БУДДА СКАЗАЛ, что мы не должны верить во что-нибудь лишь потому, что так был сказано; но верить традициям только потому, что они переданы с древних времен; ни общепринятым слухам как таковым; ни писаниям мудрецов по топ только причине, что мудрецы их писали; ни фантазиям, о которых мы предполагаем, что они вдохновлены Дэвой. Но мы должны верить в писание, в доктрину или в утверждение, когда наш разум и наше сознание их подтверждают. «Поэтому, — говорит Он в заключение, — я вас учил не верить просто сказанному, а согласно вашему личному сознанию и затем действовать соответственно этому и с великодушием».
Е. Блаватская Тайная доктрина, том III, с. 401
Есть «тайное знание» и существуют пути, которые ведут к нему.1
Существует иное познание, чем познание научного мышления.
В то время, как положительная наука, избрав себе пределом мир, постигаемый внешними чувствами, познала его математически, измерила его числом и утвердила свое господство над ним в ряде химических, механических и физических формул, существует иная «тайная наука», которая отказавшись от познания обманных форм внешнего мира, избрала путь погружения внутрь духа своего, и в этих внутренних зеркалах души открыла мир, отраженный иначе, и иную сторону законов, управляющих ими.
На конечных ступенях познания нет и не может быть противоречия между тем, что в настоящее время называется наукой, и оккультизмом. Но в настоящую историческую эпоху они идут разными путями и между ними существует вражда неотвратимости.
Сознанию представляется логичным и неизбежным, что внутренний психический мир человека подчинен таким же стройным законам взаимоотношений сил, как и мир внешний. Внутреннее созерцание должно открыть такие же незыблемые законы для мира души, какие внешнее созерцание открывает для мира природы.
Но когда заходит речь об «оккультизме» и «тайных науках», то прежде всего является неизбежный вопрос: если Истина действительно скрыта в «тайных науках», то почему же облечена она Тайной? Почему с таким трудом и столь немногие посвящаются в знание этой истины?
Ум современного европейца настолько привык к демократизации всякого знания, как и к немедленному практическому применению всякой вновь открытой силы, что не может допустить, не может принять, чтобы из действительного знания делали секрет.
Здесь раскрывается одно из главных противоречий между явными и тайными науками: вопрос о равновесии власти и морали.
Каждый вновь открытый закон, каждая новая сила, данная в руки человеку, дает ему новую власть на добро и на зло, власть, по существу, безразличную, но которая неизбежно становится злой, если применяется с целями личными и эгоистическими.
Врач имеет в своих руках и яд, и средство исцеления. Тот, кто может спасти, [всегда] может [и] убить [безнаказанно].2
Тот, кому дана власть над людскими душами — духовный ли исповедник или учитель жизни, может и укрепить, может и соблазнить.
Каждое новое научное открытие или изобретение дает в руки человека эту безграничную власть на добро и зло. Но характерно то, что все открытия науки, все приложения великих сил — пара, электричества взрывчатых веществ, найденных на процветание человечества, — все они послужили больше на зло и на порабощение и на истребление человека, чем во благо его. Это происходит от нарушения равновесия между властью и нравственными законами. Зло, таящееся в человеке, проникает в мир по линии наименьшего сопротивления, а власть, данная человеку извне, неизбежно обессиливает его внутреннюю силу — волю.
Поэтому «тайные науки», изучающие и владеющие силами человеческой воли, скрытыми в каждом человеке, заботятся о том, чтобы власть и знание были даны только в руки тем, кто не станет употреблять их с личными целями и во зло другим.
Зародыш этого мы можем видеть во врачебной и адвокатской этике — и особые присяги, приносимые врачами, представляют в нашей жизни прямой прототип тех клятв, которыми связывались в прежние времена ревнители тайных знаний.
Каждая ступень знаний требует моральной дисциплины и испытания, которые можно тоже сравнить с теми испытаниями, которым подвергались мастера старых ремесленных цехов, прежде чем быть допущенными до применения своего искусства. Таким образом, каждый изучающий тайную науку, проходит через ряд посвящений.
Но следует различать две области «тайных наук». Одна область — это та, о которой я только что говорил: это изучение и развитие своих собственных внутренних сил, изучение законов мира изнутри. Кроме строгой моральной дисциплины, которая является здесь не только запретительным, но и необходимым условием саморазвития, так сказать гимнастикой духа, от вступившего на этот путь требуется большое физическое здоровье, полное равновесие нервной системы и ясный критический ум, способный взвешивать, судить и анализировать переживаемое. Слепое доверие, истеричность и экстатичность, являются здесь недостатками, которые необходимо преодолеть. Это знание осуждает медиумизм и борется с явлениями ясновидения, возникшими на почве истерии.
Но к «тайным наукам» причисляют обычно еще иную область знаний. Это не живая наука, а остатки, осколки и обрывки древней науки, которая в человечестве предшествовала науке современной. Современные ученые (например, Фрэзер в своей книге «Золотая ветвь») констатирует единство и тождество приемов магий и колдовства во всех странах, во все эпохи и у всех народов, находящихся на известной стадии развития. Эти обряды и заклинания, дошедшие до нас в отрывочном и обессмысленном виде. Представляют разрозненные отзвуки когда (-то) единого знания. Видимая нелепость всех этих обрядов и заклинаний происходит от того, что самый механизм сознания изменился в нас и ум утерял понимание исходных принципов и основ той — древней науки о силах природы.
Было бы то же самое, если бы мы утратили всю систему теоретических основ химии и в наших руках осталось бы лишь несколько практических рецептов, осуществимых на практике при безусловной точности их исполнения, но на взгляд логики произвольных и бессмысленных.
Древняя магия была такой же наукой о силах природы, как нынешняя наука, но только там, где современная наука постигает закон природы безусловно и математически, там магия видела живую волю стихийных духов, управляющих природой, и вступала в личную борьбу с ними. Там, где наше сознание видит законы чисел и соотношений, древнее сознание, следы которого остались в сказках и мифах, видело воли живых существ. Поэтому все магические обряды и заклинания представляют не что иное, как обрывки древних договоров со стихийными духами.
Эти несвязные пережитки и лоскуты древней науки о природе хранились и хранятся до сих пор в человечестве и до сих пор не утратили некоторого практического значения (точно так же, как сохранили бы его разрозненные химические рецепты в том случае, если бы была утрачена сама наука химия).
Поэтому, когда современно[е] научное сознание окрепло и сложилось в метод и стройную систему, оно начало беспощадную борьбу с обессмысленными остатками этого древнего знания.
Отсюда процессы ведьм. И характерно то, что средневековье совершенно не знало процессов ведьм. Они начались только в XVI, XVII веке и при том по инициативе университетов, а не церкви (см. книгу Сперанского «Ведьмы и ведьмовство»). Позитивная наука преследовала и жгла на кострах ведьм, а не католическая церковь, которая сама хранила традиции магии и применяла их.
Пережитков этой древней науки, утратившей ныне свое значение и замененной современным положительным знанием, ни в каком случае не следует смешивать с истинной «тайной наукой», параллельной положительной науке, дополняющей ее и в новом свете являющей ее выводы и обобщения.
За последние годы в России возрос до небывалых размеров интерес ко всем «тайным наукам»: к спиритизму, магии, магнетизму, астрологии, хиромантии, о чем свидетельствуют книги и журналы по этим вопросам, появляющиеся в количестве всё возрастающем.
Тому, кто хочет разобраться в этих вопросах, издания эти не только не смогут помочь, но наоборот — скорее затемнят его и окончательно собьют с толку.
Ни в одной области знания нет такого простора шарлатанству, намеренному и ненамеренному, нигде истина не перепутана до такой степени с ложью и обманом.
Зависит это, конечно, прежде всего от того, что интерес к этим вопросам основан в большинстве случаев на жажде сверхъестественного и суеверии, которое требует прежде всего чуда или хотя бы повествования о нем.
[Издатели соответствующих книг и журналов только удовлетворяют существующей потребности, примешивая для привлечения к своим новостям с того света порнографию и рецепты грубого колдовства.]
И не только в русских изданиях, наводнивших в настоящее время наш книжный рынок, но и вообще во всех популярных руководствах по тайным наукам на всех языках, неизбежна эта примесь шарлатанства.
Между тем, в основе «тайных наук» лежит вполне определенный, точный и строго логический метод, нисколько не исключающий естественнонаучного метода познания, но только пользующийся иными приемами и опытами, а также иными априорными данными, при знании этого метода разные магические и астрологические данные, на наш взгляд, нелепые, получают смысл и объяснение.
Для познания метода тайных наук, конечно, проще всего обратиться к индусским, греческим и средневековым первоисточникам. Но здесь, кроме отсутствия переводов, читатель натолкнется еще на непреодолимые трудности при разрешении того символического и условного языка, которым написаны эти древние книги. В сущности, этот язык очень точен и не более условен, чем язык современных научных исследований, испещренных химическими и алгебраическими формулами, но для понимания его надо иметь ключ.
Современные европейские авторитеты по оккультизму не дают этого ключа, так [как] сами требуют известного опыта и подготовки для их понимания [и] критического отношения для их проверки.
Частью они, как Папюс, тоже грешат шарлатанством и приманками для привлечения публики, а более серьезные, как Элифас Леви и Гюайти или не начинают с самых первых ступеней, или не договаривают до конца, имея свои собственные скрытые мысли. Все они трактуют скорее теорию и практику «Черной магии», чем учение о человеческой душе и систему мира.
Единственный в настоящее время путь к изучению оккультных наук, на который можно положиться вполне, представляют издания Теософского общества.
Все книги, изданные этим обществом, составлены в высшей степени честно, добросовестно и популярно и, начиная с самой азбуки метода, вводят постепенно в круг идей наиболее глубоких и сложных и дают прекрасные переводы классических индусских книг, служащих первоисточниками «тайного знания».
Издания Теософского общества существуют на английском, немецком и французском языках и только за последний год они начали появляться и в русских переводах.
За прошлый год вышли на русском переводы двух замечательных теософских книг: «Свет на Пути» (изд. «Посредника») — книга индусских моральных правил, систематически составленная, как руководство для духовного самовоспитания, и «Сокровенная философия Индии» брамана Чаттерджи —очень сжатое, полное и блестящее изложение теософской доктрины.
С наступающего 1908 года издание теософской литературы на русском языке должно очень расшириться, так как с января начинает выходить религиозно-философско-научный журнал «Вестник теософии», в котором, наравне с оригинальными статьями русских теософов, будут печататься переводы различных основных книг теософской литературы.
В настоящую же минуту передо мной лежит книга «Вопросы теософии», выпуск I, представляющая издание периодических сборников статей по теософии3. Несмотря на несколько случайный и мало систематический подбор статей, сборник этот дает довольно полное и цельное изложение целей и доктрин Теософского общества.
Теософского общество было основано [в] 1875 году [гениальной русской женщиной] Еленой Петровной Блаватской. [Для России ее имя и ее деятельность остаются, в сущности, совершенно неизвестными, если не считать старой обличительной книги Всеволода Соловьева «Разоблаченная жрица Изиды», где он обвиняет Блаватскую в различных обманах. Но эта книга личных и старых и невыясненных счетов не имеет никакого отношения к Блаватской как теоретику и писательнице. Все книги Блаватской были написаны на английском языке и по-русски никогда не были переведены.]
В настоящее же время, после смерти полковника Олькотта, бывшего ее заместителем, во главе общества стоит Анна Безант.
К сожалению, ни одна из книг Блаватской до сих пор не была переведена на русский язык, если не считать ее путевые очерки и воспоминания об Индии, написанные по-русски и появившиеся в «Русском Вестнике» под псевдонимом Радда-Бай. Но эта книга, очень увлекательная и фантастическая, не имеет никакого отношения к доктринам Теософского общества. Все же остальные книги ее, лежащие в основе теософской литературы, написаны по-английски, и только частью переведены на немецкий4 и французский языки.
«Теософия всегда существовала, — говорится в редакционном предисловии к «Вопросам теософии», — как великий синтез, обнимающий религию и науку, и, как путь к реальному богопо-знанию, она составляет сокровенную часть всех религиозных движений мира, но ключ к ней был утерян и заслуга Е.П. Блаватской состоит в том, что она передала его западному миру». Поэтому ни в коем случае не следует отождествлять вполне теософию и Теософское общество, которое служит лишь скромным целям распространения и популяризации теософских знаний.
Главные основы теософии:
1) Единство всего существующего — братство.
2) Закон Кармы, закон причин и последствий в духовном, как и в материальном мире.
3) Закон эволюции, духовной и материальной, выражающийся для человека в перевоплощении.
Цели «Теософского общества» так определяются его уставом:
§1. Цель Теософского общества — создать ядро международного братства без различия национальностей, вероисповедания, цвета кожи, пола, касты и т.п.
§2. Изучение религий, философий, литератур, как древне-арийских, так и современных.
§3. Изучение психических сил, находящихся в природе и в человеке в скрытом состоянии.
Также редакционное предисловие дает еще такую предпосылку, определяющую отношение теософии к прочим областям и системам тайных наук:
«Теософия призывает к изучению оккультных сил в природе человека и, вместе с тем, напоминает, что во все времена нормальный путь к этому изучению имел три ступени: сперва требовался внутренний путь нравственного очищения, затем духовное воздержание, просветление, и затем уже давалась сила, могущество, способность применять знание скрытых законов на благо человечества. В настоящее время, ввиду большого увлечения общества изучением оккультизма и сильного распространения изданий, указывающих на общедоступные и часто весьма опасные эксперименты в области магнетизма, гипнотизма, медиумизма и всякого рода психизма, такое напоминание очень важно. Всякое уклонение от нормального пути в сторону преждевременного раскрытия психических сил ведет к физическим и душевным заболеваниям и может иметь самые тяжелые последствия не только для того, кто легкомысленно увлекается такими экспериментами, но и для всех окружающих. Смелые опыты несведущего человека столь же опасны в великой психической лаборатории природы, как и в лаборатории взрывчатых веществ. Мотив стремящегося в лабораторию должен быть чист, не любопытство и не искание сильных ощущений должно руководить нами, а только желание познать истину. Тот же, кто ищет истину с чистым мотивом, умеет ждать и трудиться».
Эти основные положения, лежащие в основе Теософии как учения и в основе деятельности Теософского общества, получают достаточно обстоятельное развитие в статьях, составляющих содержание «Вопросов теософии».
Целый ряд статей Анни Безант: «Теософия и новая психология», «Сила мысли», и статья Э.Уорд «Теософия и наука», устанавливают соотношения, зависимость и связь между теософией и естественными науками.
В статье Анни Безант «Необходимость перевоплощения» читатель найдет основы учения о перевоплощении, тоже поставленные в связь с теориями Дарвина и Вейсмана.
Учение о Карме изложено в хорошей и сжатой статье П.Н.Батюшкова.
Две статьи Анни Безант посвящены отношению теософии к христианству.
Особое место занимают статьи доктора Штейнера — главы современного германского теософского движения: «Культура Пятой Арийской Расы», вскрывающая эзотерическую историю арийского сознания, и толкования ко второй части «Фауста», выявляющие связь идей Гёте с оккультными учениями.
К сожалению, последняя статья испорчена цитатами из «Фауста», сделанными по слабому переводу Холодковского. Обе статьи эти — самое интересное, что дано в сборнике, но они носят характер отрывочный, не будучи приведены в связь со всей громадной системой, созданной Штейнером.
Но самый драгоценный вклад сборника — это прекрасный перевод XI диалога индусской поэмы «Бхагават-Гита» сделанный московским санскритологом М.Э.5 Сколько мне известно, перевод этого диалога является отрывком уже законченного полного перевода «Махабхараты», до сих пор еще не использованного европейскими учеными. Эта рукопись была прислана Великим Моголом в дар Иоанну Грозному и хранится ныне в Москве, в архиве Министерства иностранных дел.
Появление этого перевода на русском языке будет событием не только огромной литературной важности, но и исторической.
Бхагават-Гита — это одно из величайших Евангелий человечества и поэтому его воплощение на русском языке несет такие же откровения духу, какие нес с собой славянский перевод Библии.
Эта поэма составляет часть «Махабхараты». Её семнадцать песен — это описание только одного мгновения колебания, наступившего в душе царевича Арджуны, когда он на колеснице, правимой самим Кришной, вылетает на пространство, отделяющее два враждебных войска, и, видя с вражеской стороны людей, ему наиболее близких и им наиболее чтимых, останавливается в смятении, не решаясь дать знака к бою.
И Кришна понуждает его к борьбе, дает ему вечные заповеди жизни, действия и совершенства.
«В глазах верующих индусов, — говорит переводчик в предисловии, — это единственный комментарий к Божественной Веде, раскрывающий до дна её сокровенную сущность. В ней всё небесное блаженство и вся земная надежда, всё богопознание и весь земной путь верующего. В ней квинт-эссенция древней индусской теологии и морали; она кульминационный пункт браманизма. Она вместе и катехизис и Евангелие индуизма. В этом произведении, как в фокусе, сосредоточено всё знание, вся теософия, философия и мораль индусов. Ещё значительнее эзотерический смысл этой величественной поэмы. В сверкающих символах Бхагават-Гиты скрываются все глубочайшие теософские тайны древне-индусской мудрости, и всё это дивное творение является идеальным поучением, которому следовали все индийские учителя, приготовляя трепещущих учеников к великому акту посвящения».
XI диалог, напечатанный в «Вопросах теософии», описывает преображение Кришны, являющегося перед Арджуной в своей Вселенской форме. Это самая экстатическая часть поэмы, в которой для прославления божества найдены самые пламенные слова, когда-либо звучавшие на человеческом языке.
Другой ценный вклад теософского сборника — это перевод книги «Голос молчания» — книги, которая должна быть уже известна русской публике по нескольким страницам её, переведенным Бальмонтом. Здесь переведена вся первая часть её.
«Голос молчания» — это книга-путеводитель по высшим ступеням мистического пути. Она составлена Е.П. Блаватской из указаний и правил, изустно передаваемых индусскими учителями своим ученикам. Комментарием и ключом к этой книге могут служить тут же помещенные статьи А. Безант: «Преддверие» и «О некоторых затруднениях внутренней жизни».
Каждое новое начинание не может избегнуть ошибок. В вину издателям «Вопросов теософии» прежде всего можно поставить то, что во многих случаях они дали не переводы, а изложение статей. Между тем документальная точность имеет здесь огромное значение.
Затем, никак нельзя согласиться с написанием многих имен и понятий на русском языке. Нельзя, например, называть теософское общество — теософическим, точно так же, как не называем мы философское общество философическим. Суффикс «ич» в этом случае дает иной оттенок смыслу. Издатели переводили, очевидно, французское прилагательное «theosophique», тогда как русское прилагательное подобает производить от греческого слова теософский.
Точно так же произвольно книга «Голос Молчаний» названа «Голосом Безмолвия». «Голос Безмолвия» — бессмыслица, так как в понятии «безмолвия» есть отрицание звука и голоса. Тогда как Молчание, Тишина — это понятия положительные, они могут быть звучными, говорящими, они могут иметь голос.
Теперь, когда впервые на русском языке намечается словарь теософских понятий, надо быть особенно осторожным в выборе имен и в переводе слов.
Везде, например, в сборнике говорится об «Астральной душе» и «Астральном плане». Между тем, как для передачи санскритского понятия «кама» существует прекрасное выражение, употребляемое Владимиром Соловьевым, «страстная душа», которое гораздо ближе к теософскому понятию, чем «астраль» — термин средневековой магии, носящий характер грубого импрессионизма. Настолько же дико звучит слово «план», употребляемое в смысле «область», «сфера».
Вообще, издателям теософских книг следует особенное внимание обратить на язык, который рискует стать плоским интернациональным жаргоном в стиле языка политико-экономических статей и социал-демократических брошюр, написанных сплошь иностранными словами с русскими окончаниями.
Ведь теософам даже больше, чем поэтам, подобает помнить, что идея только тогда может воплотиться в языке и, следовательно, в сознании народном, когда найдено истинное имя её, рожденное из самой сущности языка.
Примечания
1. Статья печатается по наборной рукописи, хранящейся в Рукописном отделе Института русской литературы АН СССР. Ф.562. оп.1, ед. хр. 210.
2. Слова и фразы, взятые в квадратные скобки, зачеркнуты Волошиным.
3. В 1911 г. в Петербурге вышел 2 выпуск «Вопросов теософии».
4. У Волошина описка: «на английский».
5. По-видимому, Михаил Александрович Эртель, историк, сын писателя. |