Своим переживанием в чувственном мире человек стоит вне мира духовного, в котором, как было указано выше, коренится его существо. Какое значение для человеческо­го существа имеет это переживание, это можно понять, если вспомнить, что, вступая в сверхчувственные миры, ясновидческое сознание нуждается в укреплении тех именно сил души, которые вырабатываются в чувствен­ном мире. Без этого укрепления душа чувствует некото­рую боязнь перед вступлением в сверхчувственный мир. Она даже пытается спастись от этого вступления, отыски­вая "доказательства" невозможности такого вступления.

Если же душа чувствует себя достаточно сильной для вступления, если она сознает в себе силы, позволяющие ей после вступления утвердить самостоятельность своего существа и переживать в поле своего сознания не только мысли, но и существ, как это необходимо в элементарном и духовном мире, то она чувствует также, что она могла собрать эти силы только благодаря жизни в физическом мире. Она убеждается, что в ее мировом пути ей необхо­димо пройти через чувственный мир.

Это уразумение дается в особенности теми переживани­ями ясновидческого сознания, которые находятся в связи с мышлением. При вступлении в элементарный мир со­знание наполняется существами, воспринимаемыми об­разно. В пределах этого мира по отношению к его су­ществам ему совсем не приходится развивать внутренней душевной деятельности, похожей на ту, которую человек развивает в своей мыслительной жизни в пределах чувст­венного мира. Тем не менее человек совершенно не мог бы разобраться в этом элементарном мире и утвердить себя в нем как человеческое существо, если бы он не вступал в него с мышлением. Без мыслящего рассмотре­ния он мог бы, конечно, созерцать существ элементарно­го мира, но ни об одном из них не мог бы поистине знать, что оно такое. Он был бы подобен человеку, стоящему перед письменами, которых он не может прочесть; такой человек видит своими глазами совсем то же самое, как и тот, который может прочесть эти письмена, но значение и сущность они имеют только для последнего.

Тем не менее во время своего пребывания в элементар­ном мире, ясновидческое сознание развивает совсем не такую мыслительную деятельность, какая протекает в чувственном мире. Это бывает скорее так, что мыслящее существо - например, человек - при правильном видении элементарного мира воспринимает одновременно также и значение его существ и сил, тогда как немыслящее суще­ство восприняло бы только образы, без их значения и сущности.

При своем вступлении в духовный мир душа приняла бы, например, ариманических существ за нечто совсем иное, а не за то, что они суть на самом деле, если бы они были увидены ею не как мыслящим существом. Точно так же обстоит дело и с люциферическими и другими сущест­вами духовного мира. Человек видит ариманических и люциферических существ такими, каковы они суть, когда он рассматривает их из духовного мира ясновидческим взором, окрепшим благодаря мышлению.

Если бы душа не вооружилась достаточной силой мыш­ления, то люциферические существа при созерцании их из духовного мира овладели бы миром ясновидческих обра­зов и вызвали бы в созерцающей душе иллюзию, будто она все глубже и глубже проникает в искомый ею духов­ный мир, между тем как на самом деле она все глубже погружалась бы в тот мир, который люциферические силы пытаются создать как тождественный с их существом. Правда, душа чувствовала бы себя все более самостоятельной, но она вживалась бы в духовный мир, не соответствующий ее существу и ее первоисточнику. Она вступала бы в чуждое ей духовное окружение. Чувственный мир скрывает таких существ, как люциферические. Поэтому в пределах чувственного мира они не могут вводить созна­ние в обман. Они для него просто не существуют. И созна­ние имеет возможность, не вводясь ими в обман, дос­таточно укрепиться мыслительно. И это принадлежит к инстинктивным особенностям здорового сознания, что оно лишь постольку хочет вступить в духовный мир, поскольку оно достаточно укрепило себя для прозрения в него в мире чувственном. Сознание привязано к тому роду переживания, какое присуще ему в чувственном мире. Оно чувствует себя в своей стихии, когда оно может пере­живать себя в самом себе, с теми мыслями, чувствами, аффектами и т.д., которыми оно обязано чувственному миру. В какой степени сознание привязано к этому пере­живанию, это особенно сильно сказывается в тот момент, когда совершается действительное вступление в сверхчув­ственные миры. Подобно тому как в особые моменты своей жизни человек цепляется за дорогие воспоминания, так при вступлении в сверхчувственные миры необходимо поднимаются, словно из глубин души, все наклонности, к каким человек вообще только способен. Тогда он замеча­ет, в какой степени он в сущности привязан к жизни, связывающей его с чувственным миром. Эта привязан­ность выявляется тогда во всей своей истине, без всяких иллюзий, которые человек создает себе обычно в жизни относительно этого факта. При вступлении в сверхчувст­венный мир человек приобретает - в качестве как бы первого сверхчувственного достижения - некоторую долю самопознания, о котором он прежде едва мог даже дога­дываться. При этом становится ясным, сколь многое дол­жен он оставить позади себя, если он хочет действительно сознательно вступить в тот мир, внутри которого он ведь на самом деле непрерывно находится. То, что он сделал из себя в чувственном мире как человек, сознательно или бессознательно, это с высочайшей отчетливостью высту­пает перед душевным взором. Последствием этого пере­живания часто бывает то, что человек оставляет все даль­нейшие попытки проникнуть в сверхчувственные миры. Ибо в связи с ним становится ясным, что для успешного пребывания в духовном мире необходимо сначала нау­читься иначе чувствовать и ощущать. Необходима реши­мость развить совершенно иное внутреннее душевное нас­троение, чем какое было раньше, или - другими словами - к достигнутому раньше необходимо присоединить еще иное, добиться иного.

Но тем не менее - что же собственно происходит в подобный момент вступления в сверхчувственный мир? Человек видит то существо, которым он был всегда; но теперь он видит его не из чувственного мира, из которого он прежде всегда смотрел на него; он видит его из духов­ного мира, без всяких иллюзий, во всей его истине. Видит его таким образом, что чувствует всего себя пронизанным силами познания, которые в состоянии измерить духов­ную ценность этого существа. При таком рассмотрении себя выявляется также, почему человек не без боязни соглашается сознательно вступить в сверхчувственный мир; выявляется та степень крепости, которой он обладает для этого вступления. Он видит, почему он, уже как суще­ство сознательное, удерживает себя вдали от этого мира. И чем точнее наблюдает он себя таким образом, тем силь­нее выступают и все наклонности, благодаря которым он стремится оставаться сознанием своим в чувственном ми­ре. Повышенное сознание словно из потаенных глубин души вызывает на свет эти наклонности. Необходимо по­знать их; ибо лишь таким образом они преодолеваются. Но при познании их они еще раз, совсем особым образом, доказывают свою силу. Они пытаются одолеть душу; она чувствует, как они увлекают ее вниз, как бы в какие-то смутные глубины. Момент самопознания суров. В мире слишком много философствуют и теоретизируют о само­познании. Душевный взор скорее отвлекается этим от той серьезности, которая связана с самопознанием, чем при­влекается к ней. Но, несмотря на всю эту суровость, какое удовлетворение можно почерпнуть в мысли о таком уст­ройстве природы человека, при котором сами ее инстинк­ты побуждают ее не вступать в духовный мир прежде, чем она сможет развить в себе достаточную степень зрелости, выражающуюся в переживании самой себя! Какое удов­летворение в том, что первоначально самая значительная встреча с существом сверхчувственного мира есть встреча со своим собственным существом в его истине, которое человек должен вести затем далее в развитии человечест­ва!

Можно сказать: в человеке таится существо, стоящее заботливо на страже у пограничной черты, которую он должен перешагнуть при вступлении в сверхчувственный мир. Это таящееся в человеке духовное существо, которое есть он сам, но которого он не может познать обыкновен­ным сознанием, подобно тому как глаз не может видеть самого себя, есть "Страж у порога" духовного мира. Че­ловек познает его в такой момент, когда он не только фактически бывает им самим, но и противопоставляет ему себя как другого, находясь как бы вне его.

"Стража порога", как и другие переживания сверхчув­ственных миров, делают зримым усиленные, окрепшие в самих себе душевные способности. Ибо, если оставить в стороне, что для ясновидящего духовного взора встреча со "Стражем порога" поднимается на степень знания, эта встреча вовсе не является таким событием, которое насту­пает только для человека, ставшего ясновидящим. Совер­шенно такое же положение вещей, как и при этой встрече, наступает каждый раз для всякого человека при засыпа­нии, и это предстояние перед самим собой, которое совер­шенно тождественно с предстоянием перед "Стражем по­рога", продолжается все время, пока длится сон. Во сне душа восходит к своему сверхчувственному существу. Но только ее внутренние силы не бывают тогда достаточно крепки, чтобы пробудить в ней сознание себя самой.