, как новое семя, можно было перенести из третьей эпохи в четвертую. Отдельные мировые возрасты видятся, как следующие друг за другом года в растительном мире. Циклы времен, которые содержат в себе повторяющееся — существенный элемент восточного мировоззрения.

А теперь сравним с этим мировоззрением, с глубочайшей его структурой — в ее вневременности то, что сразу же выступает навстречу нам в Ветхом Завете. О, это — большое различие сравнительно с восточным мировоззрением! Тут мы видим, как запечатлевается бегущая вперед реальная линия времени. Сначала нас ведут к возникновению, к сотворению мира и присоединяют к его сотворению историю человечества. Мы видим поступательное движение вперед через семь дней сотворения мира, через время патриархов: от Авраама, дальше через Исаака и Иакова — все развитие, все история. Повторяется ли где что–нибудь? Первый день сотворения мира не повторяется во втором абстрактным образом; патриархи не повторяются в пророках, время судей не повторяется во время царей и т.д. Потом приходит время пленения. Везде ведут нас туда, где время играет реальную роль, как и в отдельной человеческой жизни. Во всем Ветхом Завете нам показывается время, как реальный фактор происходящих событий, не обращая внимания на то, что повторяется. Прогресс есть то, что как особенный элемент входит в изложение Ветхого Завета. Первый великий пример исторического способа рассмотрения — это Ветхий Завет! Этим Западу было заведено историческое рассмотрение происходящих событий. Медленно и постепенно научаются люди познавать то, что им открывается в ходе времени. Итак, можно сказать, что постоянно, когда в известном смысле приходят новые откровения, имеет место своего рода возврат в прошлое. Великое и важное было явлено в начале теософического движения. Но произошло то знаменательное, что с самого начала это теософическое движение было мало проникнуто историческим способом рассмотрения. В этом вы можете убедиться особенно, если бросите взгляд на, в других отношениях выдающуюся, заслуженную книгу — "Эзотерический буддизм" Синнета. Все те главы, в которые там проникает история, достаточно приемлемы для западного душевного склада. Но там, рядом есть другой элемент, который можно назвать "неисторическим" элементом — тот странный элемент, где говорится о великих и малых циклах, о движении вперед по "рундам" (кругам) и расам; и все время вещи излагаются так, как будто главное — в повторении, как за вторым кругом приходит третий, за одной расой — другая раса, за одной подрасой следует другая подраса и т.д. Попадают действительно в род круговорота и возлагают главное на повторение. Это было возвратом назад к уже преодоленному способу мышления человечества. Тот же способ мышления, который соответствует западной культуре, — исторический. А что является следствием этого исторического элемента западноевропейской культуры? Как раз познание некоего фокуса всего земного развития!

Восток рассматривает развитие, как повторяющийся растительный процесс каждого года. Так в каждый период выступали отдельные великие Посвященные и повторяли (по меньшей мере подчеркивается главным образом то, что они повторили) то, что было уже раньше. Особенно подчеркивается абстрактным образом то, что каждый из них есть только особое выражение того Единого, что развивается от эпохи к эпохе. Имели особый интерес так представлять это развивающееся себе подобное, как в растительном царстве обращают внимание на то, что открывается, как "форма" и не различают разные годы. Только в одном особом случае замечает человек, что и в жизни растений различаются отдельные годы ... Если он описывает лилию или лист виноградника, ему неважно, было ли выращено растение в 1857 или 1867 году, потому что все лилии похожи: они — выражение лилейного рода. Только там, где это общее, повторяющееся, однородное, можно сказать — "Аполлоническое" в произрастании растений переходит в "Дионисовское", — там человек придает особую цену тому, что отдельные годы различаются: годы изготовления вина! Тогда ему это важно различать, а иначе ему нет никакого интереса сказать: это — форма лилии 1890 года или 1895 года.

Так, Востоку было в известном смысле неинтересно (хотя сравнение не возбранялось) отличать воплощение Бодисаттвы в третью эпоху от воплощения Бодисаттвы во вторую или в первую эпоху. Это были перевоплощения "Единого". В этой склонности к Единому, в этом абстрактном заострении внимания на себе подобном и состоит неисторичность восточных рассмотрений; и это же составляет, в сущности, неисторичность всех рассмотрений дохристианских времен — за исключением историчности подхода Ветхого Завета.

С Ветхим Заветом вошло подготовительным образом, а с Новым Заветом — в большей завершенности историческое рассмотрение. Тут идет дело о том, чтобы рассматривать, как целое, всю линию развития как таковую. Тут взирают не только на то, что повторно возвращается в отдельных циклах, а на то, что составляет фокус всего развития. И тут с правом говорят, что это просто бессмыслица — полагать, что такого единственного фокуса развития не должно быть.

Вот здесь тот пункт, где различные народы земного шара должны прежде всего научиться пониманию исторического развития, где они должны уяснить себе, что это историческое понимание, безусловно, необходимо для действительно реального рассмотрения судеб человечества. Еще и теперь можно пережить, когда даже не фанатичное или вероисповедное, а действительно понятие христианство приносится на Восток и хочет объективно стать рядом с другими религиями Востока, что тогда там говорят: "У вас же один Бог, который один раз воплотился в Палестине; в нас же много воплощений Бога — поэтому мы впереди вас!" Такой ответ есть совершенно само собой разумеющийся с точки зрения Востока; он связан с особенной способностью к узрению повторений Единого. Для Запада важно, что целое имеет некий центр тяжести. Поэтому, если говорят о многих воплощениях Христа, делают такую же ошибку, как если бы кто–нибудь сказал: «Да, это бессмысленно говорить, что у весов должна быть только одна точка опоры, что на одной стороне коромысла — груз, а на другой — гири; давайте подопрем весы в двух, трех, четырех пунктах!» Но это–то и бессмыслица — весы могут иметь только одну точку опоры. И если хотят понять все развитие в целом, надо найти одну точку опоры, один центр тяжести и не думать, что можно лучше подвинуться дальше, если искать последовательные воплощения Христа. В этом отношении нации, народы земного шара должны будут достигнуть понимания того, что в ходе самой истории историческое мышление, историческое понимание должно было не сразу выступить, как в высшем смысле достойное человека.

Это происходило медленно, пока этот исторический способ рассмотрения человеческого развития вышел сперва из своих самых примитивных состояний. Тут мы находим, что это историческое развитие было впервые обозначено нам в Ветхом Завете, постепенно возвращающимся подчеркиванием того, что образует самое существо ветхозаветного народа: его люди принадлежат к крови Авраама, Исаака и Иакова; она течет в следующих друг за другом поколениях и то, что развивается, есть, в сущности, некая форма единокровного происхождения, наследования крови. Как человек в следующих друг за другом эпохах своей жизни являет прогресс, так что время играет в этом роль, так происходит и у всего ветхозаветного народа. И если точнее подойти к конкретным фактам, то можно этот процесс смены поколений ветхозаветного народа действительно рассматривать, как подобный жизни одного человека, поскольку он естественно развивается, поскольку он развивает в себе то, что может быть развито в человеке в силу его физических задатков. Что могло произойти от того, что отцовское всегда переходило на сына и т.д., и т.д. — это нам описано в Ветхом Завете; и что могло возникнуть в его вероучении через то, что потомки всегда держались за тех предков, какие им были кровно родственны, это также описано. То, что в естественной жизни отдельного человека значительно происходит через кровь, это обращено на все тело ветхозаветного народа. И как в отдельном человеке в известное время особо выступает душевный элемент, как этот душевный элемент играет особую роль, так это зафиксировано — и это особенно интересно — уже в историческом развитии Ветхого Завета.

Рассмотрим ребенка: тогда мы увидим, что у него перевешивает естество; сначала перевешивают потребности тела. Душевное еще скрыто в теле, оно еще не хочет выступить. Благосостояние тела достигается приятным впечатлением от внешнего мира; неприятные, тяжелые впечатления от внешнего мира тоже выражаются во внешних проявлениях ребенка. Потом вырастает человек. Через то, что в нем естественно развивается, душевное постепенно получает перевес, и мы вступаем в возраст, который у разных людей приходит по–разному, но обычно в двадцатые годы. Тогда человек по–настоящему выявляет, что в нем есть душевное; тогда отступает назад то, что является только телесными страданиями и потребностями; душевный склад особенно выступает. Потом наступает время, когда человек становится способен это душевное, которое в нем, заставить отступить больше на задний план. Это длится у одного дольше, у другого — короче; может быть, у кого–нибудь это особое душевное состояние останется на всю жизнь. Но бывает также и иначе, если человек в двадцатые годы своей жизни так выявил то, что он сам есть, что ему кажется — мол, весь мир только и ждал то специфическое душевное, что у него есть. Особенно проявляется это, если кто–нибудь имеет сильные духовные задатки; например, если кто–нибудь имеет особые философские способности; тогда ему кажется, что мир только и ждал, пока он придет и установит правильную философскую систему, ибо только его душевное к этому пригодно! Из этого, впрочем, может получиться и правильное, хорошее. Затем приходит время, когда начинает видеть, что может дать мир через других, когда дают говорить через себя другому, когда воспринимают, что было совершено до сих пор.

Наподобие одного человека изображает Ветхий Завет все тело древнееврейского народа. Мы видим, что развивается благодаря расовым особенностям этого народа во времена Авраама, Исаака и Иакова; как все зависит от того, что этот народ имеет именно эту кровь и эти расовые особенности. И проследив то, что так описано, вы скажете: "До известного момента в Ветхом Завете выступают некоторые расовые особенности, как дающие импульсы; затем приходит время, когда этот народ вырабатывает свою душу, что выражается подобно тому, как отдельный человек выдвигает свое душевное в двадцатые годы своей жизни. Это есть то время, когда выступает пророк Илия, ибо пророк Илия появляется как вся своеобразная душа древнееврейского народа. Потом приходят другие пророки, о которых я мог на днях сказать, что они суть души самых различных посвященных других народов — души, которые собрались в древнееврейском народе. Тогда душа этого народа слышит то, что имеют сказать души других народов. Как в великой гармонии, как в некой симфонии смешивается то, что остается от Илии, и что души других народов имеют сказать через других пророков, воплотившихся в ветхозаветном народе.

Так созревает это тело древнееврейского народа. И оно неким образом умирает, когда он духовное, то, что остается духовным, воспринимает в свою веру, в свое исповедание, как мы это видим во всем великолепии в описании Маккавеев. Хочется сказать: в этом описании Маккавеев появляется состарившийся народ Ветхого Завета, но сознание вечности человеческой души непосредственно возвещает о себе из сынов Маккавеев. "Вечность отдельного" выступает перед нами, как сознание народа. И теперь, когда тело народа само гибнет, его душа, словно как семя души, остается в новом образе. Где она, эта душа?

Эта душа Илии одновременно есть душа ветхозаветного народа, когда она входит в Крестителя, живет в Крестителе. После того, как он был посажен в темницу и обезглавлен Иродом — что происходит тогда с этой душой? Мы на это уже указали. Эта душа становится самостоятельной, покидает тело, но действует дальше как аура. И в область этой ауры вступает Христос Иисус. Где же душа Илии, душа Иоанна Крестителя? Это достаточно ясно обозначено в Евангелии от Марка. Душа Иоанна Крестителя, душа Илии — она становится групповой душой двенадцати учеников; она живет в двенадцати дальше. Это нам очень, очень замечательно изображено (в таком роде, как художественный набросок), когда в Евангелии от Марка до рассказа о смерти Иоанна Крестителя говорится о том, как поучения Христа, преподаваемые народу, отличаются от способа поучения, обращенного к Его ученикам. Мы об этом говорили. Но это изменяется, когда душа Илии освобождается из Иоанна Крестителя, когда она живет дальше, как групповая душа в двенадцати учениках. И это обозначено. С тех пор Христос предъявляет к Своим двенадцати ученикам более высокие требования, чем раньше (перечтите Евангелие от Марка и вы явственно заметите это). Он требует от них, чтобы они понимали более высоко. И весьма замечательно следующее: что такое они, собственно, должны понимать и что же, когда они все–таки не поняли, Он позднее ставит им в упрек. Читайте точно эту книгу! На одну сторону этой вещи я уже указал: речь идет об умножении хлебов, когда Илия пришел к вдове в Сарепте, а когда душа Илии освободилась из Иоанна Крестителя, снова сообщается об умножении хлебов. Но здесь Христос как раз требует от Своих учеников, чтобы они смысл этого умножения хлебов особенно поняли. До тех пор Он таких слов им не говорил. Но теперь, когда они должны понять, что за судьба у Иоанна Крестителя после обезглавливания его Иродом, что происходит с пятью хлебами и пятью тысячами людей, когда остатки были собраны в двенадцати корзинах и что происходит с семью хлебами и четырьмя тысячами людей, когда оставшихся кусков собрали в семь корзин — тогда Он им говорит:

"Еще не замечаете вы и не понимаете? Ваши способности восприятия и понимания все еще затуманены? У вас есть глаза — а вы не видите, есть уши — а вы не слышите, и не мыслите о том, что когда Я пять хлебов преломил для пяти тысяч — сколько корзин вы тогда собрали? Они говорят Ему: двенадцать. А когда потом семь хлебов между четырьмя тысячами — сколько полных корзин вы собрали? Они сказали: семь. И Он говорит им: "Неужели еще не понимаете?" (Марк, 8, 17–21).

Он делает им тяжелый упрек, что они то, что содержится в этих откровениях, не понимают. Почему? Потому что Он воспринимает: "Теперь дух Илии освободился, он живет в вас. И вы должны мало–помалу оказаться достойными, чтобы войти вашим пониманием в его душу, чтобы вы могли понимать более высокое, чем то, что понимали до сих пор". Когда Христос Иисус говорил к народу, Он говорил в притчах, в образах, потому что эти люди еще имели отзвук того, что прежде видели в сверхчувственном мире в имагинациях, в имагинативных познаниях; так что Он должен был говорить к народу так, как говорили древние ясновидящие. Сократически, то есть следуя обычному разуму, Он излагал тем, кто, как Его ученики, происходили из ветхозаветного народа. Он им мог разъяснять притчи, Он мог говорить, обращаясь к новому пониманию, к тому, что стало обычным для человечества после того, как угасло древнее ясновидение. Но благодаря тому, что дух Илии подступил, как групповая душа, к двенадцати, проник в них как общая аура, — тем самым они сделались или, по меньшей мере, могли сделаться ясновидящими в высшем смысле; теперь они могли то, чего не мог достигнуть каждый в отдельности, узреть вместе все двенадцать, просветленные духом Илии–Иоанна. К этому хотел их воспитать Христос.

К чему же хотел Он их воспитать?

Что такое, в сущности, весь рассказ об умножении хлебов? Один раз, разделяя пять хлебов на 5000, — остатки наполняют двенадцать корзин; второй раз — семь хлебов на 4000 — остатков семь полных корзин. Да, это была всегда странная вещь для толкователей Библии. Теперь толкователи пришли к согласию между собой, они говорят: "У людей был хлеб с собой, и когда их рассадили рядами, тогда они распаковали его. — Это есть то, что, так сказать, по традиции стоит у тех, кто даже хочет придерживаться Евангелия. Если принимать вещи таким внешним образом, тогда они низводятся до какой–то внешней драпировки, до внешней церемонии. Тогда неизвестно, зачем все это было рассказано. С другой стороны, нельзя думать и о черной магии, потому что действительное наколдовывание большого количества хлеба из пяти или семи хлебов было бы черной магией. Но здесь не может быть речи о черной магии, но также не может иметь место и то событие, которое кажется особенно правильным филистерам, что люди принесли с собой хлеб и распаковали его. Здесь подразумевается нечто особенное. Я при разборе других Евангелий указывал на это, и в этом Евангелии достаточно ясно указано на то, в чем здесь дело.

"... И апостолы собрались возле Иисуса и доложили Ему все, что они сделали и чему учили, и Он сказал им: "Соберитесь в отдаленном уединенном месте и немного отдохните". — (Марк, 6, 30–31). Это изречение должны мы принять во внимание. Христос Иисус посылает апостолов в некое уединенное место, чтобы они немного отдохнули, а это значит, чтобы они перенеслись в то состояние, в какое именно приходят, когда уединяются. И что они тогда видят? Что они видят, находясь в некоем другом состоянии? Они приводятся к некого рода новому ясновидению, в которое они переносятся потому, что на них находит дух Илии–Иоанна. До сих пор Христос разъяснял им притчи, теперь Он дает найти на них новому ясновидению. И что они видят? Они видят в обширных картинах развитие человечества, они видят будущее; они видят, как постепенно приближаются к тому, что является импульсом Христа, люди будущего. То, что здесь рассказывается о двукратном превращении хлеба — в духовном лицезрении видели это ученики! Это есть акт ясновидения! И как все акты ясновидения, он проносится мимо, если к нему не привыкли. Поэтому ученики так долго его не понимают.

Вообще в духовном смысле явственно (и это нас будет все больше занимать в следующих лекциях), что в Евангелии от Марка рассказы о внешнем чувственном бытии переходят в передачу ясновических моментов, и что мы это Евангелие только тогда понимаем, если рассматриваем его с точки зрения духовного исследования. Тут, скажем мы, находятся в том времени, о котором идет речь, то есть после обезглавливания Иоанна, и дают действовать на себя Христову импульсу. Он тогда стоит в мире. На взгляд внешних чувств, сам Христос является, как одинокая личность, которая не может много сделать. В современном смысле обученному ясновидческому взору показывается то время: Христос выступает не только среди тех, кто был тогда в Палестине, но и среди тех, которые появятся в следующих поколениях. Все они собираются к Нему, и то, что Он может им дать, это дает Он для тысяч и тысяч. И так видят Его апостолы. Они видят Его так действующим: как с тех пор и через тысячи лет Он духовно бросает импульс во все перспективы будущего, как приходят к Нему все эти будущие люди. Это они видят! Это есть событие, когда они особенным образом связаны в духе со Христом.

Мы должны особенно принять во внимание то, что с тех пор спиритуальное начинает проникать во все изложение Евангелия от Марка. Как это своеобразно, и как Евангелие все больше вырастает, если принимать это во внимание. Это займет нас в следующих лекциях. А теперь надо обратить внимание на одно. На одну сцену надо указать, которая может быть понята только через духовнонаучный род исследования. Это — сцена, которая наступила вскоре вслед за описанной.

"... И Иисус, и Его ученики вышли в местность близ Кесарии Филипповой; и по дороге спрашивал Он своих учеников так: "Что люди говорят обо Мне, кто есть Я? Они же сказали Ему: "Иоанн Креститель, а другие — что Илия, а еще другие — что один из пророков". — И Он спросил их: "А вы, скажите вы, Кто — Я?" — Ответил Ему Петр и говорит Ему: "Ты — Христос". И Он строго воспретил им говорить кому–либо о Нем. И он начал учить их, что Сын Человеческий много должен пострадать, быть отверженным старейшинами и первосвященниками и книжниками, и претерпеть смерть и в третий день воскреснуть. И Он говорил с ними совсем открыто об этом. Но Петр, отозвав Его, начал прекословить Ему. Он же обернулся и, взглянув на своих учеников, выбранил Петра так: "Отойди от Меня, Сатана; ты думаешь не о том, что надлежит Богу, но о том, что человеческое" (Марк, 8, 27–33).

Можно сказать: твердый орешек для исследователей Евангелия! Ибо что, собственно, есть в этом месте? В нем все так, что если не обратиться к спиритуальному духовному исследованию — понять этого нельзя. Христос спрашивает учеников: "Что говорят люди, кто — Я?" — И они отвечают: "Некоторые говорят, что Ты — Иоанн Креститель" — Но Иоанн Креститель незадолго перед этим был обезглавлен! А Христос, ведь, уже учил, когда Иоанн еще был. Значит, люди говорят явную бессмыслицу, когда принимают Христа за Крестителя, и когда Креститель еще был здесь? Если они говорят — Он Илия или один из пророков — это еще сойдет. Теперь Петр говорит: "Ты — Христос!" Это значит, что он возвещает нечто совершенно великое, что могло сказать только самое святое в нем, в Петре. А немногими строками дальше Христос ему говорит: "Отойди от Меня, Сатана, ты говоришь не о том, что надлежит Богу, а только людям". Можно ли поверить, что после того, что Петр сказал такие великие вещи, Христос его так бранит, называя Сатаной? Или — как можно понять, когда пред тем сказано: "Он строго воспретил им, чтобы они никому не говорили об этом". Итак, это значит: никому не говорите, что Петр почитает Его за Христа! А дальше сказано: "Он начал их учить, что Сын Человеческий должен будет много пострадать, быть отвергнут, убит и воскреснуть на третий день, и Он говорил о том совсем открыто". А затем, когда Петр прекословит Ему в этом, Он называет Петра "Сатаной". И самое удивительное, что там еще сказано: "... И Иисус, и ученики вышли в местность близ Кесарии Филипповой" и т.д. Рассказывается, как Он с ними говорит, а потом опять сказано: "И Он начал их учить" и т.д. А потом еще сказано: "Он же обернулся и, взглянув на Своих учеников, выбранил Петра". Раньше было сказано: "Он учил их, говорил с ними". Что же Он все это делал, повернувшись к ним спиной? Ибо ведь сказано, что Он обернулся и взглянул на Своих учеников. Не стоял же Он к ним спиной и говорил в пространство?

Вы видите: целый клубок непонятностей в этом месте. Можно только удивляться, что такие вещи принимаются без того, чтобы искать к ним истинные и реальные объяснения. Но просмотрите все толкования на Евангелия и поищите объяснений: либо проскакивают через эти места, либо пытаются провести что–то совсем курьезное. Споры и дискуссии бывали; но мало кто скажет, что от таких дискуссий он стал умнее.

Но установим лишь одно и поставим перед нашей душой, что было сказано. Как мы указали, после смерти Иоанна Крестителя душа Илии–Иоанна перешла, как групповая душа, в учеников, и тогда было произведено первое настоящее "чудо", в отношении которого мы будем все больше видеть, как его понимать. И вот, там мы находим совершенно непонятное место, в котором передано следующее: Христос говорит с учениками, спрашивая их — "Как думают люди о том, что теперь происходит?" Не правда ли, этот вопрос можно поставить и так? Потому что людям важнее всего было знать, откуда исходят те действия, которые теперь совершаются. На это отвечают ученики: "Люди думают, что это бродит вокруг (если мы употребим это тривиальное выражение) Иоанн Креститель, или Илия, или еще какой–нибудь другой пророк. А благодаря тому, что это происходит, совершаются те действия, которые можно было наблюдать". — "А вы как думаете? — спрашивает Христос, — отчего эти вещи происходят?" — Тогда говорит Петр: "Они происходят оттого, что Ты — Христос!" — Этим Петр, в смысле Евангелия от Марка, поставил себя в своем познании словно в узловой момент развития человечества, ибо что он этим, в сущности, сказал? Рассмотрим, что он сказал.

Те, которые были великими водителями человечества в прежние времена, были Посвященные, которые были проведены в святых Мистериях вплоть до последнего акта Посвящения. Это были те, которые дошли до врат смерти, погрузились в стихии ("элементы"), провели три дня вне своего тела и в эти три дня были в сверхчувственном мире; потом они были вновь пробуждены и стали знатоками, провозвестниками сверхчувственных миров. Это были всегда великие водители человечества — Посвященные, которые стали ими таким образом. Вот Петр говорит: "Ты — Христос!" – то есть Ты — Водитель, Который не прошел так через Мистерии, — Который пришел прямо из Космоса и теперь есть Водитель Человечества! Исторически — однажды, должно было быть совершенно на земном плане то, что иным образом происходило при Посвящении. Это было что–то грандиозное, что тем самым высказал Петр. Что же надо было сказать в ответ Петру? Ему надо было сказать: "Это есть нечто такое, что нельзя выносить в людскую массу, это есть нечто такое, о чем самые посвященные, самые древние законы говорят, что это должно оставаться Мистерией. О Мистериях нельзя говорить" — В этот момент это надо было сказать Петру.

Однако, весь смысл дальнейшего развития человечества в том, что с Мистерией Голгофы то, что до тех пор совершалось только в глубинах Мистерий, было вынесено на план мировой истории. Благодаря тому, что совершалось на Голгофе, благодаря трехдневному лежанию в гробнице, Воскресению было выставлено исторически на земной план то, что почиталось священным законом, а именно, что об этой Мистерии надо молчать; теперь в наступивший надлежащий момент времени это должно было быть нарушено! Люди установили законы, согласно которым о Мистериях надо молчать. Но теперь Мистерии должны быть явлены посредством Мистерии Голгофы! Вот — решение в душе Христа! Величайшее всемирно–историческое решение, которое Он принимает для Себя: то, что до сих пор по законам людским всегда должно быть храниться в молчании, должно быть теперь показано перед глазами всех, перед мировой историей!

Помыслим себе о моменте всемирно–исторического размышления Христа, об этом моменте. Его всемирно–исторического раздумья: "Я взираю здесь на все развитие человечества; оно запрещает мне своими законами говорить о смерти и воскресении, о святой Мистерии Посвящения! Нет! Я послан Богами на Землю, чтобы это явить. Я не должен считаться с тем, что говорят люди; я должен считаться с тем, что Мне говорят Боги!" Решение открыть Мистерии подготовляется в этот момент. И Христос должен отбросить от своей души нерешительность, которая, пожалуй, может происходить оттого, что Он хотел бы в эволюции держаться того, что дано человеческими установлениями. "Отойди от меня, нерешительность! И да вырастет во мне решение явить, поставить перед всем человечеством то, что до сих пор было в глубинах Мистерий!" — Обращаясь к Своему собственному решению, когда Он должен отвергнуть то, что может сделать Его нерешительным, говорит Христос: "Отойди от Меня!" И Он принимает в этот момент решение совершить то, зачем Он послан Его Богом на Землю.

В этом месте мы имеем дело с величайшим всемирно–историческим монологом об обнародовании Мистерий — монологом Бога, никогда дотоле не бывшем в земной эволюции. Вовсе не удивительно, что этот монолог Бога сперва не понятен человеческому интеллекту. Мы должны глубоко проникать, если хотим в какой–то мере быть достойными его понять. Через него дело Богов продвинулось вперед.


Распечатать Распечатать    Переслать Переслать    В избранное В избранное

Другие публикации
  • Первая лекция (Базель, 15 сентября 1912 года).
  • Вторая лекция (Базель, 16 сентября 1912 года).
  • Третья лекция (Базель, 17 сентября 1912 года).
  • Четвертая лекция (Базель, 18 сентября 1912 года).
  • Пятая лекция (Базель, 19 сентября 1912 года).
  • Седьмая лекция (Базель, 21 сентября 1912 года).
  • Восьмая лекция (Базель, 22 сентября 1912 года).
  • Девятая лекция (Базель, 23 сентября 1912 года).
  • Десятая лекция (Базель, 24 сентября 1912 года).
    Вернуться назад


  •  Ваше мнение
    Ваше отношение к Антропософии?
    Антропософ, член Общества
    Антропософ, вне Общества
    Не антропософ, отношусь хорошо
    Просто интересуюсь
    Интересовался, но это не для меня
    Случайно попал на этот сайт



    Всего голосов: 4625
    Результат опроса