Европа без России, по-моему, может потерять свое еще так до конца и не обретенное ли­цо, потерять свой центр, который станет просто периферией, окраиной западной культуры. Евро­пейцы слишком неподвижны внутренне, слишком привязаны к внешним условиям жизни и поэтому становятся легкой добычей западной культуры, символом и смыслом которой является общество всеобщего благополучия.

«Чтобы преобразиться, нам нужно пройти через русский хаос»

Сближение с Россией может сделать евро­пейцев более подвижными, более текучими и, таким образом, менее уловимыми для стереоти­пов Запада. В Центральной Европе это, к сожа­лению, очень немногими понимается. Один из этих немногих — Герман Гессе. Лично мне в мо­ем личном общении с представителями Средней Европы смелость и силу оставаться самим со­бой дает одна фраза великого писателя: «чтобы преобразиться, нам нужно пройти через русский хаос». Это очень ценное высказывание, потому что в нем сказано не только, что нужно делать, но и как нужно это делать: «чтобы преобразиться, нам нужно пройти через русский хаос». Нам, то есть вам, нужно пройти. То есть, в этом процессе именно европейцу нужно быть активным, нужно перестать подсчитывать возможные (да и очевид­ные) неудобства и потери, набраться смелости и открыть себя, свою душу навстречу русскому хаосу. (О его природе чуть позже.)

Великая фраза великого среднеевропейца. Но мир, в том числе и Европа, как его часть, не состо­ит только из одних великих. За те добрых полтора десятка лет, что я имею возможность общаться с европейцами, я не встретил ни одного, кому это высказывание Гессе было бы известно. Хочу сразу же уточнить: этот факт вовсе не говорит что европейцы —люди малообразованные, не знают собственную культуру и т.д. Думаю, здесь дело в другом, в приоритетах: европеец знает то, что по­лезно, что обрело для него смысл. А эта фраза остается пока еще просто литературой, фактом литературы, фактом жизни она еще не стала.

Так вот: максимум, до которого, по-моему, под­нимается понимание обычного среднеевропейца в отношении происходящего на востоке Европы — это благодарность Горбачеву за возможность объ­единения Германии. (Иногда говорится — Евро­пы, но это, с моей точки зрения, уже лукавство.) Притом, что важно, благодарность лично Горба­чеву, только ему. На Россию эта благодарность не распространяется, как будто Россия здесь и ни при чем! Как будто это объединение Горбачев допустил вопреки желанию всей России. В дока­зательство говорится: ведь в России Горби ценят меньше, чем ценим и любим его мы. Наблюдение верное, удобное, но поверхностное.

Почему Европа нужна России?

Без Европы мы не справимся с Азией, точ­нее, азиатчиной, как внешней, вторгающейся в Россию, так и внутренней, в нас самих. Наши не­объятные бесхозные географические просторы символизируют наши еще неисследованные ду­шевные широты и глубины, где еще не ступала нога хозяина, то есть не побывало наше Я. Это Я нуждается в укреплении. Так же, как мы во внеш­ней жизни не знаем, сколько миллионов китайцев нелегально осваивают наш Дальний Восток, в ка­кой мере мы можем считать эту территорию, как минимум, с точки зрения экономики, еще своей или уже китайской, не знаем, сколько нелегалов из других стран Востока и Азии ведут активную экономическую (не редко и террористическую) деятельность в нашей стране, какими заводами, компаниями, рудниками, нефтяными месторожде­ниями, гостиницами и прочим они владеют, также и во внутренней жизни мы далеко не всегда зна­ем, то есть, умеем вовремя распознать, что нам наши неисследованные душевные глубины гото­вят и преподнесут. Мы часто сначала действуем, а потом осознаем наши деяния задним числом. И в этом не только наша слабость, но и, осмелюсь сказать, наша сила. Только коротко: знали бы рус­ские заранее, что уход из Европы обернется для страны такими потерями, такой нестабильностью, таким обманом со стороны Запада, обещавшего не допустить расширения НАТО на Восток, сомне­ваюсь, что этот уход советского милитаризма из Европы был бы возможен. А следовательно, не было бы и единой(?) Европы. А следовательно, не было бы нового импульса для развития всего мира. Если бы не было русского хаоса.

Но прежде чем коснуться природы этого хао­са, еще один образ. Есть много версий того, поче­му развалился СССР. Их незачем здесь перечис­лять, они всем известны. Единственное, что по их поводу я бы сказал, что нельзя предаваться ни одной из них, ибо они односторонни и в этом их ловушка. Только один пример. Если принять за основу, что развал СССР — это заслуга ЦРУ (а никто же не будет отрицать, что ЦРУ здесь потру­дилось по-коммунистически), тогда для россия­нина и европейца возникает понятная и удобная картина. Россиянину остается наращивать свою ненависть к Америке, а европеец, сочувствуя рос­сиянину (он все-таки пострадавшая сторона), бу­дет при этом пытаться открыть ему глаза на то, что же положительного все-таки принесла в мир перестройка.

Мне кажется, это не тот образ перестройки, ко­торый может нас (Европу и Россию) действитель­но сблизить и, я бы сказал, уравнять в правах и ответственности за будущее нашего общего дома. Я решусь предложить другой образ (имен­но образ, а не объяснение) нашей перестройки, который проливает иной свет на все события по­следних двух десятилетий в СССР и России, на гласность, на приватизацию, на распад, на весь перестроечный сумбур и, если хотите, идиотизм.

Таким символическим образом, позволяю­щим хотя бы не упустить из виду многое важное, пока еще нами неосознаваемое, но все же ощу­щаемое в перестройке, является для меня уход Льва Толстого из Ясной Поляны. Давайте пред­ставим: великий, всемирно известный писатель, почитаем, богат, обеспечен, в уютном, любимом поместье, патриарх, окруженный несколькими по­колениями любящих домочадцев, на исходе жиз­ни, плавно, на глазах всего мира переходящей в вечность, вдруг... уходит, точнее, убегает, потому что тайно и ночью, из дома. Вот как это было, со слов очевидца: «руки его прыгали, затягивая ремни чемодана... Потом он побежал на конюшню будить работников, велел запрягать лошадей. Ночь была сырая, холодная и непроглядная, он в темноте заблудился, попал в какие-то кусты, чуть не выколол глаз, потерял шапку... (курсив мой — Н.Б.). Вернувшись в дом и надев другую, опять побежал, светя себе электрическим фона­риком, в конюшню, стал помогать запрягать..., ед­ва мог надеть на лошадь уздечку, потом обессилел: бросил помогать, отошел в угол каретного сарая... и в полном изнеможении сел на что-то в полутьме...».

Он что, был болен? Нет. Помешан? Нет. Глуп? Тоже ведь нет. Ни по сочинениям, ни по умению вести хозяйство этого не скажешь. Нет, не глуп был Лев Николаевич, скорее даже наоборот. То­гда в чем дело, почему убежал из дому? Почему не побоялся, что над ним весь мир смеяться бу­дет?.. Тут тоже разные версии, это и по назва­ниям видно: уход, бегство, исчезновение... Мне ближе всего версия Ивана Бунина, выраженная в названии его замечательного эссе: «Освобожде­ние Толстого» (отрывок выше оттуда). Для меня этот дикий (как известно, на десятом дне бегст­ва Толстой умер) поступок Толстого — 91-й том, не включенный нами еще в его Полное собрание сочинений, дающий новый взгляд на 90 предыду­щих (или первый из 90-та следующих?).

Опять-таки о версиях. Если принять, что убе­гал от жены, Софьи Андреевны, тогда это один Толстой. Если согласиться с Буниным, что это бы­ло не бегство, а освобождение, (которое я для се­бя трактую, как воскресение — Н.Б.), тогда нащупывается путь к открытию другого Толстого (да и себя самого). Но тогда и вопросов из разряда тех, которые легче задать, чем ответить, сразу уйма. Потому что бегство от жены — это понятно каждому (вплоть до: Толстой, а не выдержал, а вот я терплю, значит, я...), а освобождение, то­гда сразу: освобождение от чего? освобождение для чего? почему таким диким образом?... Оче­видно, что уже одно приближение к таким вопро­сам втягивает или вытягивает размышляющего над ними в другую орбиту, на другой уровень са­мого себя.

Мне кажется, у бегства Толстого из его уютно­го надежного поместья в непроглядную, сырую осеннюю ночь и у нашей перестройки одна при­рода. В обоих случаях проявилась одна и та же сила. Она есть как в каждом человеке, так и в каждом народе, живет в глубине души или, в на­шем случае, это существенно уточнить, в глубине душевного хаоса, как идеал, с которым человек или народ приходит в физическую жизнь и о кото­ром порой даже не догадывается. Но этот идеал, эта сила есть, и в один прекрасный (по другому и не скажешь, хотя внешне это может выглядеть и не очень приглядно) момент эта сила может про­явиться. Она не ведома нам, не изучаема нами, поэтому ее проявления мало предсказуемы и ма­ло управляемы нами, они хаотичны, поэтому и заблудиться в собственном дворе и шапку, даже голову, потерять — все возможно.

Так и с Россией было: она поднялась и ушла. Ушла от своих старых границ, кабальных обяза­тельств, старых стереотипов, вооружений, воен­ных баз, идеологий, имперских амбиций — от всего того, что делало ее рабой, с чем жить она больше не могла. Ушла потому, что ощутила в себе новую силу, новое содержание, которое потребовало новых форм. Эта новая сила взы­грала в ней, как младенец во чреве. Это прояв­ление новой силы, не нуждающейся больше в ра­кетах, танках, бомбах или другом каком внешнем эквиваленте, тоже часто понимают как глупость и слабость, называют уходом или бегством. А надо бы видеть в этом освобождение или попытку ос­вобождения России от старого во имя вынашивае­мого ею же нового. Каким будет это рождаемое в перестроечных метаниях новое, не знает никто. Какую бурю, какой хаос еще в нашу жизнь внесет, тоже не знает никто. Но это, на мой взгляд, как раз тот созидающий хаос, пройти через который европейцев во имя собственного возрождения призывал Герман Гессе. Но я бы эту фразу Гес­се продолжил так: пройти через русский хаос не только с целью собственного возрождения, но и с целью помочь русским правильно распорядиться плодами хаоса. Хотя и так очевидно: здесь одно заключено в другом.

Если бы Европа вместо дистанциирования и отгораживания от России отважилась на это, она стала бы, извините за образ, повивальной бабкой нашего общего будущего, то есть, взяла бы на себя функцию, которая незаменима при любых родах.

Это помогло бы Европе стать Европой, а Рос­сии стать Россией.

Почему Путин?

Почему Путин — вопрос многоглавый, как Змей-Горыныч: ответил на один, на его месте тут же возникает новый. Почему Путин заслуживает доверия? Почему Путин — это хорошо для Рос­сии? Почему Путин — это хорошо для Европы? Почему Путин не проницаем? Почему вообще Пу­тин? И так далее.

Когда Ельцин его буквально за руку ввел в Кремль, это всколыхнуло всю страну. На глазах миллионов сказка становилась былью: в толпе вдруг опознавали царевича, законного наследни­ка, до сих пор никому неведомого, и возводили его на трон.

Я думаю, это был благословенный поступок Ельцина: он избавил страну от очередных (или внеочередных) выборов, ничего кроме раздора в жизнь общества не вносивших, а главное — не ошибся в выборе наследника. И еще нечто, на мой взгляд, очень важное: это деяние Ельцина вернуло стране затоптанное, заглушённое демо­кратами переживание многомерности, многопла­новости бытия, которое воскресло было с нача­лом перестройки. Переживание, что цифры, рей­тинги, проценты, фракции, полномочия и голосо­вания не охватывают всю жизнь, что есть нечто как ниже, так и выше человека, есть внутреннее как в отдельном человеке, так и во всем народе, что это внутреннее может иметь значение и силу и о нем никогда забывать нельзя. За все это лич­но я готов простить Ельцину все его самодурство. Тем самым я уже выразил свое отношение к Пути­ну: я «за». Остается объяснить, почему.

Для Путина, я думаю, это было тяжелейшее начало. Бывший офицер КГБ (чекисты бывшими не бывают — Явлинский). Ставленник «семьи» (его главная задача — обеспечить безопасность Ельцину и его «семье» — Зюганов). Не легитим­но получивший власть (в каком веке, при каком царе мы живем! — Немцов, Новодворская). Коро­че, все было против него.

И он сумел «все против» превратить во «все за».

Это было чудо, но происходило оно на глазах всей страны, поэтому приходится в него верить. Его первые высказывания, первые назначения показывали понимание ситуации, знание людей, были продуманны и удачны. В словах и поступках чувствовался человек, способный воспринять си­туацию, проанализировать ее, учесть крайности и риски, принять правильное решение и обеспечить правильную его реализацию. Если этими качест­вами Путин хоть в какой-то мере обязан службе в КГБ, — не вижу в этом ничего криминального. Но лично я придаю большее значение тому факту, что Путин (опять благодаря КГБ!) провел шесть лет в Германии и свободно говорит по-немецки. Для молодой мятущейся, ищущей высшее в се­бе самой, русской души погружение в немецкую культуру может быть только благотворным. Она помогает осознать собственное содержание, вы­кристаллизовать и укрепить его. Это вам подтвердит любой русский, знающий немецкий язык и серьезно интересующийся немецкой культурой. Потрясает ощущение, которое исходит от Пу­тина: этот человек понимает, что он говорит, то есть, произносимое им для него не просто слова, звуки, а осознаваемая и переживаемая им реаль­ность, он идентичен тому, что говорит — это, при­знаюсь, впервые, такого ощущения от первого лица в нашем государстве я, например, никогда не испытывал. Я думаю, что такое ощущение, если оно исходит от лидера страны, уже само по себе имеет на ее граждан колоссальное пози­тивное воздействие.

Что Ельцин, передавая власть, связал Путина определенными условиями, думаю, не подлежит сомнению. Иначе, наверное, и быть не могло. Это тоже из разряда «против». Но принимая важные и сложные государственные решения, Путин сумел не нарушить (не было никаких слухов и сплетен на этот счет, а в России это верный показатель!) принятых на себя и несомненно сковывавших его обязательств перед «семьей» (все-таки оговорим­ся: если нечто подобное имело место), и это тоже начало работать на него. Время научило нас по достоинству ценить политиков, на слово кото­рых можно положиться.

Он постоянно предлагает политические реше­ния, которые нас, россиян, буквально вырывают из скорлупы сковывающих нас стереотипов и явля­ются для нас подлинными прорывами в будущее. Ну хотя бы вот это: Россия тоже готова рассмот­реть вопрос о вступлении в НАТО, если от аль­янса поступит соответствующее предложение (у высших чинов НАТО и у Зюганова выражения лиц были схожи). Или по очень болезненному вопро­су, по поводу Курильских островов, было сказано: да, между Россией и Японией есть конфликт, но это только повод, чтобы двум народам поближе узнать друг друга и вместе найти решение, кото­рое в равной степени устраивало бы обе сторо­ны. (Это говорит не Глазл, а Путин!) В результате, был создан Совет мудрецов России и Японии, в который вошли виднейшие представители двух народов, который сейчас исследует в том числе и этот вопрос.

Боюсь быть недопонятым. Боюсь, что нужно родиться и полвека прожить в России, чтобы по достоинству оценить всю важность и эволюционность этих и многих других высказываний и дея­ний российского лидера. Он, кстати, так себя не величает. Он называет себя менеджером и видит свою задачу в создании рамочных условий, кото­рые учитывали бы уровень общественного соз­нания и создавали бы необходимые условия для развития всех сфер его деятельности. (Чем не функция государства в духе трехчленности соци­ального организма?)

Но Россия, по-моему, все увереннее начинает узнавать и любить в Путине своего лидера. Дос­таточно понаблюдать за его поездками по стране, чтобы в этом убедиться. С такими лицами в России встречали, по-моему, только одного рус­ского: Гагарина. Тогда страна верила, что совер­шен прорыв в будущее и сегодня появляется эта вера в будущее. Отсюда, по-моему, это впечатле­ние, что Путина встречают, как Гагарина, как че­ловека, который в этом будущем побывал. Эти встречи — это какой-то духовный пир. При слове «пир» мне вспомнилось описание возвращения Ивана-царевича с молодильными яблоками (воз­вращающими молодость) из одноименной рус­ской сказки. Он был послан за этими молодиль­ными яблоками и с большим трудом и риском для жизни добыл их. Тогда-то и был во всем царстве задан пир горой. Пир горой — значит радость до небес, то есть соучастие в земном событии, зем­ной радости всех небесных иерархий. Мгновения вот такого временами отчетливо осязаемого единения земного и небесного можно пережить в наши дни в России.

Но в русских сказках, как известно, все хоро­шее удается с третьего раза. Значит, были и до этого две попытки. Действительно, были. Стар­шие царевичи, назовем их Михаил и Борис, де­лали свои попытки, но оба срезались на одном и том же испытании. Выехав на распутье, они чита­ли на камне: «Направо поедешь — себя спасать, коня потерять. Налево поедешь — коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь — женату быть». Обоим казалось, что прямой путь и есть самый правильный, поэтому оба торопливо выбирали «женату быть», и оказывались в подземелье, в плену у коварной Европы-царевны.

Правильный же путь: «коня спасать, себя по­терять». Себя, старую, окостеневшую в догмах и предрассудках, Россия во многом уже поте­ряла, точнее будет сказать, стряхнула. Теперь главное — коня не погубить. Тогда в конце длин­ного, полного трудностей и опасностей пути будут добыты молодильные яблоки и заключен закон­ный брак с подлинной Европой-царевной.

И будет пир горой.

Николай Банзелюк