Путь через бездну

Уже тысячу лет назад, переступая рубеж тысяче­летий, люди ощущали чувство неуверенности и неоп­ределённости. Сегодня, особенно в западном мире, это событие кажется чисто внешним, условным. Несмотря на это люди переживают сегодня нечто схожее с тем, что переживали в то время — но только на другой плоскости. В то время люди переживали большие душевные потрясения: то, что давало опору — рушилось, душу наполнял страх, многие часто лишались всего, чем владели. Сегодня человек менее чувствителен на душевном плане. Но то, что выступа­ло в душах тысячу лет назад — потеря всякой уверен­ности — проявляется и сейчас. Двадцатое столетие — век беженцев, век безродности. Мы фактически стоим перед бездной. Наше благосостояние и наша безопасность являются иллюзией...

Первое освобождение...

В 20 веке происходит распад внешних укладов. Благодаря этому возникает вопиющая свобода. Ещё никогда люди не были свободны так, как сегодня: ни в мировоззрении, ни во внешних проявлениях. Это относится и к свободному времени — времени, которое находится в нашем свободном распоряжении, когда мы можем совершать плодотворные и неплодотворные дела. Но существует и теневая сторона этой свободы. Проблема состоит в том, что люди больше не знают, что они хотят делать. Они боятся быть свободными. Чтобы вытеснить этот страх, они ввергаются в актив­ность свободного времяпрепровождения. Расцветает индустрия, основанная на наличии у людей свободного времени: для тех, кто сам неспособен что-либо органи­зовать, организуется всё. Так как свобода оказалась неожиданной, люди тоскуют об "опёке государства", которое давало им определённую защищённость. Это не легко — быть свободным. Свободу сопровождают страх, депрессия, безнадёжность, пессимизм и, совер­шенно непреклонно, — власть. Именно разрушением внешних форм — нереализованной свободой — вызва­но в значительной мере распространение среди моло­дёжи насилия. Имея власть над природой, мы разру­шаем окружающий мир прежде всего благодаря инду­стрии свободного времени.

Внешняя свобода ведёт к произволу. Всё дозволе­но, ибо бесспорного больше не существует. Это дости­жение действующей власти, освобождающей человека внешне, влечёт за собой ужасные последствия. Оно привело к тому, что самые страшные человеческие разрушения свирепствовали именно в 20 столетии.

...и его противники: на месте Бога — животное

Чтобы лучше осветить эти процессы, необходимо оглянуться на век девятнадцатый, в котором коренит­ся двадцатый век. В 19 веке произошёл сдвиг вперёд как в механизации и индустриализации, так и в науке. Само собой разумеется, что наука имеет чрезвычайно освобождающее действие. Ничто так не освобождает, как возможность наблюдения фактов. Мир делается всё яснее, непонятного, мистического остаётся всё меньше, так что вместе с Фридрихом Ницше можно сказать: "Бог мёртв". Если всему, что существует на Земле, можно дать "земное" объяснение, тогда в Боге человек больше не нуждается, тогда Бог мёртв.

Человек внезапно стал свободным. Бог же, как ис­точник судьбы, является источником несвободы. Это переживание себя свободным, высшим существом творения, является триумфом атеизма. Человек отвечает за всё сам. В начале 20 века чисто фило­софская мысль Ницше "Бог мёртв — человек свобо­ден" становится действительностью. Теперь вопрос состоит в том, как распорядиться своей свободой.

Второе достижение 19 века связано с эволюцион­ным учением, которое, благодаря Гёте и Лессингу, появилось ещё в 18 веке, и затем перешло в естест­вознание благодаря Чарльзу Дарвину, Эрнсту Геккелю и другим. Эволюционное учение всегда противопос­тавлялось учению о Сотворении мира: Если человек биологически происходит от какого-либо предка, он не нуждается в Творце. Естествознание считает: человек не является чем-то неповторимым и особенным, в чём-то он имеет некоторое преимущество перед животным, но при этом во многом ему уступает. Можно сказать: "Человек является животным".

В 20 веке эта мысль стала кошмарной действи­тельностью; индивидуум не является ничем, одино­кий волк силён только в стае. "Ты — ничто, твой народ — всё" — девиз национал-социализма. Существуют высшие и низшие животные и расы, более сильные животные уничтожают слабых, что является борьбой за существование; соответственно существуют наро­ды, которые имеют право искоренять другие народы. Однако, в противоположность свободе, власть явля­ется крайней степенью несвободы. Вследствие этого мировоззрения Конрадом Лоренцем и Фредериком Скиннером был поставлен вопрос: в какой мере поведение человека соответствует поведению живот­ного? Если знаешь, как ведут себя серые гуси, знаешь также, как ведут себя люди. Были получены захваты­вающие "соответствия".

На чём, однако, основан такой интерес к типиза­ции? Скиннер, подытоживая свою позицию, говорит, что наша вера в человеческую свободу и мораль — чистая иллюзия. Всегда, когда происходит нечто, не поддаю­щееся объяснению (например, когда человек приносит жертву), обычно говорится: сейчас осуществляется то, что стоит выше природы, человек в этот момент дейст­вует автономно. "Автономия человека — это средство, которым мы пользуемся при объяснении каждого явления, которое иначе мы объяснить не можем. Это продукт нашего незнания. (...) Уже давно пора его упразднить. (...) С ростом нашего знания та субстанция, из которой он сделан, превращается в ничто".

Таким образом, в 19 веке сформировались два руководящих принципа: принцип освобождения — "Бог мёртв" и логически связанный с ним принцип несво­боды — "Человек является животным". Оба этих принципа, которые в 19 веке существовали ещё раздельно друг от друга, в 20 веке объединяются в новом принципе "На месте Бога—животное".

Второе освобождение: через ничто...

Не имеет смысла просто отворачиваться от всего, что с угрозой для будущего возникло в 20 веке. Можно отвергать внешнее освобождение, потому что челове­ку необходимо на что-то опереться, можно отказаться и от родства с животными и сказать: 'Человек всё же создан Богом!" Оба отказа являются выражением фундаментализма, который в наше время играет фактически всё большую роль. Но мы не должны подпасть под влияние фундаментализма в споре о наследии 20 века. Рудольфу Штайнеру, как действи­тельно современному человеку, фундаментализм был глубоко чужд. Он мог, не будучи атеистом, подтвер­дить принцип Ницше "Бог мёртв". Он мог также согла­ситься и с Эрнстом Геккелем в признании глубокого родства между животным и человеком и одновремен­но видеть человека в его духовном масштабе. Таким образом оба тезиса 19 века для него стали не смер­тью всего человеческого, как это, согласно принципу: "на месте Бога — животное", действительно произош­ло в 20 веке. Они преобразованы им в тезис будуще­го. В 1892 году он записал как девиз: "На месте Бога — свободный человек".

Чтобы прийти к этой метаморфозе от действую­щего в 20 веке тезиса "На месте Бога — животное" к тезису будущего "На месте Бога — свободный чело­век", требуется не только освобождение от Бога, как это формулирует Ницше, но ещё и следующее, второе освобождение. Гениальным образом это продемонстрировал Гёте в обеих частях своей драмы "Фауст", каждая из которых выявляет соответ­ствующее освобождение её героя. В первой части драмы происходит освобождение из средневекового мира. В конце первой части Фауст имеет все основа­ния говорить: "Бог мёртв". Он мог бы сказать это в последней сцене в темнице, ибо туда вёл путь его первого освобождения. Оно произошло с помощью Мефистофеля, духа, "который всё отрицает" и о Боге не может сказать ничего другого, кроме негативного: "Бог мёртв". Фауст глубоко виновен: его любимая стоит на пороге смерти; общий ребёнок утоплен, мать любимой отравлена, брат убит. Но страшный итог этого освобождения имеет ещё одну, скрытую сторону: Фауст вновь стал зависимым. В его первом освобождении через отрицание внешнего многие не сразу замечают его новую зависимость. Медленно, шаг за шагом происходит пробуждение Фауста. Его новая зависимость — от "спутника", которого он не любит и в котором он, тем не менее, нуждается.

Затем Гёте пишет вторую часть "Фауста", где речь идёт о втором освобождении. Для неё, в отличие от первой части, не существовало ни исторического, ни литературного образца. Чтобы освободиться от Мефистофеля, Фауст должен уйти к "Праматерям" — в Бездну. Впервые он попадает в такое место, куда Мефистофель его направляет, но последовать за ним

не может, не говоря уже о том, чтобы, как раньше, ему предводительствовать. Там он — без него, свободен от него! Ничто — исходный пункт второго освобожде­ния и с этим истинной свободы:

"Ну что же, я хочу проникнуть в это.
В твоём Ничто я надеюсь найти Всё".

... На месте Бога — свободный человек

Решающим является то, что по своей сути второе освобождение происходит совершенно иначе, чем первое. Благодаря отрицанию человек освобождается для другого, которое поначалу переживается как собственное. Так случилось с Фаустом в первой части. Пробуждение можно наблюдать только после тех разрушений, которые оно принесло, ибо это первое освобождение в действительности ещё "не подлин­ное" освобождение. Необходимо второе освобожде­ние, и оно уже не основывается на отрицании, но имеет совсем другую направленность, ибо нельзя "изгонять чёрта Вельзевулом". Оно ведёт в никуда и угрожает уничтожением. На этом пороге душа очища­ется от последних остатков фундаменталистских убеждений. Фауст подвергается этому испытанию. Мефистофель, описывая во всех подробностях удо­вольствие от пути в никуда, не может ему сообщить истинной тайны этого пути — он её не знает, понять её он не может, для него она всегда остаётся закры­той. Только тот, кто действительно хочет пройти путь в никуда, не устрашится и узнает тайну: "Путь в нику­да — это поистине путь через ничто", ибо конец становится началом. Дважды освобождённый, чело­век начинает свой путь: на месте Бога — свободный человек.

20 век заявил о себе в сознании 19 века в двух тезисах. О первом освобождении говорит тезис: "Бог мёртв". Но тотчас же, словно "разбуженные спящие собаки", возникает безмерная зависимость: человек является животным. В 20 столетии это становится действительностью. Все мы пережили "Фауста Перво­го": беспредельную внешнюю свободу, крайнее раз­рушение и уничтожение — "На месте Бога — живот­ное". Теперь мы переживаем порог тысячелетия как "сцену в темнице". И лишь тогда мы сможем пойти ещё дальше, если в новом тысячелетии начнётся второе освобождение, освобождение от животного.

Мы не можем отрицать нашего родства с живот­ными и не должны впадать в "фундаменталистские" настроения. Мы должны работать над тем, чтобы мог произойти соответствующий качеству тысячелетия рост сознания. Освободиться от животного — это не отрицать животное, но, пройдя через порог бездны, воскреснуть из животного, чтобы провозгласить: "На месте Бога — свободный человек.

Михаэль Дебус
"Дас Гётеанум" №1-2/2000