Через представление, которое душа должна составить себе по поводу факта смерти, она может быть повергнута в полную неуверенность относительно своего собственно­го существа. Это произойдет в том случае, если она дума­ет, что не может ничего знать ни о каком другом мире, кроме как о мире внешних чувств и о том, что может познать об этом мире рассудок. Обычная душевная жизнь обращает свой взор на физическое тело. Она видит, как оно переходит после смерти в общий круговорот природы, не принимающей участия в том, что душа переживает до смерти как свое собственное бытие. Правда, она может знать (из предыдущей медитации), что физическое тело и во время жизни имеет к ней такое же отношение, как и после смерти: но это не ведет ее дальше признания внут­ренней самостоятельности ее собственного переживания до смерти. Что происходит с физическим телом после смерти, это показывает ей наблюдение внешнего мира. Для внутреннего переживания не существует такого на­блюдения. Такой, какова она есть, эта душевная жизнь не может устремить взор за грань смерти. Если душа не в состоянии составить себе представлений, выходящих за грань того мира, который принимает в себя тело после смерти, то она не имеет также и возможности заглянуть по ту сторону смерти во что-либо иное, кроме как в пустое "ничто" по отношению ко всему душевному.

Для того, чтобы это могло быть иначе, душа должна была бы воспринимать внешний мир другими средствами, кроме внешних чувств и связанного с ними рассудка. Они сами принадлежат к телу и уничтожаются вместе с ним. То, что они говорят, никогда не может привести ни к чему иному, кроме как к выводу первичной медитации. А он состоит лишь в том, что душа может признаться себе: ты привязана к своему телу. Последнее подчинено законам природы, имеющим к тебе такое же отношение, как и прочие законы природы. Благодаря им ты часть внешнего мира, и внешний мир имеет часть в тебе, которая прояв­ляется всего яснее, когда ты размышляешь о том, что делает этот мир с твоим телом после смерти. Для жизни он дает тебе внешние чувства и рассудок, которые делают для тебя невозможным видеть то, что происходит с твоим душевным переживанием по ту сторону смерти. Это при­знание может привести только к двум результатам. Или человек подавит в себе всякую дальнейшую пытливость относительно загадки души и откажется от какого-либо знания в этой области. Или же им будут сделаны усилия, чтобы внутренним душевным переживанием достигнуть того, в чем отказывает внешний мир. Эти усилия могут привести к тому, что сделают внутреннее переживание сильнее и энергичнее, чем оно бывает в обыкновенном существовании.

В обыкновенной жизни человек обладает известной си­лой своих внутренних переживаний, своих ощущений и мыслей. Например, он бывает занят какой-нибудь мыс­лью всегда лишь постольку, поскольку имеется к тому какой-нибудь внешний или внутренний повод. Но можно выбрать из ряда мыслей одну какую-нибудь мысль и без всякого повода начать снова и снова продумывать ее, внутренне напряженно переживать ее. Можно повторно делать эту мысль единственным предметом своего внут­реннего переживания. И в это время можно не допускать до себя никаких внешних впечатлений или воспоминаний, готовых возникнуть в душе. Такую полную, исключаю­щую все остальное отдачу себя известным мыслям, или также ощущениям, можно превратить в правильную внутреннюю деятельность. Чтобы такое внутреннее пережива­ние привело к действительно значительным последстви­ям, оно должно быть предпринято непременно на осно­вании определенных, проверенных законов. Такие зако­ны указываются наукой о духовной жизни. Многие из них приведены в моей книге "Как достигнуть познания выс­ших миров?". Таким путем достигается укрепление сил внутреннего переживания. Последнее как бы сгущается. Что благодаря этому происходит, это можно узнать из наблюдений над собой, которые наступают, если продол­жать вышеозначенную внутреннюю деятельность доста­точно долгое время. Конечно, в большинстве случаев по­надобится много терпения, пока проявятся убедительные результаты. И кто не согласен в течение долгих лет при­лагать это терпение, тот ничего особенного не достигнет.

Здесь можно привести только пример подобных резуль­татов. Они бывают различного рода. И то, что здесь будет приведено, применимо для продолжения медитативного пути, с описания которого мы начали.

Человек может долго упражняться в вышеуказанном внутреннем укреплении своей душевной жизни. Возмож­но, что он не переживет в себе ничего такого, что могло бы заставить его думать о мире иначе, чем он дотоле привык. Но затем однажды может произойти следующее. Конечно, то, что будет здесь описано, не произойдет со­вершенно одинаковым образом даже у двоих людей. Но кто захочет получить представление об одном из таких переживаний, тот уяснит себе и всю область, о которой здесь идет речь.

Может наступить мгновение, когда душа начнет внутренне переживать себя совершенно иначе, чем обыкно­венно. В большинстве случаев это бывает сначала так, что душа как бы оживает, переходя от сна к сновидению. Но тотчас становится ясным, что это переживание нельзя сравнить с тем, что разумеют обычно под сновидением. Бываешь тогда совершенно исторгнут из мира внешних чувств и рассудка, и однако переживаешь все так же, как и в обычной жизни, когда в бодрственном состоянии сто­ишь перед внешним миром. Чувствуешь побуждение представить себе это переживание. Для этого представле­ния берешь те понятия, какие имеются в обыкновенной жизни, но очень хорошо знаешь, что переживаешь нечто совсем иное, чем то, к чему относятся эти понятия нор­мально. На последние смотришь, только как на средства для выражения переживания, которого дотоле не испыты­вал и о котором знаешь, что в обыкновенном существова­нии оно невозможно. Чувствуешь себя как бы окружен­ным грозою и бурею. Слышишь гром и видишь молнии. Знаешь, что находишься в комнате в каком-то доме. Чув­ствуешь себя пронизанным силой, о которой дотоле ниче­го не знал. Потом чудится, что видишь в стенах вокруг себя трещины. Хочется сказать самому себе или лицу, стоящему рядом с тобой: дело плохо; молния ударила в дом, она настигает меня; я чувствую себя схваченным ею; она меня уничтожает. И после того как пройдет целый ряд таких представлений, внутреннее переживание переходит опять в обычное душевное состояние. Находишь себя сно­ва в себе, вместе с воспоминанием о только что пережитом. Если это воспоминание так же живо и точно, как и всякое другое, то оно дает возможность составить суждение о только что пережитом. Тогда непосредственно знаешь, что пережито было нечто такое, чего нельзя пережить никаким телесным чувством, а также и обыкновенным рассудком. Ибо чувствуешь, что только что сделанное описание, какое можно дать себе или другим, является только средством для выражения этого переживания. Вы­ражение это хотя и является средством, чтобы объяснить­ся по поводу пережитого, но само не имеет с ним ничего общего. Знаешь, что для такого переживания не нужда­ешься ни в одном из своих внешних чувств. Кто сошлется здесь на скрытую деятельность внешних чувств или мозга, тот не знаком с истинным характером этого переживания. Он держится описания, которое говорит о молнии, громе, трещинах в стене, и поэтому думает, что душа пережила лишь отголоски обыденной жизни. Он принужден считать пережитое лишь за видение в обыкновенном смысле сло­ва. Он не может думать иначе. Одно только упускает он из виду - то, что изображающий такое переживание пользу­ется словами: молния, гром, трещины в стене как образами для пережитого, но что он не смешивает само переживание с образами. Правда, ему самому представляется, как если бы он действительно воспринимал эти образы. Но в дан­ном случае он не так относится к явлению молнии, как когда он видит ее своими глазами. Видение молнии явля­ется для него чем-то, как бы простертым над действитель­ным переживанием; сквозь молнию смотрит он на нечто совсем иное, чего нельзя пережить в чувственном мире.

Для правильного суждения необходимо, чтобы душа, переживающая подобное состояние, сумела совершенно здраво отнестись к внешнему миру, когда это пережива­ние окончится. Она должна быть в состоянии правильно сравнивать испытанное ею особое переживание с пережи­ванием обычного внешнего мира. Кто даже в обычной жизни склонен предаваться всяким мечтательным пред­ставлениям по поводу вещей, тот мало пригоден для тако­го суждения. Чем больше у человека здравого, хотелось бы сказать - трезвого чувства действительности, тем это лучше, когда дело идет о правдивом и значительном об­суждении подобных вещей. Отнестись с доверием к своим сверхчувственным переживаниям можно только тогда, когда имеешь право сказать себе по отношению ко внеш­нему миру, что принимаешь вещи и события отчетливо такими, каковы они суть.

Если все необходимые условия таким образом исполне­ны, и человек имеет основание признать, что он не сделал­ся жертвой простого видения, то он знает, что пережил нечто такое, для наблюдения чего тело не послужило посредником. Наблюдение было произведено непосредст­венно, помимо тела, окрепшей в самой себе душой. Он получил представление о переживании вне своего тела.

Ясно, что в этой области закономерные различия между мечтанием или иллюзией и подлинным, произведенным вне тела наблюдением могут быть установлены только в том же самом смысле, как и в области чувственных вос­приятий. Бывает, что какой-нибудь человек обладает жи­вым вкусовым воображением и уже при одном представ­лении о лимонаде ощущает почти так, как если бы он его действительно пил. Но различие между тем и другим вы­яснится тем не менее из всей совокупности жизненных условий. То же самое можно сказать и о переживаниях вне тела. Чтобы прийти в этой области к представлениям со­вершенно убедительным, надо здраво вжиться в нее, при­обрести способность наблюдать взаимную связь пережи­ваний и таким образом исправлять одно другим.

Путем таких переживаний, как только что описанное, человек получает возможность не одними только внешни­ми чувствами или рассудком, то есть орудиями тела, на­блюдать то, что составляет часть его самого. Теперь он знает о мире не только другое, нежели о чем дают ему познание эти орудия; но он знает о нем по-другому. И это особенно важно. Душа, проходящая через внутреннее из­менение, все более и более приходит к воззрению, что угнетающие ее вопросы бытия не могут быть разрешены в мире внешних чувств, потому что внешние чувства и рассудок не могут достаточно глубоко проникать в мир. Глубже проникают души, которые так изменяются, что могут переживать вне тела. В сообщениях, которые они могут давать о своих переживаниях, заключается то, что в состоянии разрешить душевные загадки.

Но переживание, протекающее вне тела, бывает совсем иного рода, чем переживание в теле. Это и выясняет нам наше суждение, которое мы могли составить себе относи­тельно описанного переживания, когда после него насту­пило обычное бодрственное состояние души и устано­вилось достаточно живое и ясное воспоминание. Душа ощущает чувственное тело отделенным от остального ми­ра; она воспринимает его принадлежащим только к себе. Иначе бывает с тем, что переживаешь в себе вне тела. В такие моменты чувствуешь себя связанным со всем, что можно назвать внешним миром. Все окружающее чувст­вуешь связанным с собой, как в жизни внешних чувств - свою руку. По отношению к внутреннему душевному ми­ру не существует безразличия внешнего мира. Ощущаешь себя в полной мере как бы сросшимся или сплетенным с тем, что можешь назвать миром. Все, что окружает созерцающую душу, так же связано с ней, как с физической головой - обе телесные руки. И все же можно говорить о некоторой части этого внешнего мира, которая больше связана с собственным твоим существом, нежели все про­чее, - как можно сказать и о голове, что по отношению к рукам или ногам она является самостоятельным членом.

Душа называет часть чувственного внешнего мира своим телом. Душа, переживающая вне этого тела, может также считать своею часть нечувственного внешнего мира. Когда человек достигает наблюдения этой области, лежащей по ту сторону мира внешних чувств, он может гово­рить, что ему принадлежит некое не воспринимаемое внешними чувствами тело. Это тело можно назвать стихийным или эфирным телом; причем слово "эфирное" не надо связывать с представлением о тонком веществе, на­зываемом в физике "эфиром".

Как простое размышление об отношении человека к природному внешнему миру создает соответствующее фактам представление о физическом теле, так и странст­вие души в области, которые могут быть узрены вне чув­ственного тела, приводит к признанию стихийного, или эфирного тела.