Сайт «Антропософия в России»


 Навигация
- Главная страница
- Новости
- Антропософия
- Каталог файлов
- Поиск по сайту
- Наши опросы
- Антропософский форум

 Антропософия
GA > Сочинения
GA > Доклады
Журнал «Антропософия в современном мире»
Конференции Антропософского общества в России
Общая Антропософия
Подиум Центра имени Владимира Соловьёва
Копирайты

 Каталог файлов
■ GA > Сочинения
■ GА > Доклады

 Поиск по сайту


 Антропософия
Начало раздела > GA > Сочинения > Христианство как мистический факт и мистерии древности

Августин и церковь


Вся сила той борьбы, какая происходила в душах хри­стиан при переходе от язычества к новой религии, сказа­лась в личности Августина (354-430). И когда мы взи­раем, как эта борьба совершалась в его духе, то вместе с тем таинственно наблюдаем такие же душевные битвы Оригена, Климента Александрийского, Григория Назианзина, Иеронима и других.

Августин является личностью, в которой из страстной и чувственной натуры развились глубочайшие духовные за­просы. Он проходит сквозь языческие и полуязыческие миросозерцания. Он глубоко страдает от ужасающих со­мнений, которые могут овладеть только человеком, испы­тавшим бессилие многих мыслей перед духовными за­просами и вкусившим унизительное сознание: "может ли человек вообще что-либо знать?"

Сначала представления Августина не выходили за пре­делы чувственно-преходящего. Духовное было ему до­ступно лишь в чувственных образах. Он испытывает как бы освобождение, когда поднимается над этой ступенью. Так говорит он в своей "Исповеди": "Желая мыслить о Боге, я должен был представлять себе вещественные тела и думал, что ничего не может существовать кроме подоб­ного им; это и было важнейшей и почти единственной причиной заблуждения, которого я не мог избежать". Этим он указывает, к чему должен прийти каждый, кто ищет истинной жизни в духе. Есть мыслители, - и таковых не мало, - утверждающие, что вообще нельзя достигнуть чистого представления, свободного от всякого чувствен­ного содержания. Такие мыслители смешивают то, что они должны, по их мнению, высказать о своей собствен­ной душевной жизни, с человечески возможным. Вернее было бы сказать, что к высшему познанию человек может прийти только тогда, когда он развил в себе мышление, свободное от всякого чувственного содержания. Когда он развил в себе такую душевную жизнь, что представления в ней не перестают рождаться с прекращением нагляд­ности, сообщаемой им чувственными впечатлениями. Ав­густин рассказывает, как он поднялся до духовного созер­цания. Он спрашивал повсюду: где же находится "боже­ственное"? "Я вопросил землю, и она ответила: это не я, и все, что на земле, ответило таким же признанием. Я во­просил море и бездны и все, что они таят в себе живого: мы не Бог твой, ищи выше нас. Я вопросил веющие ветры, и вся воздушная область с ее обитателями ответила мне: обманывались философы, искавшие в нас сущность ве­щей; мы не Бог. Я вопросил солнце, месяц и звезды, и они ответили: мы не Бог, которого ты ищешь". И Августин понял, что одно только может ответить на его вопрос о Божестве - его собственная душа. - Она сказала: "Ни глаз, ни ухо не могут открыть тебе то, что во мне: только я сама могу открыть тебе это. И вот я непреложно говорю тебе: находится ли жизненная сила в воздухе или в огне, в этом люди могут сомневаться; но кто же станет сомневаться в том, что он живет, помнит, понимает, хочет, мыслит, знает и судит? Когда он сомневается, он все же живет, все же помнит, почему сомневается, понимает, что сомневается, хочет удостовериться, думает, знает, что ничего не должен принимать поспешно". Внешние предметы не противятся, если мы отказываем им в сущности и бытии. Но душа противится этому: если бы она не существовала, она не могла бы сомневаться в себе. И в своем сомнении утверж­дает она свое бытие. "Мы существуем, и мы познаем наше бытие, и мы любим наше бытие и познание. В этих трех свойствах не может тревожить нас никакое заблуждение, похожее на истину, так как мы постигаем их не телесным чувством, как внешние предметы". Божественное воспри­нимает человек, когда доводит свою душу до признания сначала своей собственной духовности, чтобы затем она, уже как дух, могла искать пути в духовный мир. И к такому познанию после долгой борьбы пробился Авгу­стин. Из подобного настроения в языческих народах у лиц, искавших познания, вырастало стремление постучаться во врата мистерий. В эпоху Августина с такими убеждениями можно было сделаться христианином. Вочеловечившийся Логос, Иисус, указал путь, по которому надо идти душе, если она хочет достигнуть того, о чем так громко говорит она, когда остается наедине с собой. В 385 г., в Милане, Августин познакомился с учением Амвросия. Все его со­мнения относительно Ветхого и Нового Завета исчезли, когда учитель объяснил ему важнейшие места, не только в буквальном их смысле, но и "в духе, совлекая мисти­ческий покров". В исторической традиции Евангелий и в общине, в которой хранится эта традиция, воплощается для Августина то, что таилось в мистериях. Постепенно он убеждается, что "ее требование верить тому, чего она не доказала, - правомерно и не лукаво". Он приходит к сле­дующему представлению: "Кто может быть настолько ос­лепленным, чтобы сказать, будто апостольская церковь не заслуживает доверия, - церковь, которая столь верна и представлена единомыслием стольких братьев, добросо­вестно передавших потомкам писания апостолов и, со строго удостоверенной преемственностью, сохранивших епископские престолы их вплоть до епископов нашего времени". Подобный образ мыслей Августина подсказал ему, что с пришествием Христа настали иные, нежели прежде, условия для ищущей духа души. Для него стало ясно, что в Христе Иисусе явлено было во внешнем исто­рическом мире то самое, чего мист искал, к чему подго­товлялся в мистериях. Вот одно из важнейших изречений Августина: "То, что теперь именуют христианской рели­гией, существовало уже у древних, и не отсутствовало также и в начале человеческого рода; когда же Христос явил­ся во плоти, то истинная религия, существовавшая и дото­ле, получила название христианской". Для подобного образа мыслей возможны были два пути. Один путь -утверждающий, что если человеческая душа разовьет в себе силы для познания своей истинной сущности, то, идя дальше, она достигнет также и познания Христа и всего, что связано с Ним. Это была бы мудрость мистерий, обо­гащенная христианством. Другой же путь - тот, который действительно был принят Августином, и на котором он стал великим прообразом для своих последователей. Он заключается в том, что на известной ступени человек заканчивает развитие собственных душевных сил и почер­пает все свои представления о событии Христа из письмен­ных источников и устных преданий. Первый путь Ав­густин отверг, как исходящий из душевной гордости; вто­рой же, по его мнению, отвечал истинному смирению. Вот, что он говорит желающим идти по первому пути: "Вы могли бы обрести мир в истине, но для этого необходимо смирение, столь тяжелое для вашей жестоковыйности". Но зато с бесконечным внутренним блаженством ощущал он тот факт, что со времени "явления Христа во плоти" можно было сказать себе: каждая душа может прийти к переживанию духовного, если в искании она углубится в себя как только может дальше, и затем, чтобы достигнуть самого высшего, приобретет доверие к тому, что повест­вуют нам письменные и устные предания христианской общины о Христе и об Его откровении. - Он высказывается об этом так: " Какое ликование, какое непреходящее на­слаждение высшим и истинным благом даруется ныне! Какая радость, какое дыхание вечности, - как мне выра­зить это? Но это выразили, поскольку это возможно вы­разить, те великие, несравненные души, о которых мы свидетельствуем, что они созерцали и еще теперь созер­цают... Мы достигаем той точки, где познаем, как истинно было бы то, во что предлагалось нам верить, и как бла­гостно и спасительно были мы воспитаны нашей матерью церковью, и как полезно оказалось молоко, которым апо­стол Павел поил младенцев..." (То, что развивается из другого возможного воззрения - из обогащенной христи­анством мудрости мистерий - это лежит уже за пределами данной книги. Изложение этого можно найти в моей книге "Очерк Тайноведения"). - В дохристианскую эпоху ищу­щий духовных основ бытия должен был вступать на путь мистерий; но Августин может сказать душам, не могущим идти по этому пути, следующее: идите, насколько это возможно для ваших человеческих сил, по пути позна­ния; а оттуда уже доверие (вера) поведет вас в высшие духовные области. - От этих слов только один шаг к ут­верждению, что в сущности человеческой души заложена возможность дойти только до известной ступени позна­ния; дальше она может подняться только путем доверия, путем веры в письменные и устные предания. Этот шаг был сделан тем духовным течением, которое указало по­знаванию определенные границы, за которые душа не может подняться своими собственными силами; все, что лежало за пределами этой области, становилось отныне предметом веры, опиравшейся на письменные и устные предания и на доверие к их носителям. Величайший учи­тель церкви, Фома Аквинский (1224-1274), дал этому учению многообразное выражение в своих трудах. Чело­веческое познание может достигнуть того, чего достиг Августин своим самопознанием, - уверенности в божест­венном. Сущность же этого божественного и его отноше­ние к миру явлены в богооткровенном и уже недоступном самостоятельному человеческому познанию богословии, которое, будучи содержанием веры, тем самым уже выше всякого познания.

Эту точку зрения, в самом ее возникновении, можно формально проследить в миросозерцании Иоанна Скот­та Эригены, жившего в девятом веке при дворе Карла Лысого и служащего естественным переходом от первых времен христианства к воззрениям Фомы Аквинского. Его мировоззрение носит черты неоплатонизма. В сочинении своем "О разделении природы" Эригена развил дальше учение Дионисия Ареопагита. Это учение исходило из взгляда на Бога как на существо, стоящее превыше всего чувственно-преходящего, и от Него производило мир. Человек участвует в превращении всех су­ществ в этого Бога, достигающего в конце того же, чем Он был изначально. В конце все опять погружается в Боже­ство, прошедшее через мировой процесс и завершившееся в Себе Самом. Но чтобы достигнуть этого Божества, че­ловек должен прежде найти путь к воплотившемуся Лого­су. Эта мысль приводит у Эригены уже к другой: все, что содержится в Писании, которое учит о Логосе, будучи принято как содержание веры, ведет к спасению. Разум и авторитет Писания, вера и познание стоят рядом. Одно не противоречит другому; но вера должна привести к тому, до чего никогда не сможет подняться познание, опираясь только на самого себя.

***

То, что прежде, в духе мистерий, утаивалось от народа, познание вечного, сделалось теперь, благодаря христиан­ским воззрениям, содержанием веры, восходящим, по самой природе своей, к чему-то недосягаемому для про­стого познания. Дохристианский мист держался того убеждения, что только ему принадлежало познание боже­ственного, а народу оставалась лишь образная вера. Хри­стианство же утверждало, что Бог в откровении своем явил человеку мудрость, и что в познании дается ему отображение божественного откровения. Мудрость мис­терий - тепличное растение, открываемое лишь немногим зрелым; мудрость же христианская является мистерией, которая никому не открывается как познание, но всем - как содержание веры. Точка зрения мистерий продолжала жить в христианстве, но в измененной форме. Все должны были стать причастными истине, а не отдельные избран­ные. По это должно было совершаться таким образом, что на известной ступени познания последнее признавалось бессильным вести дальше, и его место заступала вера. Христианство вынесло содержание мистерий из сумрака храма на дневной свет. И очерченное нами в христианстве духовное направление вело к представлению, что это со­держание должно пребывать в форме веры.


Распечатать Распечатать    Переслать Переслать    В избранное В избранное

Другие публикации
  • Предисловие ко второму изданию
  • Точки зрения
  • Мистерии и их мудрость
  • Греческие мудрецы до Платона в свете мудрости мистерий
  • Платон как мистик
  • Мудрость мистерий и миф
  • Тайная мудрость Египта
  • Евангелия
  • Чудо воскрешения Лазаря
  • Апокалипсис Иоанна
    Вернуться назад


  •  Ваше мнение
    Ваше отношение к Антропософии?
    Антропософ, член Общества
    Антропософ, вне Общества
    Не антропософ, отношусь хорошо
    Просто интересуюсь
    Интересовался, но это не для меня
    Случайно попал на этот сайт



    Всего голосов: 4625
    Результат опроса