2. Микрокосмос и макроантропос - второе приближение

Об основном ритме души

Рассмотрим еще раз явления ритмического, на этот раз с точки зрения его места в искусстве (см. Часть 1 в журнале «Антропософия в современном мире» №2, 2002). В этой связи отсутствует одно высказыва­ние, дающее повод к размышлению: «В великом преобладает гекзаметр. Великий ритм. Тот, в чьей голове укрепился этот великий ритм, этот внутрен­ний поэтический механизм, пишет без своего лич­ного умысла, чарующе прекрасно, и происходит так, что высокие мысли, сами собой соединяясь с этими особыми колебаниями, в своем богатстве и многообразии построений становятся древним орфическим преданием о чудесах тонического искусства или исполненным тайн учением о Музы­ке - создательнице и утешительнице Вселенной. Глубоким изучающим взглядом мы проникаем здесь в акустическую природу души». (17)

Какое загадочное замечание! Можно ощутить, как непосредственно резонирует собственный опыт поэта. Появляется редкая возможность за­глянуть за его плечо, проникнуть в его душевно-духовную творческую мастерскую.

Однако что выражено в величии самого гекза­метра? Поэт имеет в виду, естественно, не только обычный поэтический размер. Гекзаметр является ему как поэтический прафеномен, основной ритм души, становящийся органом, благодаря которому такой высочайший поэт, как Орфей в древности, способен прорваться к широчайшему слою бытия. Новалис точно ощущает здесь тот оккультный факт, объяснение которого современное сознание получает благодаря духовной науке.

Гекзаметрический ритм состоит из шести подъ­емов, причем после третьего из них следует ха­рактерная цезура (пауза):

Hoch zu Flammen enbrannte // die machtige Lohe noch einmal //
 -       v     -     v     v   -     v //   v   -      v v   -    v  v     -     v //

Обе паузы, служащие при декламировании греческой поэзии в замедленном речевом пении для вдоха, оцениваются как (немые) подъемы. Отношение к ним основной части составляет тем самым 1:4. Это точно соответствует праобразному ритму человека между дыханием и биением серд­ца! (18) Рудольф Штайнер указывал на то, что соотношение гомеровского стиха происходило из прадревних основ мистерий. Оно должно было стать ритмическим воспитателем греческой души и культуры. Тогда знали, что человек при своем нисхождении в физическое земное сознание дол­жен был сохранить связь с Космосом через худо­жественное чувство, с тем, чтобы полностью не обрывалась связь с Духовными Властями. Эта связь была укоренена в нем изначально через его ритмическую систему. Если брать за основу 18 вдохов в минуту, мы получаем идеальное соотно­шение 25 920 вдохов за день. То же самое число, если его исчислять в годах, для ожидаемого ритма развития человеческого сознания составляет так называемый платоновский мировой год. Его испо­линская кривая в жизни Мировой Души и Мирового Духа означает один год, состоящий из 12 культур­ных эпох человечества (таких, как современная пятая послеатлантическая эпоха), как отдельных месяцев:

«В ритмическом элементе вы видите то, что является воздушным элементом, что воспринимал еще древний грек: человеческая душа коренится в Мировой Душе, а Мировая Душа сама живет в своем ритме, посылая в человеческую жизнь ми­ниатюрное отображение своего ритма. Снаружи Мировая Душа действует так, что каждый год ве­сенняя точка восхождения несколько сдвигается; за 25 920 лет эта точка сдвинется по кругу, следуя всему пути Солнца, и человек в его ритме 25 920 вдохов в день обладает миниатюрным отображе­нием огромного мирового ритма». (19)

Сейчас мы можем еще отчетливее, чем при первом приближении, создать представление о возможном подходе к звучащему духовному миру: активное погружение в процесс дыхания, а не только неосознанная самооотдача ему, постепен­но образуют новый орган познания. Мы пробуж­даемся в царстве гармонии сфер или великого ритма, пронизывающего «воздушного» человека изнутри. Другими словами: в нас восходит способ­ность инспиративнозо слушания. Древнее слово, интересным образом восходящее к Парацельсу, как тихий намек сберегает нечто от той взаимо­связи. «Инспирацией называется не что иное, как «вдох-новение». В медицинской области до сих пор это понятие используется как «вдох». (20)

Духовный исследователь из своего созерцания утверждает внутреннюю принадлежность ритми­ческой жизни душевному миру чувств и инспиративному сознанию:

«Мы должны сказать, что образованная в нас ритмическая система [...] возникла благодаря ми­ровой инспирации. Она инспирирует в нас. Деятельность, осуществляемая в дыхании, в циркуля­ции крови - то, что живет внутри нашей кожи - есть не что иное, как мировое явление, как молния или гроза».

Для того, чтобы сознательно проникнуть в эту сферу, «необходимо то, что я в моих сочинениях охарактеризовал как познание инспирации». (21)

Понятийное различие между имагинацией и инспирацией

Современному сознанию присуще четко обри­совывать ясные понятия для духовного содержа­ния. Обладал ли таким понятием об имагинации и инспирации ранний романтик Новалис? Безуслов­но нельзя ожидать у него таких обозначений. По­нятия и понятийные слова, как известно, двойст­венны. И Новалис, с его постоянно меняющимся использованием слов, является мастером в вос­питании прорыва от слова к подразумеваемым предметам.

В моих многолетних усилиях уловить общую связь мыслительного подхода Новалиса я обна­ружил в написанных им в 1798 году «Фрагментах» запись, из которой можно кое-что почерпнуть.

«Чистая система a priori - возникла без внеш­него возбуждения - Интеллигенция должна вопре­ки и по сравнению с органической силой - произ­водить все. - Подлинный мир мыслей - непосред­ственное сознание мира. Так, однако, и с чувства­ми - независимый мир образов - [...] - возникает и существует без влияния мыслей». (22)

Сухим философским языком указано на два направления «априорного», то есть духовного ми­ра, независимого от чувственного возбуждения: как внутренней стороны мышления, где выступает мир восприятий духовных отношений интеллиген­ции, и как внешней стороны чувственного воспри­ятия, где должен, соответственно, возникать под­вижный, живой мир образов. На двух границах должно очевидным образом действовать «Я» для того, чтобы продвинуться в этот априорный мир.

Рисунок мысли, который Новалис набросал словно мимоходом, становится во всем его объе­ме скульптурным, если обратиться к известному циклу лекций Рудольфа Штайнера. Этот цикл име­ет особое значение, так как был прочитан к откры­тию Первого Гетеанума, как антропософской Высшей школы. Он в праобразном виде дает ме­тодическую разработку для научно устремленных антропософов. Замечание Новалиса можно рас­сматривать как «зародыш» того, что разворачива­ется здесь в богатой вариации из исследования обеих «границ познания природы» (таково назва­ние этого цикла).

На границе чувств, которая изрядно потрепана теоретическими концепциями, ученый должен ос­тановиться, усиливая свое восприятие и очищая его от всех привнесенных представлений. Глав­ным исследователем этого метода является Гете, давший первый образец своими естественнонауч­ными трудами. Для того, чтобы еще сильнее уда­лить чувственное впечатление, необходимо дос­тичь душевного углубления благодаря медитатив­ному сосредоточению на символических представлениях (жезла Меркурия, креста с розами и т.д.). Когда душевная жизнь преобразуется в но­вый орган, возникнет подлинная имагинация, по­рождающая «независимый образный мир». Благо­даря ей можно достичь, к примеру, глубочайшего познания телесных органов. (23)

На границе мира мыслей должно происходить нечто подобное. Духовный исследователь учится концентрации в мыслительной деятельности. Чис­тые понятия разворачиваются повторяющимся образом, например, во внутреннем следовании тому пути идей, которые были раскрыты в «Фило­софии свободы» Рудольфом Штайнером. Юный Гарденберг (Новалис) осуществлял свои упражне­ния в мышлении в смысле философии Фихте, о них он высказывался много позднее. Это нашло свое выражение в обширной работе «Изучение Фихте». (24)

Можно принять во внимание также и погруже­ние в математическое образование понятий. И вновь призывается Рудольфом Штайнером свиде­тель. Это не кто иной, как сам Новалис: «Но в од­ном значительном месте нашей западной цивили­зации прослеживается нечто от этого особого духа в математике. Это там, где Новалис, [...]получивший хорошее академическое образова­ние, говорит о математике (вы можете перечитать его «Фрагменты»). Он называет математику чу­десным, великим стихотворением. Нужно сопережить однажды, как от абстрактного постижения геометрических форм можно прийти к восхити­тельному ощущению внутренней гармонии, кото­рая заложена в этом математизировании. От той холодной, сухой деятельности, за которую многие даже ненавидят математику, нужно суметь про­рваться, я бы сказал в духе Новалиса, к восхище­нию внутренней гармонией и [...] мелосом матема­тики». (25)

Преобразование мышления ведет к инспиративному сознанию - к пробуждению в «подлин­ном мире мыслей» Оно несет в себе новую кос­мологию, когда мир гармонии сфер становится внутренним опытом.

Поэтические свидетельства

То, что высказывание об обеих границах не яв­ляется лишь гениальным мимолетным полетом фантазии романтика Новалиса, то, что оно связа­но с его пониманием мира, может научить новому взгляду на его поэзию. Если углубиться в ту чу­десную начальную сцену «Генриха фон Офтердингена», сцену духовного купания в воде жизни (она в своем изложении уже свидетельствует об имагинации), то открывается следующая картина: (26) Человек погружается в богатые движения ду­ши, в краски, в образы. Однако нечто там отсутст­вует, а именно: звучащий элемент. Происходяще­му присуще имагинативное безмолвие:

«Приблизившись, он (Генрих) увидел мощный луч, поднимавшийся, как струя фонтана, до са­мого потолка: там он рассыпался на бесчислен­ные искры, которые собирались внизу в большом бассейне; луч сверкал, как зардевшееся золото. Не слышно было ни малейшего звука; священная тишина окружала дивное зрелище». (Перевод 3. Венгеровой, см. 3)

Это написано из внутреннего наблюдения, так как речь идет о расположенной непосредственно за физическим миром сверхчувственной области. Если человек находится «в астральном мире, то он не слышит шумов этого мира. Здесь царит ве­ликая тишина, все высказывается здесь через краску и свет». (27)

И совсем иное происходит, когда мы подходим к началу 2-й части романа. Генрих в его духовном развитии так глубоко созрел, что он может возвы­ситься к осознанному опыту своего высшего Я. Для этого был необходим кризис рождения, осво­бождение из которого произошло через смерть Матильды, его женской половины. Умершая воз­любленная явилась ему, проходя через душевное событие смерти, внезапно, как бы с другой сторо­ны. Показательно, что художник формирует дан­ное духовное событие из двух частей. Сначала Генрих слышит, находясь под деревом, слова Ма­тильды. Он переживает благодаря ей свое будущее призвание в мире. Затем у него возникает визионерское явление, при котором он видит ее и ее окружение, но не может ее понять. Иначе гово­ря: За инспиративной вестью без образа следу­ет имагинативный образ без чувственно воспри­нимаемой вести. (28)

Здесь впервые начинается творческая дея­тельность поэта-певца. Все, случившее ранее, было подготовкой. Это изящно претворено в ком­позиции, когда Генрих постигает звук и слагает свою первую, собственную, изначальную песнь. До сего времени он лишь слушал творения других поэтов. Это касается и большой «Сказки об Эросе и Басне», принадлежащей его учителю Клингзору. Песнь, спетая им сейчас, должна ощущаться как исходящая из области, к которой он приобрел соз­нательный доступ благодаря своему посвящению. Отсюда он будет черпать творческую инспиративную силу и направление своей будущей земной деятельности: Генрих фон Офтердинген вступил в сферу великого ритма.

Флориан Родер
Das Goetheanum №10 2002
Перевод с нем. О.П.

Библиография

17. т.3 стр. 308

18.  Ср.Ханс Эрхард Пауэр «Мировое Слово и язык человека», Дорнах, 1972. О значении гекза­метра для греческого языка и иначе понимаемом
отношении к немецкому языку см. Ханс Пауль Фихтер «Лирика. Основы практической поэтики», Штутгарт, 1995

Поэтический пример взят из «Ахиллеса» И.В.Гете. Это произведение появилось вскоре по­сле смерти Новалиса. Свое утверждение Новалис основывал на эпосе Гете «Герман и Доротея», написанном в гекзаметре (см. т.4, стр. 243; т. 2, стр. 466). Нельзя исключить того, что его выска­зывание о гекзаметре не возникло под влиянием того, что находилось перед его внутренним слу­хом от впечатления, произведенного поэзией Ге­те.

У Гарденберга (Новалиса) был собственный опыт общения с этим поэтическим размером в его многочисленных лирических произведениях юно­сти, например, благодаря попыткам переводов из «Одиссеи» Гомера (см. т.4, стр. 509)

19.  Рудольф Штайнер «Становление человека, Мировая Душа и Мировой Дух», 28 июня 1921 (GA 205).   О дальнейших математических деталях этой аналогии между жизнью человека и жизнью мира см. Хёрнер «Время и ритм» (ср. также 5) стр. 284

20.  Герман Пауль «Немецкий словарь», Тюбин­ген, 1992

21.  Рудольф Штайнер «Перспективы развития человечества», лекция 3 апреля 1921 (GA 204)

22.  т. 2, стр. 562

23.  Рудольф Штайнер «Границы познания при­роды», лекции 2 и 3 октября 1920 (GA 322)

Как это свойственно Новалису, он дал опреде­ление понятия символа, который характеризует его художественный метод. Символический пред­мет не указан через абстрактное значение, но «символ самого себя» есть непосредственное вы­ражение духовной действительности (т.2, стр. 562)

24.  См. т.2, стр.104-296. Гарденберг сравнива­ет себя со своим братом в «Упражнениях моих сил мышления» (т. 4 стр.159)

25.  GA 322 (см. 23) 29 сентября 1920. Ср. также с лекцией 3 октября 1920. Фрагмент гимна о сущ­ности математического находится в т.З, стр.593
Очевидно, что отношение Новалиса к математи­ке непосредственно относится к исследуемой здесь теме. Это требует отдельного рассмотре­ния

26.  См. журнал Das Goetheanum №14/2001

27.  т.1, стр. 196 Рудольф Штайнер «О сущности музыкально­го», лекция 10 ноября 1906 (GA 283)

28. См. т.1 стр.321

3-я (заключительная) часть «Духовный разго­вор, духовное ученичество и Мировое Слово» появится в следующем номере.