Когда осенью 1813 г. Иоганн Готтлиб Фихте высту­пил со своим «Учением», как зрелым плодом своей жиз­ни, всецело посвященной служению истине, то в самом начале его он высказал следующее: «Это учение пред­полагает совершенно новый внутренний орган чувства, которым будет восприниматься новый мир, вовсе не су­ществующий для обыкновенного человека». И затем он показал на сравнении, как непонятно должно быть это учение тому, кто хочет судить о нем по представлениям обычных чувств: «Представьте себе мир слепорожден­ных, которым ведомы лишь те вещи и те соотношения между ними, которые существуют благодаря чувству осязания. Придите к ним и заговорите с ними о крас­ках и об иных соотношениях, существующих лишь бла­годаря свету и для зрения. Вы будете говорить им о том, чего нет; и самое лучшее, если они скажут вам об этом прямо; по крайней мере вы скоро заметите свою ошибку, и если вы не в силах раскрыть их глаза, то вы прекратите напрасную речь». — И вот, кто говорит людям о таких вещах, как в этом случае Фихте, тот слишком часто оказывается в положении, похожем на положение зрячего между слепорожденными. Но ведь это именно те вещи, которые относятся к истинному существу и высшей цели человека. И кто подумал бы, что необходимо «прекратить напрасные речи», — тот должен был бы, таким образом, отчаяться в человече­стве. Напротив, ни одного мгновения не следует сомне­ваться, что «раскрыть глаза» на эти вещи возможно каждому, кто только сам проявит на то добрую во­лю. — Поэтому, исходя из этого предположения, говорили и писали все те, кто чувствовал в себе самом вы­росшим этот «внутренний орган чувства», при помощи которого они могли познать скрытое от внешних чувств истинное существо человека. И потому, с самых древ­них времен, вновь и вновь говорится об этой «сокровен­ной мудрости». — Тот, кто что-либо воспринял из нее, чувствует себя в своем знании так же уверенно, как об­ладающие нормальными глазами в своих красочных представлениях. Поэтому для него эта «сокровенная мудрость» не нуждается в «доказательстве». И он знает также, что не требуется доказательства и для того, у кого, подобно ему, открылось «высшее чувство». С таким человеком он может говорить так, как путешест­венник говорит об Америке с теми, кто хотя сами и не видели Америки, но способны составить себе представ­ление о ней, так как они увидели бы все то, что видел он, как только им представился бы к тому случай.

Но не только к исследователям духовного мира дол­жен обращаться наблюдатель сверхчувственного. Он должен обращать свои слова ко всем людям. Ибо ему надо говорить о вещах, которые касаются всех людей; ибо он знает, что без познания этих вещей никто не мо­жет быть «человеком» в истинном смысле этого слова. И он говорит со всеми людьми, потому что ему извест­но, что существуют различные степени понимания того, что он может сказать. Он знает, что даже и те, кото­рые еще далеки от мгновения, когда им откроется воз­можность собственного духовного исследования, все же могут отнестись к нему с пониманием. Ибо чувство и понимание истины есть в каждом человеке. И прежде всего он обращается к этому пониманию, которое мо­жет вспыхнуть в каждой здоровой душе. Он знает так­же, что в этом понимании есть сила, которая постепен­но должна привести к высшим степеням познания. Это чувство, которое сначала может быть совсем ничего не видит из того, о чем ему говорят, оно и есть тот вол­шебник, что раскрывает «око духа». Это чувство под­нимается во тьме. Душа не видит, но, благодаря этому чувству, она бывает охвачена могуществом истины, и затем постепенно истина приблизится к душе и раскро­ет в ней «высшее чувство». Для одного это может длиться дольше, для другого короче; у кого есть терпе­ние и выдержка — тот достигает этой цели. — Ибо, если и нельзя оперировать каждого физически слепо­рожденного, то каждое духовное око может быть раскрыто; и лишь вопрос времени, когда оно откроется.

Ученость и научное образование не являются непре­менными условиями для раскрытия этого «высшего чув­ства». Оно может раскрыться и у простого человека точно так же, как и у высокоученого. То, что ныне час­то именуется «единственно-истинной» наукой, может служить скорее даже помехой, чем помощью к дости­жению этой цели. Ибо эта наука, естественно, считает «действительным» лишь то, что доступно обыкновенным чувствам. И потому, как ни велики ее заслуги в области познания этой действительности, но, объявляя нормой всякого человеческого знания то, что необходимо и пло­дотворно для ее науки, она в то же время создает мно­жество предрассудков, которые закрывают доступ к высшим действительностям.

Против того, что здесь сказано, часто возражают, что человеческому познанию раз и навсегда поставлены «непреодолимые границы». Эти границы нельзя пере­ступить; поэтому необходимо отклонять всякое позна­ние, нарушающее эти «границы». И крайне нескром­ным считается тот, кто хочет что-либо утверждать о ве­щах, относительно которых многие убеждены, что они лежат по ту сторону границ человеческой способности познания. При таком возражении оставляют совершен­но без внимания, что высшему познанию должно непре­менно предшествовать развитие человеческих познава­тельных сил. То, что до этого развития лежит по ту сторону границ познания, после пробуждения тех спо­собностей, которые дремлют в каждом человеке, те­перь находится всецело внутри области познания. — Правда, при этом нельзя упускать из виду одно обстоя­тельство. Могут сказать: что пользы говорить людям о вещах, для которых еще не пробуждены их познава­тельные силы и которые, следовательно, для них самих остаются закрытыми? Однако такое суждение неверно. Необходимы известные способности, чтобы найти те ве­щи, о которых здесь идет речь. Но когда их, после того, как они уже найдены, сообщают, то понять их может каждый человек, обладающий непредвзятой логикой и здоровым чувством истины. В этой книге не сообщает­ся никаких иных вещей, кроме тех, которые на каждого человека, обладающего всесторонним, незатемнен­ным никаким предрассудком мышлением и непринуж­денным, свободным чувствам истины, могут произвес­ти впечатление, что при помощи них дается удовлетво­рительное объяснение загадок человеческой жизни и мировых явлений. Надо только стать на точку зрения вопроса: дает ли это удовлетворительное объяснение жизни, если истинно все то, что здесь утверждается? И мы увидим, что жизнь каждого человека дает подтверж­дение этому.

Для того, чтобы стать «учителем» в этих высших областях бытия, конечно, еще недостаточно, чтобы в че­ловеке просто раскрылось чувство для них. Для этого нужно также «знание» их, как требуется знание и для учительства в области обыкновенной действительности. «Высшее зрение» не делает еще человека «знающим» в духовной области, как здоровые чувства еще не дела­ют его «ученым» в чувственной действительности. И так как, на самом деле, вся действительность, низшая рав­но как и высшая духовная, составляет лишь две сторо­ны одной и той же основной сущности, то невежествен­ный в области низших познаний, по большей части, ос­танется также невеждой и в высших вещах. Отсюда в том, кто — по духовному призванию — чувствует себя призванным рассказать о духовных областях бы­тия, рождается чувство неизмеримой ответственности. Оно обязывает его к скромности и сдержанности. Но это никого не должно удерживать от занятий высшими истинами. Даже того, кому его жизнь не дает повода заниматься обычными науками. Ибо можно вполне ис­полнить свое назначение как человека, ничего не пони­мая в ботанике, зоологии, математике и иных науках; но невозможно быть «человеком» в полном смысле сло­ва, не приблизившись как-нибудь к сущности и назна­чению человека, которые раскрываются через знания о сверхчувственном.

Высшее, к чему человек может обратить свой взор, он именует «божественным». И он должен свое высшее назначение мыслить в какой-либо связи с этим божест­венным. Поэтому и та, выходящая за пределы чувст­венного, мудрость, которая раскрывает ему его сущест­во, и тем самым его назначение, может быть названа «божественной мудростью» или Теософией.

Исследования духовных событий в человеческой жизни и во вселенной можно обозначить, как Духоведение (Geisteswissenschaft). Если, в частности, выде­лить в Духовной науке те изыскания, которые относят­ся к духовному зерну человеческого существа, как это сделано в этой книге, то для обозначения этой области можно употребить выражение «Теософия», так как в те­чение столетий оно применялось именно в этом смысле.

Исходя из намеченного здесь образа мыслей, в этой книге дается очерк теософского мировоззрения. Напи­савший его не излагает ничего, что не являлось бы для него фактом в таком же смысле, как переживание внеш­него мира является фактом для зрения, слуха и обык­новенного рассудка. Ведь здесь мы имеем дело с пере­живаниями, которые становятся доступными каждому, кто решится вступить на «путь познания», очерченный в особом отделе этой книги. В правильное отношение к вещам сверхчувственного мира становятся, когда предполагают, что здоровое мышление и восприятие в состоянии понять все, вытекающее из высших миров, как истинное познание, и что исходя из этого понима­ния и беря его за основание, тем самым делают важный шаг и на пути к своему собственному видению; хотя для достижения его нужно присоединить еще и нечто иное. Но, пренебрегая этим путем и желая проникнуть в высшие миры только иным способом, закрывают себе дверь к истинному высшему познанию. Положение, что можно признать высшие миры, лишь увидев их, являет­ся препятствием для самого этого видения. Желание же сначала здравым мышлением понять то, что потом можно будет видеть, способствует этому видению. Оно волшебным образом вызывает наружу могучие силы души, ведущие к такому «созерцанию видящего».