Иначе ставило себя христианское человечество в различные века по отношению к Евангелию от Луки. Это Евангелие всегда служило родом назидательного чтения для всех вообще, для тех, кто могли достигать сферы Христовых ощущений, исходя из простодушия и сердечной невинности. Для всех отягченных горем и болезнями оно всегда было источником внутреннего утешения, потому что в нем возвещается так много о великом Утешителе и Благодетеле человечества, о Спасителе трудящихся и обремененных. Оно было книгой, к которой обращались особенно те, кто хотел проникнуться христианской любовью, потому что более, чем в каком-либо ином христианском памятнике, в Евангелии от Луки описывается сила, могущественность и проникновение любви. И те, которые так или иначе сознавали, что обременили сердце грехом (а это, в сущности, касается всех людей), всегда находили и назидание, и утешение, и возношение обремененной души, когда они обращали взоры на Евангелие от Луки и его благовестие. И они могли сказать себе: «Иисус Христос пришел не только для праведных, но и для грешников, Он сидел за одним столом с грешниками и мытарями». Если для того, чтобы дать воздействовать на себя Евангелию от Иоанна, нужно высокое подготовление, то про Евангелие от Луки можно сказать, что нет души настолько низкой и незрелой, чтобы на нее не могло в полной мере воздействовать все тепло, излучающееся из Евангелия от Луки. Оно издавна было книгой для всех, которые могли найти для себя почитание и самую наивную детскую простоту. Все то, что в человеческой душе остается детским, начиная с самой ранней жизненной поры и вплоть до последней ступени старости, — все это всегда чувствовало влечение к Евангелию от Луки. Все, что изошло из христианства и истинно дано в образах, то что искусство изобразило из христианских истин (хотя многое дано и другими Евангелиями), все, что в искусстве, живописи издавна убедительней всего говорило человеческому сердцу, — все это в зачатках мы находим в Евангелии от Луки.

Все глубокие отношения между Христом Иисусом и Иоанном Крестителем, изображенные во многих произведениях искусства, имеют своим источником эту вечную книгу — Евангелие от Луки. Тот, кто с этой точки зрения даст воздействовать на себя этому памятнику, тот найдет, что он от начала до конца словно пропитан принципами любви, сострадания, простодушия, даже до известной степени детскости. И где же еще проявится так тепло эта детскость, как не в отношении детства Иисуса из Назарета, которого нам дает автор Евангелия от Луки!

То, что я скажу сегодня, может быть, покажется, тем, которые слышали другие мои лекции об этом предмете, противоречием. Но в ближайшие дни мы получим соответствие с тем, что я раньше говорил о Христе Иисусе и Иисусе из Назарета. Нельзя сразу дать весь сложный объем истины, и сегодня мы укажем на одну из сторон Христовой истины, которая находится в кажущемся противоречии с той частью истины, о которой я говорил раньше. Будут развиты отдельные течения истины и затем будет показано, что они вполне гармоничны и созвучны между собой. В разных циклах, в которых до сих пор исходной точкой намеренно бралось Евангелие от Иоанна, я могу указать, естественно, лишь на часть истины, но она все же остается истиной, и это мы увидим в ближайшие дни. Сегодня мы рассмотрим часть Христовой истины, являющейся для большинства непривычной.

В Евангелии от Луки одно чудесное место повествует о том, что пастухам на поле явился Ангел, который возвестил им, что родился «Спаситель Мира». И затем говорится, что к этому Ангелу после его возвещения приступило «многочисленное небесное воинство».

Представьте себе картину: пастухи глядят ввысь, и им является нечто вроде «отверстого неба», и перед ними в могучих образах появляются существа Духовного мира. Что возвещается пастухам? То, что возвещается, облекается в монументальные слова, произносимые на всем протяжении человечества и ставшие рождественским песнопением. Если их правильно передать, они гласят приблизительно так: «Небесные сущности проявляются с высоты для того, чтобы господствовал мир для людей на Земле, проникнутых доброй волей». Слово «слова», которыми передается обыкновенно это место, являются совершенно неверным переводом. Тут должно быть дано резко подчеркнутым то, что видимое пастухами есть проявление небесных сущностей и что оно происходит именно в тот момент для того, чтобы воцарился мир в человеческих сердцах, проникнутых доброй волей. В этих правильно переданных словах заключено многое из таинства Христова, как мы это увидим. Но необходимо многое, чтобы внести свет в эти слова ставшие парадигмой. Нужно попытаться рассмотреть сообщения, получаемые из Хроники Акаши путем человеческого ясновидения. Надо сперва посмотреть открытым духовным оком на то время, в которое вступает для человечества Христос Иисус, и затем спросить себя: «Как представляется то, что тогда духовно вступило в земное развитие, если мы его проследим во всем его историческом становлении, если мы спросим: откуда оно пришло?»

Тогда в человечество втекло нечто, что представляет собой как бы слияние духовных потоков из различнейших направлений.

В многочисленных странах Земли выступали в течение времен самые разнообразные мировоззрения. Все это слилось тогда в Палестине и нашло тем или иным образом свое выражение в этих палестинских событиях, так что мы можем спросить: «Куда направляются потоки, которые мы видим точно слившимися в одной точке палестинских событий?» Мы сказали, что через Евангелие от Луки дано имагинативное познание, приобретаемое в образах. В только что приведенных словах перед нами ставится образ того, как над пастухами с высоты происходит проявление небесных существ — образ одного духовного существа — Ангела, а затем ангельское воинство. Как видит ясновидящий и в то же время посвященный в тайны бытия человек этот образ, который он во всякое время может воссоздать, оглядываясь на Хронику Акаши? Что предстало тогда перед пастухами? Что содержит в себе это ангельское воинство и откуда оно появилось?

В этом образе показано одно из великих духовных течений, прошедших через развитие человечества, и которое поднималось все выше и выше, так что во времена палестинских событий оно могло только с духовных высот светить на Землю. Если мы начнем чтение в Хронике Акаши этого «ангельского воинства», мы будем приведены назад к одному из величайших духовных течений в развитии человечества, которое в последний раз перед появлением на Земле Христа Иисуса было за несколько веков до того распространено как «буддизм». Тот, кто, исходя из откровения, данного пастухам, будет через Хронику Акаши исследовать предшествующие времена человечества, тот будет приведен (как бы странно это ни звучало) к тому, что было «просветлением» великого Будды. То, что просияло людям в Индии, что там некогда всколыхнуло души и сердца в качестве великого мировоззрения религии, сострадания и любви и что еще и ныне служит духовной пищей большей части человечества — это проявилось вновь в откровении, данном пастухам. Ибо и это должно было влиться в Палестинское откровение. Мы сможем понять то, что нам говорится в начале Евангелия от Луки, лишь тогда, когда мы оглянемся на то, чем был Будда для человечества и чего достигло откровение Будды в ходе развития человечества.

Когда за 5-6 веков до нашей эры на далеком Востоке родился Будда, в нем проявилась индивидуальность, которая очень, очень часто перевоплощалась и благодаря этому поднялась до высокой ступени человеческого развития. Будда смог стать тем, кем он был, только потому что он в своих прежних инкарнациях в высшем смысле слова достиг уж очень, очень высокой ступени развития. Ту ступень развития какого-либо существа во вселенной, которой достиг Будда, обозначают восточным выражением как ступень «Бодисатвы».

Сущность Бодисатв уже была освещена в разных циклах лекций. Тот, кто стал «Буддой», должен был сперва быть Бодисатвой. Это есть предыдущая ступень индивидуального развития в Будду.

То, на что способны люди в какое-либо время, то, что в них развито из способностей — это было не всегда. Близоруко то рассмотрение, которое не может заглянуть дальше собственной эпохи и верит тому, что уже в древности существовали те способности, которыми люди обладают теперь! Человеческие способности, то что люди осознают, знают, могут делать, — это все меняется от одной эпохи к другой. Ныне человеческие способности развиты настолько, что человек разумом может познать то или иное, он может познать умом, что нравственно и что безнравственно, что логично или нелогично. Но было бы ошибкой полагать, что эти способности были присущи человеческой природе всегда. Они появились, постепенно развиваясь.

То, что человек может сегодня через собственные способности, это должно было ему быть сказано существами (как ребенку родителями), которые, хотя и были воплощены среди людей, но благодаря своим духовным способностям были более высоко развиты и в мистериях общались с божественно-духовными сущностями, стоявшими над ними. Такие индивидуальности существовали всегда. Прежде, чем люди приобрели, например, дар логического мышления, они должны были слушаться известных Учителей, которые тоже могли мыслить логически не путем известных способностей, развивающихся в физическом теле, а благодаря тому, что они в мистериях общались с божественными духовными существами, находившимися в более высоких областях. Существовали Учителя, учившие логике, нравственности, исходя из откровений, получаемых ими из более высоких миров прежде, чем люди сами, путем своей земной природы, стали в состоянии мыслить логически или находить нравственное.

Известная категория таких существ, которые, хотя и воплощены в физическое тело, но общаются с божественно-духовными существами для того, чтобы принести и сообщить людям взятое от них, — это и есть «Бодисатвы». Это воплощенные в человеческом теле существа, которые благодаря своим способностям поднимаются до общения с божественно-духовными существами. И прежде чем Будда стал «Буддой», он был именно Бодисатвой. Сущность, являющаяся Бодисатвой, в отдаленной древности земного развития получала определенную миссию в более высоких мирах и затем она выполняла эту миссию. Если это применить к Будде, то он в качестве Бодисатвы имел определенное задание. Когда Земля находилась в более ранних стадиях развития, еще до Атлантического и Лемурийского времени, тогда та сущность, которая в 6 веке до нашей эры была воплощена как Будда, получила определенную миссию. И Будда ее выполнял. На протяжении всех времен он должен был действовать из эпохи в эпоху и каждый раз сообщать земному развитию человечества столько, сколько оно могло воспринять в данное время. Поэтому для каждого Бодисатвы существует время, когда он со своей миссией достигает определенной точки, где то, чему он мог дать влиться в человечество «сверху», становится собственной человеческой способностью.

То, что является сегодня человеческой способностью, было раньше способностью божественно-духовных сущностей, и Бодисатвы выносили ее из духовных высот на Землю. Такой духовный миссионер подходит к точке, где может себе сказать: «Я выполнил свою миссию, человечеству дано то, к чему оно подготовлялось в продолжение долгих времен». И тогда Бодисатва может стать Буддой. Это значит, что для него наступает такое время, когда он в качестве сущности с той миссией, которую мы только что охарактеризовали, не нуждается больше в воплощении в физическом человеческом теле, когда он в последний раз еще воплощается в таком теле и когда ему затем уже больше не надо воплощаться в качестве такого миссионера. Подобное время наступило для Будды. То, что ему раньше приходилось творить, приводило его все снова и снова вниз, на Землю. Но в то время, когда для него наступило просветление Будды, для него, как Бодисатвы, наступило последнее воплощение. Он наконец пришел в такое человеческое тело, которое развило в высшей степени те способности, которым прежде приходилось учить сверху и которые потом постепенно должны были стать собственными человеческими способностями.

Если такой Бодисатва путем своего прежнего развития достиг того, что создал такое совершенное человеческое тело, которое может развить способности, стоящие в связи с миссией Бодисатвы, то тогда ему не надо больше воплощаться. Тогда он парит в духовных областях, направляя людей и помогая им, и уже оттуда действует на человечество. И тогда людям дано задание развить дальше то, что раньше к ним притекало с небесных высот, и сказать себе: «Мы должны теперь так развиваться, чтобы выработать те способности, полное достижение которых мы в первый раз видим в той инкарнации, которая была достигнута способностями Бодисатвы и которые выступили в «Будде». Проявление в человеке сущности, действующей на протяжении эпох как Бодисатва, в данном отдельном человеке, когда в человеческую природу воспринято все то, что раньше притекало с небесных высот, — показать на отдельном человеке, чего достигает Бодисатва, — это значит стать Буддой. Это еще проявлял в себе Будда. Если бы Бодисатва раньше отошел от своей миссии, то люди не могли бы иметь определенных способностей, притекающих к ним с высот. Но после того, как развитие так далеко продвинулось вперед, что эти способности смогли существовать на Земле в единичном человеческом существе, этим самым была создана почва для зародыша того, что люди смогут в будущем сами развивать в себе эти способности.

Таким образом, индивидуальность, развившаяся ранее как Бодисатва, и которая, будучи Буддой, не вполне входила в человеческий образ, но поднималась и до небесных высот, один раз совершенно входит в человека, так что совершенно поглощается этим воплощением. Но затем она снова уходит. Ибо теперь — с этой инкарнацией Будды — человечеству дана известная сумма откровений, которые теперь должны развиваться сами внутри человечества. Поэтому сущность Бодисатвы, ставшего Буддой, сумеет уйти с Земли в известные духовные высоты, пребывать там и направлять дела человечества с того места, где ее может увидеть известная ясновидческая способность. Какое же задание имела та чудесная, могуче-великая индивидуальность, которую обычно называют «Буддой»?

Вся познавательная способность человечества развивалась постепенно, но в атлантическое время значительная часть человечества могла ясновидчески видеть в духовных мирах; известные остатки древнего ясновидения существовали и в послеатлантическом времени. В древнеиндийское время, в праперсидское время, египто-халдейское, вплоть до греко-латинского времени, мы нашли бы очень много людей, обладающих наследственным даром этого древнего ясновидения, которым был открыт астральный план, которые могли видеть в сокровенных глубинах бытия. Еще в греко-латинское время видеть эфирное тело человека было для большей части людей чем-то совершенно обычным, а именно: видеть головную часть человека, окруженную тем эфирным облаком, которое, правда, постепенно скрылось внутри головной части. Но человечество должно было возвыситься до такого познания, которое постепенно стало совершенно чувственным и приобретается внешними чувствами и теми духовными способностями, которые направлены на внешние чувства. Человек должен был постепенно совершенно выйти из духовного мира и вступить лишь в чувственное рассмотрение, в рассудочное, логическое мышление. Он должен был постепенно достичь этого неясновидческого познания, пройти через него для того, чтобы в будущем снова достичь ясновидческого познания, но уже соединенного с тем, что человек приобрел себе в смысле чувственного и рассудочного познания.

Сейчас мы живем в такое время, что оглядываемся на прошлое, в котором люди обладали ясновидением, и заглядываем в будущее, когда люди снова будут обладать им. Но в нашем промежуточном периоде большинство людей обречено на то, чтобы воспринимать чувствами и понимать разумом и рассудком.

Конечно, существует известная высота чувственного воззрения и рассудочного познания. В любом познании существуют «степени». Один так проходит в данной инкарнации свою земную жизнь, что мало вникает в то, что является «нравственностью», так что мало развивает в себе сострадание к ближним; такой человек стоит на низкой нравственной ступени. Другой мало развивает свои интеллектуальные силы — этот человек низкой интеллектуальной ступени. Но эти интеллектуальные познавательные силы могут подняться до высокой ступени. От человека малонравственного или малоинтеллектуального до такого, которого мы в смысле Фихте называем «нравственным гением» и который развивается до высочайшей нравственной фантазии, есть всевозможные промежуточные ступени; и мы можем развиваться до высоты человеческого совершенствования современности, не имея ясновидческих сил, а лишь путем облагораживания сил, которыми располагает обыкновенный человек. В ходе земного развития человечество сперва должно было достичь этих ступеней. То, что сегодня познается человеком до известной степени через собственный ум, чего он достигает путем собственной нравственной силы, этого не мог бы достичь человек древности тем же путем и понять то, что нужно иметь сострадание к горю и болям другого человека.

Сегодня можно сказать, что здоровое нравственное чувство отдается этому взгляду и без ясновидения, и люди смогут все больше возвышаться до понимания того, что высшая добродетель есть сострадание и что без любви человечество не смогло бы продвинуться вперед. Человеческое нравственное чувство сегодня может это познать, и это познание будет все больше расширяться. Но оглянемся на те времена, когда нравственное чувство было таково, что не могло этого понять. Были времена, когда люди сами никогда не могли бы понять, что сострадание и любовь могут иметь отношение к высочайшему развитию человеческой души. Поэтому в людей должны были воплощаться такие духовные сущности, как, например, Бодисатвы, получавшие откровения из более высоких миров о действенной силе сострадания и любви и которые могли сказать людям, как им поступать в любви и сострадании, потому что люди тогда не настолько созрели, чтобы понимать это собственными силами.

То, что сегодня люди, исходя из личной силы, признают за высокую добродетель, сострадание и любовь, то, до чего возвышается нравственное чувство, — этому на протяжении целых эпох приходилось учить с небесных высот. И Учителем любви и сострадания в те времена, когда люди сами еще не постигали природы сострадания и любви, был этот Бодисатва, который затем в последний раз воплотился в Гаутаме Будде. Он раньше был тем Бодисатвой, который был учителем любви и сострадания и всего того, что находится в связи с этим.

Он был им на протяжении тех эпох, когда люди по природе своей были еще ясновидящими. Он воплощался как Бодисатва в таких ясновидческих человеческих телах. И когда он затем воплотился как Будда и ясновидчески увидел свои более ранние воплощения, тогда он мог сказать, как чувствовала себя душа, когда заглядывала в глубины бытия, скрытые призрачностью чувственного. Этой способностью он обладал в прежних воплощениях и с этой способностью он родился в роду Шакья; из этого рода происходил отец Гаутамы Суддходана. При своем рождении Гаутама Будда был еще Бодисатвой. Это значит, что он явился в виде сущности, до которой он развился в прежних инкарнациях. Он родился от своего отца Суддходаны и матери Махадеви как Бодисатва и поэтому ребенком обладал высокой степенью ясновидения и мог заглядывать в глубины бытия.

Это «заглядывание» в ходе развития человечества приняло постепенно совершенно особые формы. То, что оставалось, например, в виде унаследованного остатка древнего ясновидения, не было его лучшей частью, потому что миссией земного развития человечества было постепенно отступать от этого дара. Лучшие части ясновидения были утеряны первыми. То, что осталось, было во многом низшее видение в астральном мире, именно видение тех демонических сил, которые принижают человека в его желаниях и страстях в низшую сферу. Путем посвящения мы обладаем видением в духовном мире и можем видеть те силы и сущности, которые связаны с лучшими чувствами и ощущениями человечества; но мы видим также и те духовные силы, которые стоят за разнузданной страстью, за дикой чувственностью, за разъедающим эгоизмом. То, что в обширном объеме сохранилось для людей (не для посвященных, но для большего числа людей), это именно и было видение этих демонических сил, стоящих за влекущими вниз страстями. Тот, кто видит в духовном мире, может, конечно, все видеть сам. Это зависит от развития человеческих способностей; человек не может достичь одного без другого. Будда в качестве Бодисатвы должен был воплотиться в человеческом теле, которое было организовано так, как были организованы в то время человеческие тела вообще. Он воплотился в теле, давшем ему способность глубоко видеть в астральных глубинах бытия.

Уже ребенком он обладал способностью видеть все те астральные силы, которые лежат в основе дикой страсти и дикой чувственности. Заключенный во дворце отца, оберегаемый от всего, он стал избалованным и изнеженным, потому что на него так воздействовали, исходя из того предрассудка, что этого требовал его сан царского сына. Но благодаря этой отрешенности его внутренняя сила видения тем более проявила себя. В то время как его заботливо охраняли и отделяли от него все, что напоминает о болезни и страданиях, его духовное око в этой отрешенности было открыто для астральных образов. Вокруг него носились тогда астральные образы всего того, что может снизить человека посредством диких страстей. Из экзотерических сообщений биографии Будды многого нельзя понять, если нет проникновения в эзотерические глубины. И меньше всего из этих сообщений можно понять жизнь Будды. Кажется странным, когда ориенталисты и другие исследователи жизни Будды находят описание того, что Будду во дворце окружали «10000 танцовщиц и 84000 жен». Даже книги, которые можно купить за несколько копеек, уже отмечают это теперь, их особенно удивляет такой гарем. Что же это означает? Этим указывается на то, что Будда переживал астральное видение в той мере, которую только может выдержать человеческое сердце. Этим указывается на то, как он с детства, хотя и не переживал имевшегося вовне в физическо-человеческом мире горя и боли, так как вначале его от этого оберегали, видел все это в образе духовных действий в духовном мире; видел, потому что был рожден в теле, которое могло создаться в то время, и он с самого начала был неуязвим, укреплен и возвышен над всем тем, что окружало его под видом ужаснейших призраков, потому что в своих прежних инкарнациях он поднялся до высоты Бодисатвы. Но так как он в качестве индивидуальности Бодисатвы жил в этой человеческой инкарнации, его влекло в мир, чтобы увидеть то, на что ему указывал каждый отдельный образ астрального мира, окружавшего его во дворце, побуждая его выйти и увидеть свет, покинуть свою тюрьму.

Это было двигающей силой в его душе, потому что в нем как в Бодисатве жила высокая сила духа, которая находится в связи с миссией, данной ему: учить человечество всей силе сострадания и всему, что с этим связано. Для этого он должен был сам узнать в мире это человечество, увидеть его в том мире, в котором оно может пережить учение о сострадании и любви, исходя из моральных побуждений. Он должен был узнать человечество в физическом мире, должен был подняться от Бодисатвы к Будде, как человек среди людей. Сделать это он смог, только отказавшись от способностей, оставшихся в нем от прежних инкарнаций, выйдя на физический план и там так жить с людьми, чтобы среди этого человечества стать примером, идеалом, прообразом развития этих особенных охарактеризованных свойств.

Для того, чтобы в этом смысле стать из Бодисатвы Буддой, необходимы отдельно промежуточные ступени развития. Это происходит не быстро. Его влекло прочь из дворца. Легенда говорит, что когда он вырвался из своего дворца-тюрьмы, он встретил старика. До тех пор он был окружен образами юности, он должен был думать, что существует лишь цветущая сила юности. В старике он узнал существование того, что на физическом плане отображается как «возраст». Потом он встречает больного, затем труп, то есть «смерть» на физическом плане. Все это выступает перед его душой теперь, когда он действительно мог охватить взором физический план. Для того, чем, собственно, является Будда, очень показательно следующее место в легенде (которая и здесь опять правдивее всякой науки): когда он выехал из дворца, он ехал на лошади, которая так была опечалена тем, что он хочет покинуть все то, для чего родился, что она с горя умирает, а затем в качестве духовной сущности остается в духовном мире. В этом образе выражена глубокая истина. Я не могу сегодня подробно объяснить, почему в качестве образа человеческой духовности здесь приведена именно лошадь; напомню лишь о Платоне, говорящем о лошади, которую он держит под узды, когда он хочет употребить образ для известных человеческих способностей, данных ему свыше, еще не развитых из внутренней сущности человека. Когда Будда выходит из дворца, то он оставляет те способности, которые не развились из внутренней сущности человека, оставляет их в духовных мирах, откуда они всегда его вели. На это и делается намек в легенде о лошади. Но лишь постепенно может Будда стать тем, чем должен стать в течение своей последней земной инкарнации. Ведь он должен теперь на физическом плане познать то, чему он как Бодисатва научился путем духовного видения. Так, он сперва знакомится с двумя учителями. Один из них — представитель того древнеиндийского мировоззрения, которое называется философией Санкхья, другой — представитель философии Йога.

Будда погружается в то, что они могут ему дать, он живет в этом, потому что, будь то какая угодно высокая сущность, ей все же приходится узнать то внешнее, что человечество уже завоевало себе, хотя Будда и может научиться этому скорее других. Будда, живший приблизительно за 6-7 веков до нашей эры, если бы родился в наше время, все же должен был бы сперва познать то, что за это время произошло на Земле, пока он обитал в небесных высотах. Так и Будда должен был познакомиться с тем, что произошло со времен его последней инкарнации.

И он познакомился сперва с философией Санкхья, потом — Йогой. Тогда эти мировоззрения для многих разрешали жизненные загадки, и он мог ощутить, как чувствует себя душа, дающая им воздействовать на себя. В «Санкхье» он мог воспринять тонко-логическое мировоззрение; но чем больше он в него вживался, тем менее оно его удовлетворяло. Под конец оно явилось ему сплетением, лишенным живой силы и жизни. Он чувствовал, что источник того, что ему предстояло делать в данной инкарнации, он должен искать не в традиционной философии Санкхья. Тогда он углубился в философию Йога Патанджали, искавшей соединения с божественным путем известных внутренних духовных переживаний. Он воспринял ее, сделал частью своего существа, но она не удовлетворила его, потому что он понял, что она является чем-то, унаследованным от древних времен, но люди должны были достичь других способностей, дойти в самих себе до нравственного развития. Он, испытав ее на собственной душе, увидел, что она не могла стать источником его миссии. Тогда он попадает к пяти отшельникам, старавшимся путем строжайшего самовоспитания, умерщвления плоти и лишений проникнуть в тайны бытия. Будда пошел и этим путем, но и о нем понял, что в то время он не мог служить источником его миссии. Некоторое время он подвергал себя голоду и умерщвлению плоти и этим пробудил более глубокие силы, поднимающиеся именно тогда, когда тело ослаблено постом, и которые из глубин человеческой телесности могут быстро ввести в духовный мир. Но именно потому что Будда достиг своей ступени развития, он убедился в напрасных усилиях этого голода и умерщвления плоти. Будучи Бодисатвой, он, путем своего развития в прежних инкарнациях, смог свое человеческое тело того времени довести до высшей точки развития, до которой тогда смог подняться человек. И он смог пережить то, что именно должен пережить человек, идущий именно этим путем к духовным высотам.

Тот, кто поднимается до известной ступени философии Санкхья или Йога, не развив то, что прежде было пройдено Буддой, кто хочет проникнуть к чистым высотам божественного духа путем логического мышления, не достигнув сперва высоты нравственного чувства в смысле Будды, тот стоит перед искушением, через которое (в виде опыта) прошел и Будда и о котором рассказывается как об искушении демоном Мара. Тогда человек доходит до того, что его пронизывают все демоны высокомерия, тщеславия и честолюбия. Это познал Будда. Перед ним встал образ Мара — образ тщеславия и честолюбия. Но так как он был на высокой ступени Бодисатвы, он узнал его и сумел защититься. Он сказал себе: «Если люди станут развиваться по древнему пути, не восприняв нового импульса в учении любви и сострадания, самостоятельного нравственного чувства, то они должны (ибо они не Бодисатвы) подпасть демону Мара, сеющему в человеческой душе силы гордости и тщеславия». Вот что пережил в себе Будда, когда прошел вплоть до последних выводов философии Санкхья и Йога.

Но в то время, когда он был у монахов, он пережил и нечто другое: он познал иной облик этого демона, состоящий в том, что он показывает человеку все высшее физическое достояние, «все царства мира и славу их», чтобы отвлечь человека от духовного мира. Так как этому искушению подпадают на пути самоистязания, то Будда пережил его, когда был в обители отшельников. Тогда предстал ему демон Мара, говоря: «Не покидай всего, чем ты обладал как царский сын, вернись во дворец». Обыкновенный человек не устоял бы, но Будда был так высоко развит, что мог видеть искусителя, мог пережить то, что произошло бы с человеком, если бы он продолжал жить так, как до того времени, и стремился бы ввысь лишь путем поста и самоистязания. Сам он был огражден от этого и поэтому мог показать теперь людям ту великую опасность, которая наступила бы, если бы они пытались проникнуть в духовный мир без самостоятельного нравственного чувства, лишь путем поста и прочих внешних средств. Итак, будучи Бодисатвой, Будда достиг двух предельных точек человеческого развития, которые должны быть избегнуты обыкновенными людьми. Высшее знание прекрасно, но приближаться к нему нужно с чистым сердцем, с благородными чувствами, с просветленным духом, иначе тобой овладеют все гордыни, тщеславия и честолюбия, не надо искать внешним путем — самоистязанием или постом — достичь духовного мира, не очистив предварительно соответствующим образом свое нравственное чувство, иначе искуситель поступит с другой стороны. Вот две истины, освещающие путь человечеству от Будды вплоть до наших дней. Так передает нам Будда то, что он, еще будучи Бодисатвой, должен был даровать людям. Ибо принести человечеству это нравственное чувство, когда люди еще не были способны его развивать из собственного сердца, — это и было миссией Бодисатвы, ставшего затем Буддой.

Поэтому, когда Будда познал опасность аскетизма для человечества, он покинул отшельников, чтобы путем погружения в человеческие способности развиваться без древнего ясновидения, найти то высшее, что когда-нибудь сможет найти себе человечество благодаря именно этим способностям. Под деревом Бодхи на 29 году жизни Будда, покинувший путь аскезы, познал в семидневном созерцании те великие испытания, которые познает человек, когда в тихом внутреннем погружении пытается найти то, что смогут ему дать теперешние человеческие способности. Он познал те великие учения, которым потом учил в так называемых «четырех истинах» и «восьмичленном пути». Эти учения являются описанием нравственного чувства, чистейшего учения о сострадании и любви. Они возникли тогда, когда в Индии под деревом Бодхи Бодисатва превратился в Будду.

Тогда лучшие сострадания и любовь впервые возникли в человеке как способность человека, и с того времени люди в состоянии из самих себя развивать это учение. Вот в чем самое главное. Поэтому незадолго до смерти Будда говорит ближайшим ученикам: «Не печальтесь, что Учитель покидает вас. Я составлю вам закон мудрости и заповеди поведения; они должны заменить вам в будущем учителя». Иными словами: «До сих пор вас учил Бодисатва учению любви и сострадания, теперь человечество в собственном сердце имеет то, чему его прежде учил Бодисатва, и из собственного сердца оно сможет развить религию сострадания и любви. Теперь, исполнив свою миссию, достигнув своего последнего воплощения на Земле, я могу вернуться в духовный мир».

Мы должны были оглянуться на то, что произошло за 6 веков до нашей эры, ибо, если бы мы не проследили, руководствуясь Хроникой Акаши, развития событий от Палестины до Бенаресской проповеди, мы не поняли бы пути христианства, особенно того, который так блестяще изображен автором Евангелия от Луки. С тех пор, как Бодисатва стал Буддой, он перестал нуждаться в новом возвращении на Землю, он стал духовной сущностью, парящей в духовных мирах и оттуда воздействующей на земные события.

Теперь обратимся к важнейшему моменту развития человечества — к развитию Иисуса. Евангелие от Луки описывает нам явление пастухам Ангела, возвестившего им о рождении Спасителя, и далее говорится: «И внезапно явилось с Ангелом многочисленное воинство небесное, славящее Бога». Что же это было за воинство? Это был просветленный Будда, Бодисатва древних времен, в своем духовном облике, то есть та самая сущность, которая в течение многих веков приносила людям весть любви и сострадания. И теперь, покончив с земными воплощениями, она парила в духовных сферах и явилась пастухам в небесной выси рядом с ангелом, возвестившем о Палестинском событии. Этому учит нас духовное исследование. Оно показывает нам парящего над пастухами просветленного Бодисатву древних времен. Исследование Хроники Акаши подтверждает то, что описывается в Евангелии от Луки: в Палестине, во «граде Давидовом», от родителей, происходивших от священнической линии дома Давидова, родился ребенок, который был приготовлен к тому, чтобы со своего рождения быть осиянным и пронизанным тем, что излучалось от Будды, поднявшегося на духовную высоту.

Обращая вместе с пастухами взор на ясли, в которых был рожден Иисус из Назарета, мы видим над младенцем сияющий венец — проявление силы Будды. Эта сила, с духовной высоты действовавшая на человечество, озаряла Вифлеемского Младенца, совершая деяние огромной важности и давая ему возможность соответственным образом вступить в развитие человечества. Когда Будда родился в древней Индии еще Бодисатвой, некий мудрец узрел всю сущность того, что я только что изобразил. И то, что этот мудрец Ассита узрел в духовных мирах, заставило его войти во дворец и отыскать младенца Бодисатву. И он предсказал этому младенцу его великую миссию Будды. К отчаянию царя-отца, Ассита предсказал, что младенец царствовать не будет, а станет Буддой. Потом мудрец заплакал и на вопрос, предстоит ли младенцу какое-нибудь горе, ответил: «Нет. Я плачу от того, что я так стар и не доживу до того дня, когда этот Спаситель — Бодисатва — будет ступать по земле как Будда». Ассита не пережил тогда этого превращения Бодисатвы в Будду, и с его тогдашней точки зрения его слезы были вполне законны.

Этот самый Ассита родился вновь в той личности, которая изображена нам в Евангелии от Луки как Симеон. Евангелие говорит, что Симеон был вдохновлен Духом, когда ему принесли Младенца. Ассита плакал, что он в своем тогдашнем воплощении не доживет до становления Бодисатвы Буддой. Теперь ему суждено было пережить дальнейшую ступень развития этой индивидуальности. Будучи вдохновлен Духом, он, при принесении Младенца во храм, мог видеть сияние просветленного Бодисатвы над Младенцем Иисусом из рода Давидова. И он сказал себе: «Теперь тебе нечего больше плакать: то, чего ты не видел тогда, ты видишь теперь, ты видишь Спасителя просветленным над этим младенцем. Господи, дай Твоему слуге умереть в мире!».