В сущности, нет оснований говорить об опасностях душевного странствия в сверхчувственные миры, если это странствие ведется правильно. Такое странствие не достигало бы своей цели, если бы в числе правил его душевного поведения заключалось что-нибудь, могущее повлечь за собою опасность для человека. Напротив, задача их состоит всегда в том, чтобы сделать душу крепкой и собрать ее силы воедино так, чтобы человек стал способным переносить душевные переживания, через которые он должен пройти, если он хочет видеть и постигать миры иные, нежели чувственное бытие.

Существенное различие между миром внешних чувств и миром сверхчувственным проистекает еще и из того, что созерцание, восприятие и понимание в сверхчувственных мирах находятся между собою в ином отношении, нежели в чувственном бытии. Слыша о какой-нибудь части чувственного мира, человек с известным правом испытывает чувство, что полного постижения он достигнет только посредством зрения и восприятия. Мы только тогда считаем, что поняли какой-нибудь ландшафт или картину, когда мы их видели. Сверхчувственные же миры можно вполне понять, воспринимая с помощью непредвзятой способности суждения точное, отвечающее действительности описание. Для понимания и переживания всех способствующих жизни и удовлетворяющих ее сил духовных миров достаточно одних описаний, даваемых теми, кто может видеть. Приобрести действительные познания об этих мирах могут только те, кто в состоянии наблюдать вне чувственного тела. И описания духовного мира, в конце концов, всегда должны исходить от наблюдателей такового. Но та степень познания этих миров, которая необходима для жизни души, достигается пониманием. И человеку, не имеющему собственного прозрения в сверх­чувственные миры тем не менее вполне возможно в совер­шенстве понимать эти миры и их особенности; понимать их так, как при известных условиях всегда и с полным правом будет и должна того требовать душа.

Поэтому человек вполне может почерпнуть средства для своего внутреннего погружения из сокровищницы тех представлений, которые он усвоил себе о духовных мирах. Такой материал является наилучшим для погружения. Это - тот, который вернее всего ведет к цели. Воззрение, склонное утверждать, будто предварительное ознакомле­ние с высшими мирами путем понимания служит препят­ствием для приобретения сверхчувственного созерцания, не отвечает фактам. Гораздо вернее обратное, а именно -что с предварительным пониманием вернее и легче при­ходишь к созерцанию, чем без него. Останавливается ли человек на понимании или добивается созерцания, это зависит от того, возникла ли у него потребность в собст­венном наблюдении или нет. Если она возникла, то он не может не искать случая начать странствие в сверхчувст­венные миры. Понимания же этих миров, начиная с наших времен, будет требовать все большее и большее число людей, ибо истинное наблюдение над жизнью показывает, что с настоящего времени человеческие души вступают в такое состояние, что без понимания сверхчувственных миров они не смогут стать в необходимое отношение к жизни.

Когда человек в душевном странствии достиг того, что все, называемое им в чувственном бытии "собой", своим существом, он несет в себе как воспоминание, и переживает себя в приобретенном отныне высшем "Я", то он становится способным достигнуть также и созерцания хо да жизни за пределами чувственного земного бытия. Духовному взору его предстает факт, что этому чувствен­ному бытию предшествовало иное бытие его самого в духовном мире. И что в этом духовном бытии лежат истинные причины всего построения чувственного бытия. Он узнает тот факт, что до этой жизни внешних чувств, которую он вступил, получив чувственное тело, он жил прежде чисто духовной жизнью. Он видит, как тепереш­нее состояние человека, с теми или иными его способнос­тями, с теми или иными побуждениями, было подготовлено в бытии, которое он прожил раньше в чисто духовном мире. Человек видит себя как некое предшествующее его вступлению в мир внешних чувств и живущее духовно существо, пожелавшее жить как существо чувственное, с теми способностями и особенностями души, которых он является носителем и которые он развил в себе с рождения. Это было бы заблуждением, если бы он вздумал сказать так: как мог я домогаться в духовном бытии таких способностей и побуждений, которые теперь, когда я их имею, вовсе мне не нравятся. Дело совсем не в том, нравится ли душе что-нибудь в чувственном бытии или нет. В духовном бытии у нее бывают для ее стремлений совсем иные точки зрения, чем потом в бытии чувственном. Знание и воление совсем разнородны в обоих мирах. В духовном бытии знаешь, что для твоего общего развития нужна жизнь внешних чувств, которая потом, в чувственном бытии, протечет, быть может, несимпатично или тягостно для души; и все же домогаешься ее, ибо в духовном бытии смотришь не на симпатичное и приятное, а на то, что необходимо для правильного раскрытия самобытия.

То же бывает и по отношению к жизненным судьбам. Видишь их и созерцаешь, как сам подготовил себе в духовном бытии симпатичное и несимпатичное, как сам при влек средства, те или иные счастливые, а также и мучительные переживания в чувственном бытии. И пока человек изживает себя только в чувственном бытии, он мо­жет находить непонятным, как мог он вызвать сам то или иное жизненное положение, но в бытии духовном у него было то, что можно назвать сверхчувственным разумени­ем, приводившим его к признанию: ты должен пройти через мучительное и несимпатичное, ибо только такое переживание поднимет тебя на следующую ступень в тво­ем общем развитии. И из одного рассуждения, опирающе­гося на чувственное бытие, никогда нельзя узнать, в каком отношении земная жизнь подвигает человека вперед в его общем развитии.

За познанием духовного бытия, предшествовавшего бы­тию земному, следует затем созерцание оснований, поче­му во время духовного бытия человек стремится к из­вестному роду жизни и к известной судьбе в чувственном бытии. Эти основания приводят его к прежней земной жизни, пережитой им в прошлом. Смотря по тому, как протекла его жизнь, какой был приобретен в ней опыт или какие усвоены способности, человек в последовавшем за ней духовном бытии стремится к тому, чтобы исправить в новой земной жизни неудовлетворительно пройденные опыты или развить оставшиеся неразвитыми способности. Он ощущает, например, в духовном бытии несправедли­вость, причиненную какому-нибудь человеку как нару­шение мирового порядка и как необходимость в после­дующей жизни быть с этим человеком на земле одновре­менно, чтобы стать к нему в соответствующее отношение и тем загладить эту несправедливость. С дальнейшим ро­стом душевного развития кругозор расширяется на ряд предшествовавших земных жизней. Таким образом, пу­тем наблюдения человек достигает познания истинного хода жизни своего высшего "Я". Он узнает, что человек проходит совокупное бытие свое на Земле в повторных земных жизнях и что между повторными земными жизня­ми лежат промежутки чисто духовной жизни, находящи­еся в закономерной связи с земными жизнями. Таким образом, познание о повторных жизнях на Земле доводится до действительного наблюдения. (Только чтобы предотвратить постоянно возникающие недоразумения, на помним изложенное точнее в других моих сочинениях. Совокупное бытие человека протекает не так, как если бы жизнь повторялась вечно. Существует известное число повторений; к ним примыкают, до и после них, coвceм иные роды бытия; и все это проявляется в общем течении своем как исполненное мудрости развитие).

Познание, что человек проходит свое развитие в повторных жизнях, может быть приобретено также и разумным наблюдением чувственного бытия. В моей книге "Теософия", в моем "Очерке тайноведения", а также и более мелких моих сочинениях были сделаны попытки дать доказательства повторных земных жизней и их взаимной связи, проведенные в форме, свойственной научным рас суждениям современного естественнонаучного учения о развитии. Целью их было показать, что последовательное мышление и исследование, действительно доводящее до конца выводы естественнонаучных изысканий, неизбежно должно представить современную идею развития, в применении к человеку в таком виде, что истинная сущность, душевная индивидуальность человека, должна рассматриваться как развивающаяся через повторные чувственные жизни и через лежащие между ними промежутки чисто духовного бытия. То, что я там пытался дать как доказательство, можно было бы, конечно, развить гораздо дальше и усовершенствовать. Но мнение, что доказательства в этой области имеют точно такую же научную познавательную ценность, как и то, что обычно называется естественнонаучными доказательствами, не может показаться неправомерным. В науке о духовном нет ничего, что не могло бы опереться на проведенные таким образом доказательства. Конечно, нужно сказать, что доказательства духовнонаучные могут добиться признания, разумеется, с гораздо большим трудом, чем естественнонаучные. Но это происходит не от того, что они менее строги, а от того, что когда человек имеет их перед собой, он не ощущает под ногами почвы чувственных фактов, которая в естествознании облегчает ему признание доказательств. Но к силе доказательств, как таковой, это не имеет ника­кого отношения. И кто в состоянии непредубежденно сра­внить естественнонаучные доказательства с проведенны­ми таким же образом доказательствами духовнонаучными, тот, конечно, сможет убедиться в равноценности их доказательной силы. Таким образом, к тем описаниям повторных земных жизней, какие может дать наблюда­тель духовных миров на основании своего созерцания, могут присоединиться еще и соображения, подкрепляе­мые такого рода доказательствами. Они могут взаимно помочь друг другу создать путем простого понимания убеждение в повторности общего течения человеческой жизни. Здесь была сделана попытка указать путь, ведущий за пределы простого понимания к созерцанию этой по­вторности.