Слушание «ухом»

Ничего нет более неверного, чем сказать: «Я слышу тон или мелодию посредством уха». Это строгое высказывание Р. Штайнера вызвано желанием пробудить музыканта к тому факту, который сегодня «просыпают». В данном случае подразумевается, конечно, музыкально переживаемый тон, который является составной частью мелодии. То же, что мы слышим, ударяя по какому-либо предмету, мы будем в дальнейшем называть «звуком».

Упражняясь, можно ощутить различие между звуком, издаваемым металлом, если, к примеру, ударить по металлической пластине, или отдель­ным тоном в потоке музыки. Поначалу может по­казаться, что это различие заключается в качест­ве звука: в первом случае мы слушаем музыку, во втором - лишь звуковое выражение металлическо­го предмета. Нужно заметить, что главным явля­ется вовсе не воспринимаемый звук, идет ли речь о музыке или об издаваемом предметом звуке. Все зависит от того, куда я направляю свое слу­ховое внимание: в упражнении с фарфоровой ча­шей я направляю слух наружу, во внешний мир предметов. Несмотря на то, что прекрасный, чис­тый звук фарфора призывает меня к тому, чтобы заключенное в нем верхнее «ми» или «фа» сде­лать исходным тоном или вершиной мелодии, од­нако, при покупке фарфора я откажусь от этой мысли. Но предположим, что дело не только в том, чтобы безупречную чашу принести домой, но и в том, чтобы в форме этой чаши воспринять ха­рактерный звук фарфора. Рядом с ней я мог бы заставить звучать медную или бронзовую чаши, или чашу из бука, и вслушиваться, как звучат эти материалы, имея заданную форму. В этом случае я целиком погружаюсь слухом в чувственное вос­приятие. Опираясь на вышеприведенную цитату Штайнера, можно сказать: я вслушиваюсь в суб­станцию внешнего мира действительно «ухом», как органом чувств.

Сверхчувственно-музыкальное переживание как слух, направленный «вовнутрь»

При переживании музыки это происходит ина­че. Здесь ухо, как орган чувств, выполняет свою функцию по-другому. Оно не связывает мое Я не­посредственно с внешним миром, но становится посредником между мною и моим внутренним ми­ром, как выразился Р. Штайнер. Вместо органа чувств оно становится органом «рефлексии», т.е. тем органом, «который отбрасывает живущий в воздухе тон во внутреннее человека, но так, что воздушный элемент отделяется, а тон, в то время, как мы его слышим, живет в эфирном элементе». Итак, сейчас мы слышим не «ухом», не чувствен­но, во вне; звучащее извне - лишь род опоры, рефлекторно отталкиваясь от которой и проходя через воспринимающее ухо, звук попадает внутрь чисто сверхчувственного имагинативно-инспиративного мира нашего собственного эфир­ного организма.

Вместо внешнего мира мы переживаем сверх­чувственный организм жизненных сил в своеоб­разном сплетении его внутренних закономерно­стей. В нем отражается также игра сил нашей ду­шевной организации. Богатство этого внутреннего космоса бесконечно. К счастью, чтобы наслаж­даться музыкой, нам не нужно того пробужденного сознания, которое необходимо для восприятия чувственного мира.

Этот внутренний космос простирается от сверхчувственного переживания качеств света, цвета и тепла мелодических тонов через драма­тическое сплетение их гармонически-диссонансных отношений вплоть до спуска в жиз­ненные и волевые потоки ритма, который несет все это на себе. Итак, от чувственного внешнего мира мы движемся в ландшафт сверхчувственно­го, эфирно-душевного человека.

Как далеко простирается зтот мир в духовное, мы можем судить, обратившись к тому факту, что чистые числовые соотношения, которые обычно для нас так абстрактны, в музыкальном пережи­вании могут преобразиться в одушевленные и душевно сформированные гармонии интервалов. Глубоко чувствующие люди говорят об этом как об элементе любви в музыке, который способен сделать бесконечно утешающее ощущение глубо­чайшей боли таким же прекрасным, как выраже­ние радости. В глубине души мы ощущаем: в этом элементе любви сияет праобраз нашего Я. Когда мы переживаем музыку, наше Я беспрестанно и бессознательно стремится к этому миру, который один только и делает нас людьми.

Изменение музыкального переживания

Когда звучит музыка, то встречаются и взаи­модействуют сверхчувственный мир внутреннего человека и чувственный мир внешне звучащего. Это взаимодействие преобразуется в ходе чело­веческого развития. Так, в древние времена чело­век не мог переживать в себе музыкальный тон, он не мог петь из этого переживания, если какой-либо инструмент не подтверждал ему извне зву­чание этого тона. Тон, как внешний звук, должен был существовать объективно прежде, чем он мог субъективно жить внутри человека. Тогда во внут­реннем человека открывалось звучание тона в его сверхчувственной сущности, как часть гармонии сфер, которая заколдована в чувственном звуча­нии внешней субстанции. Таким образом, в музы­кальном переживании сохраняется нечто от ясновидческой способности, которая первоначально была свойственна всему человечеству - способ­ности позади созданного мира чувств переживать создающий его сверхчувственный мир. Но разви­тие шло вперед, и с поворотом времен измени­лось отношение внешнего и внутреннего для пе­реживания музыки. С этого времени мы все боль­ше можем создавать в себе музыкальный тон и воспроизводить его без помощи внешнего звука. Именно таким образом вообще стало возможным пение без инструмента. Определенным образом мы «перерезали пуповину», отделив себя от внешнего звучания тона, внутренне-музыкально становясь все более самостоятельными и творче­скими.

Но одновременно с этим от нас все больше отчуждается внешнее звучание тона, у нас нет к нему прежнего сверхчувственного отношения, которое извне пробуждало непосредственное му­зыкальное переживание. Сегодня мы музицируем, исходя из нас самих, а инструмент, который без нас музыкально мертв, только подражает и слепо следует нашей внутренней музыкальной жизни. Как следствие этого, создаются все новые музы­кальные инструменты, ибо самостоятельность, богатство и дифференциация внутреннего музы­кального переживания требует все большего раз­нообразия внешнего инструментального звучания. Что касается объективно музыкального, то благо­даря этому развитию, инструменты, по словам Р.Штайнера, приходят «к декадансу». Субъектив­но-внутреннее переживание музыки хочет по воз­можности полнее выразиться во внешнем звуча­нии, хочет господствовать над внутренней суб­станцией инструмента и в конце концов преодо­леть ее.

Становится понятным увлечение Ферручио Бузони в начале XX века электронным звучанием, т.е. звуком, который берет свое начало не в чув­ственной субстанции инструмента, но происходит из подчувственной области, той области, к кото­рой мы не можем приблизиться, опираясь только на чувства. Появление электронной музыки - следствие еще большего противопоставления внутреннего сверхчувственно-музыкального пе­реживания и мира чувственного звучания. Не слу­чайно человечество, тысячелетия живя бессозна­тельно по отношению к подчувственным силам электричества и магнетизма, именно сейчас про­двинулось так далеко, что пользуется этими си­лами, изобретая соответствующие звуковые ап­параты в целях сохранения новой музыки.

Переживание подчувственно порожденного звука

Как мы переживаем тон, который обязан сво­им происхождением не чувственной субстанции (такой, как дерево или металл), но возникает лишь вследствие электромагнитных колебаний? В то время, когда это переживание было еще новым, люди воспринимали подобные звуки как «косми­ческие»,  «сферические».  Ганц-Хейнц Штуккен-Шмидт описывает электронную музыку в 1955 году таким образом: «Музыка действительно имеет космический характер. Она отделена от субъек­тивной области чувств миром звезд. В ее новом, чуждом, поражающем существе форм оживают не только сверхчеловеческие, но и сверхземные силы». При переживании подобных звуков можно действительно чувствовать себя перенесенным в очищенное от всего земного, безвоздушное про­странство.

Я сам столкнулся однажды с подобным пере­живанием, когда, будучи учителем музыки в гим­назии, готовился к уроку в 12-ом классе, посвя­щенному электронной музыке. Я провел в школе долгий зимний вечер, постоянно вслушиваясь, чтобы понять выражение и форму этой музыки. Когда я наконец выключил аппаратуру, на меня обрушились все шумы этого старого здания со скрипящими половицами и дверьми, и с такой ин­тенсивностью, которой я до этого не переживал никогда. Это была в высшей степени драматиче­ская шумовая музыка, более живая и захваты­вающая, чем слышимая мною до того, потрясаю­щая и почти вселяющая страх. Сегодня я могу сказать: в тот момент мир элементарных существ, стоящий позади всего чувственно-земного, слы­шимого, властно вступил в пустое пространство, которое образовалось во мне благодаря тому, что я полностью проникся слушанием подчувственно возникающих звуков.

Новое музыкальное отношение к элементарным существам

Понимание того, что произошло, пришло ко мне после того, как через несколько лет, когда я услышал импровизации Манфреда Блеффета на сделанных им самим металлических и деревян­ных инструментах. Только здесь, благодаря ин­тенсивной работе человека с материалом, инст­рументы достигли того состояния, при котором ставшая независимой и самостоятельной музы­кальность человека нашла новую, действительно художественную связь с элементарными духами.

Прежнее состояние, при котором через внеш­ний звук в человеке достигалось лишь внутреннее музыкальное переживание, полностью преобра­зилось: если в древние времена объективная му­зыка сфер, переживаемая еще «яснослышащим» человеком за внешним звуком, приводила его к субъективно-музыкальному, то сейчас это само­стоятельное и ставшее творческим переживание тонов, исходя из моего внутреннего, излучается снова, и за внешне звучащим просвечивает сти­хийно-сверхчувственное. Таким образом, Я чело­века духовно-музыкально находит путь назад, к возникновению звучащих субстанций в космиче­ской музыке сфер, из которой они когда-то воз­никли, и существо этого космически-музыкального в «замороженном» виде они несут в себе. Сейчас оно «оживает», что одновременно означает осво­бождение элементарных духов.

Когда мое внутреннее музыкальное пережи­вание всецело отдается подчувственному элек­тронному звучанию, именно этот процесс наруша­ется. Во мне возникает душевная пуста, которая только кажется пронизанной космическим. Это не тот космос, из которого исходят чувственно зем­ные вещи. Этот мир стоит вне творения, поро­дившего царство стихий и человека в его чувст­венном окружении.

Элемент любви в музыке, который со времени Мистерии Голгофы вырос в нас до духовно-творческой силы, имеет величайшее значение для будущего человека и Земли: он должен про­низать своими лучами мир элементарных су­ществ, давая возможность из мира Отца, сотво­рившего человека и чувственный мир, изойти ми­ру Сына. Задача всего будущего искусства, и осо­бенно музыки, состоит в том, чтобы, исходить из мира чувств и поднять искусство в духовное че­рез собственную, творческую активность челове­ка.

Человек, как мост между подчувственным и сверхчувственным

Рудольф Штайнер указал на опасность того, что в наше время человек берет на себя лишь «роль зрителя», отклоняя таким образом возмож­ность становиться связующим элементом между подчувственным и сверхчувственным мирами. Сильную тенденцию к этому мы можем наблюдать сегодня. В этой роли зрителя человек хочет «из­бежать чувственного мира, мира феноменов», «исключить» их. Таким образом, силами подчувственного мира могла бы поглотиться даже та вы­сочайшая спиритуальность, которая живет, на­пример, в сакраментализме и символизме Восто­ка. В этом случае она не может развиваться дальше. Так же, если при игре и слушании музыки мы не пользуемся «живыми» инструментами, то благодаря влиянию элементарного мира за обла­стью чувств, становятся поглощенными и внут­ренние духовно-музыкальные силы, которые при­шли к высшему расцвету в классической и роман­тической музыке. Современная CD-техника осо­бенно сильно искажает каждый живой чувствен­ный тон, заменяя его соответствующим компью­терно вычисленным, искусственным, возникаю­щим на чисто подчувственном уровне.

Мой опыт переживания электронного звука по­казывает, что стоящая за миром чувств элемен­тарная духовность противостоит отключению ми­ра чувств. Она заявляет о себе повышенным вос­приятием смысла слова, которое пытается погло­тить душевную пустоту, возникающую в человеке благодаря его отдаче подчувственному. И если из-за недостатка моего внимания к переживаниям подчувственного звучания элементарный мир не имеет возможности обратиться к моему- чувству слуха, тогда он обращается к моим нижним те­лесным чувствам: чувству осязания, чувству жиз­ни, чувству движения.

При восприятии техно-музыки это приводит к подлинному чувственному опьянению в пережи­вании собственной телесности. Сильно возбуж­даемое форсированным акцентированием такта, восприятие через нижние чувства поднимает час­тоту биения сердца, ведет к выделению адрена­лина и усиливает телесное чувство счастья. Соб­ственно говоря, эту усиленную чувственность мы должны понимать как реакцию против подчувственного.

Кроме того, ощущение наслаждения, получен­ное от прослушивания рок - и техно - музыки, за­писанной на CD-дисках - независимо от того, ка­кая музыка имитируется - всегда связано с телес­но-душевным самочувствием слушателя. Также и при прослушивании так называемых медитатив­ных дисков не идет речи о том, чтобы познать новые пространства внутреннего сверхчувственного человека, активно отдавая себя душевно творче­скому процессу; такое прослушивание музыки имеет своей целью получение удовольствия и ведет к собственному эгоизму, связанному с те­лом.

Таким образом, по отношению к мировым со­бытиям человек остается в роли зрителя; силы его внутренней творческой музыкальности, кото­рые должны им использоваться для собственного развития, не находят приложения. При этом, будь они пробужденными и активными, для них откры­ты прекрасные музыкальные возможности.

Хейнер Руланд
Das Goetheanum №27/2001