I

Разбирая в очередной раз бумаги, я наткнулась на старую программку: «Искусство исцеления». Более 30 ведущих представителей. Более 50 выступающих. Более 100 участников, предлагающих пути к улучшению самого себя. Фотографии лиц, излучающих уверенность. Здоровье, счастье, ус­пех, власть и даже моментальное знание прошлых жизней сулят мне их обещания. Но разве легко опи­сать человеку свои самые лучшие намерения все­го в нескольких словах? Разумеется, я не приняла предложений. Почему? Может быть потому, что я, выросшая среди высоких гор, научилась с детских лет ценить различие между полетом над их вер­шинами с помощью подъемника и достижением вершины самостоятельно, когда ты взбираешься на неё шаг за шагом. На этом пути приходится ка­рабкаться по скальной стенке, где едва есть за что уцепиться, или идти траверсом по узкому карнизу над сотнями метров отвесной пропасти, чтобы до­браться до места, где можно передохнуть. Здесь, конечно, нужны меры предосторожности: как тело, так и дух должны быть подготовлены и натрениро­ваны. Бдительность и выдержка должны стать привычными — и все это в легком ритме, подобном здоровому дыханию и биению сердца.

А почему вообще я должна быть дисциплиниро­ванной и тренированной? Ведь всегда существует возможность того, что, хотя я и вышла в путь в яс­ное утро, в сопровождении одного — двух друзей и опытного гида, хорошо подготовлена и снаряже­на, но я могу добраться до вершины в пургу, не имея возможности ничего сверху видеть, и лишь благодаря везению благополучно спуститься вниз. Ответ простой: «Потому, что я этого хочу».

Для того, чтобы рождалось в этот мир моё внут­реннее существо, я также должна хотеть этого. Я должна настолько сильно этого хотеть, что готова прилагать усилия, которые так же велики, как са­мые большие из тех, что я когда-либо делала.

С чего начать? Поскольку моё внутреннее существо не измеряется в метрах и не взвешива­ется на весах, я должна, например, взглянуть на распорядок моего «обычного» дня. Упорядочен ли мой день? Придать ему порядок может привычная повторяемость, и если этот порядок хорош и прак­тичен, то он освободит не только моё время, но и энергию. Для чего? Как я использую эту энергию? За этим вопросом напрашивается и другой: хватает ли у меня воображения для её использования или же я просто следую тому, что предлагают другие лю­ди или программа ТВ? Кроме того, существуют мои взаимоотношения с семьёй, с друзьями, с колле­гами по работе и просто малознакомыми людьми. Каково мое отношение к ним? Ожидаю ли я всегда чего-либо от других? Отношусь ли я к ним крити­чески или с симпатией, подозрительна или же, на­против, склонна слепо доверять? Честные ответы на эти вопросы позволяют нам прозревать нашу собственную личность. Какие-то из них могут нам понравиться, а какие-то — совсем не понравиться. Итак, если мы должны пользоваться собственным умом, своим мышлением для того, чтобы получить образ самого себя — каким бы неполным он ни был, — давайте начнем с того, чтобы овладеть сво­им мышлением. Что делает моё мышление ясным, сильным и надежным? Я должна быть способна держаться предмета размышления. Я должна кон­центрироваться. Следуя совету человека, опытного в данном вопросе, в нашем случае — Рудольфа Штейнера, возьмём простой предмет — что угодно простое и сделанное человеком — и в течение пяти минут (в ином случае мы бы их просто без толку потратили) сделаем этот предмет абсолютным центром своего внимания, как если бы не сущест­вовало ничего более интересного на свете, чем эта перчатка или шариковая ручка, или ... или ...

Что может быть интересного в шариковой руч­ке? Ничего, что могло бы взволновать меня или научить великой мудрости, и мне не слишком поможет в этом упражнении, если я начну размыш­лять о том, сколько же я их в жизни потеряла или случайно прихватила, поскольку в данном упраж­нении мне нужно сконцентрироваться именно на этой конфетной ручке, которую я держу в руках. Какова её форма, цвет корпуса, материал, из кото­рого она сделана, каким образом её колпачок сни­мается и одевается на точно подогнаное место, есть ли на ней какая-либо надпись и какова она. И затем — простота её конструкции: пластмассо­вая трубочка внутри, содержащая пасту, которая заканчивается тонким латунным наконечником, где крошечный металлический шарик регулирует поток чернильной пасты.

Смогла ли я проделать эти наблюдения, не от­влекаясь хотя бы на мгновение на постороннюю мысль, на посторонние звуки, запахи, свет, на зачесавшийся нос? А если я достигла степени доб­ровольной поглощенности предметом, то смогу ли я повторить это завтра и послезавтра с другим объектом или, что еще труднее, с тем же самым? Смогу ли я неукоснительно выполнять это каждый день хотя бы в течение месяца?

Мы можем посмеяться над таким предложени­ем, но сперва нужно действительно попробовать, и тогда это на первый взгляд незначительное упражнение проявится в своей действенности. В нас тихонько возрастет сила, которой не нужно с кем-либо состязаться, обладая ею — на кого-то на­падать или обороняться. Она ощущается так, слов­но мы достигли твердой почвы, на которой можно свободно дышать. Это достижение сравнимо с взбиранием на небольшой холм. После усилий это­го месяца к предыдущему может быть добавлено второе, не менее скрупулезное упражнение.

II

Достигнув в предыдущем случае нового пере­живания в своём мышлении, теперь стоим мы перед следующей вершиной внутреннего исследо­вания. Вопрос заключается в следующем: как мы соотносимся с собственной волей?

В мои студенческие годы табак был по карточ­кам, по крайней мере там, где я жила. Выкурив к восемнадцати годам одну-единственную сигарету, я тем не менее лжесвидетельствовала о себе, заявив в письменном виде, что являюсь заядлым ку­рильщиком, и потребовав свой табачный рацион. Его я отдавала своему отцу. У меня была подруга, обожаемая племянница своих тётушек, которые ради выгод её социальной жизни отдавали ей весь свой табачный рацион. С таким запасом сигарет ей нужна была компания. Я, как закадычная подруга, последовала за этим искушением с определенным удовольствием, будучи уверенной, однако, что мо­гу как курить, так и не курить. Однажды, когда все магазины были закрыты, а подруги рядом не было, я испытала, что значит быть лишенной сигареты и возможности её получить. «До чего ты докати­лась!» — подумала я о себе. Я этого не потерплю! И так достаточно всяческой зависимости, которой нельзя избежать, зачем же добавлять к этому из­лишнюю? Я прекратила курить прямо тогда же, гордясь тем, что моя воля оказалась достаточно сильной, чтобы отклонить то, что мой ум считал порабощением.

Однако когда дело касается силы воли, то лег­ко обмануться. Когда всё идет хорошо, энтузиазм несёт нас на крыльях, но он скоро может иссяк­нуть. В таком состоянии обыденные жизненные заботы становятся бременем, и наша сила воли идет на убыль. Что же можно сделать? Надо ли го­ворить себе: «ты должен», или же можно обойтись с собственной волей лучшим способом?

Р. Штейнер советует нам вслед за упражнения­ми на концентрацию выполнять ежедневное про­стое действие, «которое при обычном течении жиз­ни мы наверняка бы не совершали», и вдобавок ко всему выполнять его с точностью до минуты. Он не говорит нам, что именно нужно делать, он даже не советует нам делать то, что делал он — поли­вать цветок.

Как и в упражнении с концентрацией, для то­го, чтобы обеспечить себе шансы на успех, мы должны наблюдать подробности нашего образа жизни более пристально. Какого рода действия я в состоянии осуществить в любом месте и при любых обстоятельствах, не мешая другим и не шо­кируя их? Представьте себе, что посреди собрания я вдруг примусь скакать или хлопать в ладоши, отбивая сложный ритм? Но никто не обратит вни­мания, если моя левая рука сбоку коснется моей головы. «А это — действие?» — спросите вы. Да, и при том легкое, ничего не нарушающее и совер­шенно лишенное необходимости. Вопрос состоит в том, совершила ли я его в точности в 14.50, как я сама сказала себе накануне? Сделала ли я это без ажиотажа в последние полчаса, без постоянного поглядывания на часы, чтобы не опоздать на две минуты? Или я об этом вообще забыла? Нет смыс­ла расстраиваться из-за первых неудач. Гораздо лучше признать это с улыбкой и сказать: «Я выберу время, с которым будет легче». В самом деле, по­чему это крошечное задание должно быть труднее, чем получасовая прогулка в 7 утра или упражне­ния на фортепиано в 5 утра? Они имеют больший удельный вес в случайной ткани моей жизни. Чем же тогда является это мимолетное действие? Оно не может претендовать на необходимость, оно не удовлетворяет моих желаний, не служит моим сим­патиям и антипатиям. Его право на то, чтобы быть мной запомненным, заключается именно в том, что оно не обладает всеми этими связями. Это манифе­стация моей воли, свободной от внешней необходи­мости и внутренних желаний.

Это действие, выполняемое в установленное время, — дитя полной свободы из царства того времени, которое хочет быть приглашенным в наш мир пространства, в мир случайностей и измерен­ного времени; оно доказывает, что мы тоже можем быть свободными, можем быть хозяевами, а не рабами времени. Когда оно достигается путём тер­пеливых усилий, мы замечаем, что это — сущест­во, замаскированное в ни к чему не относящийся поступок, приносящее с собой множество даров: радость жизни, инициативу, уверенность и силу для того, что мы должны или хотим сделать. Оно освещает наш день улыбкой.

Карла Кинигер
Перевод с англ. М. Арманд