Оглядываясь на Рождественское собрание Ан­тропософского общества в 1923 году, можно с уве­ренностью сказать, что это событие принадлежит не прошлому, но в большей степени настоящему и будущему. То, что было заложено в сердца присут­ствовавших в то время в столярной мастерской в Дорнахе, имеет значение для всех людей, незави­симо от того, являются ли они членами Общества. Импульс, полученный тогда через Рудольфа Штайнера, стал определяющим для свободной челове­ческой общности, которая основана на спиритуаль-ном понимании мира и инициативе каждого от­дельного члена, однако - без всякого принуждения - дает указания для практической работы в повсе­дневной жизни. Антропософское общество, каким оно было основано тогда Рудольфом Штайнером, может быть определено как объединение мужчин и женщин, служащее цели связать эзотерику с жи­вым общественным организмом охватывающее все поле деятельности человека: духовное, искусства, науки и практическую работу. Это объединение существует в полной открытости и несёт в физиче­ском мире правовую, экономическую и админист­ративную ответственность. Данная цель призывает нас сломить границы материализма, она приводит к ясному, объективному осознанию духовной ре­альности и, поскольку мы хотим оплодотворить все области современной жизни, не только ведет в да­лекое будущее, но является центральной пробле­мой, перед которой мы стоим сейчас, в конце сто­летия. Эти воспоминания о Рождественском соб­рании отпечатаны в моём сердце с дней моей юно­сти вместе с глубочайшими переживаниями моей жизни. Впечатления этих дней я попытаюсь отра­зить в запомнившихся мне образах.

Поднимаясь на дорнахский холм, я проходила мимо руин большого здания - огромного, изги­бающегося бетонного фундамента, обломков, за­крепленных друг в друга. Это было всё, что оста­лось от Гётеанума, единственного в своём роде, прекрасного деревянного здания с двумя купола­ми, которое строилось десять лет и за несколько месяцев до этого сгорело до основания. Мы со­брались в стоящем неподалеку деревянном бара­ке, известном, как «столярная мастерская», где было пятьсот или шестьсот сидячих мест. Мы со­брались для того, чтобы услышать Рудольфа Штайнера. Когда последние опоздавшие заняли места, позади сцены открылась дверь, и раздался звук шагов.

С приветственной улыбкой и характерным для него жестом, легким наклоном головы и отведени­ем руки чуть в сторону в благосклонном почтении по отношению к друзьям, сидящим вокруг, - он прошел к трибуне. Его шаги были размерены, как будто он с определенным усилием нес своё тело вперёд, хотя одновременно ему была свойственна легкость и даже нетерпение. Через минуту он уже стоял перед кафедрой в глубокой концентрации: сильная рука лежала на запястье другой, веки бы­ли спокойно опущены. Мне казалось, что он вслу­шивается в дали Вселенной, и весь мир замер, чтобы вслушиваться вместе с ним. Затем одно за другим, как капли из подземного источника, зазву­чали слова, ясные и сильные, постепенно разрас­тавшиеся в равномерный поток. С легкостью и не­принужденностью, с какой развивается растение, каждое его движение, выражение его лица, его го­лос всё больше наполнялись жизнью, формой, ритмом, ибо в них получали выражение те мысли и образы, которые он разворачивал перед своими слушателями.

Каждый раз мне требовалось долгое время, чтобы я смогла сконцентрироваться на том, о чём он говорил, ибо воздействие его присутствия было очень сильно. Постепенно перед моим внутрен­ним взором разворачивалось могущественное по­лотно образов. Основное впечатление, которое я получила от этой и других его лекций, состоит в величественной перспективе, касающейся чело­века, Земли и Вселенной. Человек, венец творе­ния, в самом себе несет творческие силы эволю­ции, он является связующим элементом между двумя царствами: высшей точкой одного и зем­ным началом другого. Как существует царство под ним: животные, растения, минералы, - так же су­ществует и более высокая ступень сознания, чем его собственная: духовные сущности, чья творче­ская сила обнаруживается в бесконечном чуде Космоса и чья непрекращающаяся деятельность постоянно происходит в человеке. Сегодня, после строгого воспитания объективной силы мышления благодаря естественным наукам, для современно­го человека стало возможным развитие новой, объективной науки не только в отношении царств под ним, но также в нём самом и над ним - духов­ной науки, на основе которой он может получить знания жизненных сил природы, высших законов, являющихся основой его собственного бытия и его определения, а также того, что находится по ту сторону рождения и смерти.

После лекций Штайнер оставался в кругу слуша­телей, непрестанно протягивая людям свою руку для приветствия: это рукопожатие запоминалось на всё жизнь. В его присутствии люди были постоянно пробуждены и можно было заметить, что сам он находится внутри двух миров, что придавало всем его действиям возвышенность и значение.

Дорнахский холм был покрыт глубоким снегом. Стояли сияющие звездные ночи. Холодные ясные дни. Руины первого Гётеанума - серый бетонный фундамент, частично покрытый снегом, как мол­чаливое напоминание о той, трагической ночи предыдущего года. Позади руин и сразу над ними - низкие бараки столярной мастерской. В них во время Рождественского собрания проходила ин­тенсивная работа... Ждали приезда большого ко­личества людей, также издалека.

Утром 24 декабря длинные процессии подни­мались по снегу на холм, шли мимо руин вдоль тропы, сходясь у маленькой, ветхой двери сто­лярной мастерской. Постепенно аудитория и со­седние помещения были до предела заполнены. Тесно сдвинутые стулья стояли по всему про­странству пола и даже сцены. Люди сидели на штабелях досок, на верстаках - на всем, что мог­ли найти. В помещении было очень холодно, по­этому пальто и накидки не снимали. Молодых лю­дей просили предоставить свои места вновь при­ходящим. Многие стояли у стен или сидели на по­доконниках. Оказавшись рядом с пилорамой, я вскарабкалась на неё и устроилась на узкой ме­таллической пластине. К счастью, оттуда поверх голов собравшихся я могла видеть то место, отку­да должен был выступать Рудольф Штайнер. Это высоко расположенное место, пригодное лишь для молодого скалолаза, оставалось за мной на протяжении всего собрания. В собрании чувство­валось настроение глубокой серьёзности, беско­нечного ожидания и торжественности. Ровно в 10 часов на подиум взошёл Рудольф Штайнер.

Спокойное достоинство его лёгкой фигуры, одетой в черное, выделявшейся на фоне синего занавеса, прямая посадка головы, мягкое и одно­временно серьёзное выражение его лица, неза­бываемая глубина его грации - всё это вновь всплывает в моём воспоминании. Как обычно, прежде чем начать говорить, некоторое время он стоял молча, в окружении глубокой тишины. Затем зазвучал его глубокий голос; простыми вырази­тельными словами приветствовал он всех присут­ствующих и объявил собрание открытым.

Сначала он говорил о значении того факта, что Гётеанум и средоточие Общества возникли на земле Швейцарии. С сердечными словами он об­ратился к Альберту Штеффену, попросив его быть первым из выступающих. Господин Штеффен, швейцарский поэт, положил начало собранию, го­воря о судьбе Гётеанума, выявляя внешнюю и внутреннюю значимость этого большого здания с высокими колоннами, резными капителями, архи­травами и цветными стеклами, которое незадолго до этого поглотил огонь. Затем Рудольф Штайнер обратился к присутствующим: «Мы открываем на­ше Рождественское собрание, посвященное осно­ванию Антропософского общества в новой форме. Мы вынуждены были пригласить вас посетить гру­ду развалин! Какой резкий контраст виден в этом. Эти руины во многих отношениях служат символом для внешнего проявления не только нашей работы, наших устремлений здесь и в мире, они симптома­тичны сегодня для мировых отношений вообще». И насколько глубокой истиной являются эти слова се­годня, через пятьдесят лет!

«Вы сидите здесь», - сказал он, - «в этом вре­менном деревянном помещении, которое мы за одну ночь должны были расширить, в этом жал­ком доме, рядом с грудой развалин; многие из вас должны мерзнуть. Но чем больше мы можем погрузиться в такое настроение, что внешнее, кото­рое нас окружает - это майя, иллюзия, тем больше мы наполнимся энергией, которая необходима нам здесь в последующие дни. Человечеству пре­доставлено откровение духовного. Не из земного произвола, но как следование призыву, прозву­чавшему из духовного мира, исходит импульс Ан­тропософского общества. Это антропософское движение не является служением Земле. Оно в своей целостности, совокупности всех деталей, является богослужением. Если мы увидим цело­стность такого богослужения, то найдём для него правильное настроение. Мы хотим глубоко погру­зить в наши сердца, что это антропософское дви­жение хочет соединить душу каждого человека, который ему себя посвящает, с праисточником всего человеческого в духовном мире, что оно хо­чет привести человека к тому прошлому, первона­чальному в человеческом развитии просветлению, которое можно облечь в слова: Да, это - я, чело­век; человек, угодный Богу на Земле, человек, угодный Богу во Вселенной».

После этих слов Рудольф Штайнер уехал, по­тому что он дал новому обществу его принципы и назначил членов правления. Кто были эти инди­видуальности? Я попытаюсь кратко их охаракте­ризовать такими, какими я их запомнила. Рудоль­фа Штайнера, этого единственного в своём роде человека, я уже описала. Взяв на себя председа­тельство Общества, он, как его основатель, само­отверженно взял на себя и его будущую судьбу вместе с судьбами его членов.

Альберта Штеффена, человека с выразитель­нейшей головой, орлиным носом, необыкновенно блестящими и спокойными глазами и чувственным ртом Рудольф Штайнер оценивал как одного из основателей Общества, как будто он был антро­пософом уже до своего рождения, как «выдающе­гося поэта, чьё пребывание среди нас можно рас­ценивать как великое счастье».

Доктор Гюнтер Ваксмут, старательный, под­вижный учёный тридцати с небольшим лет, ис­ключительно проворный, энергичный, решитель­ный молодой человек, блондин, пластичный, как юный Гермес.

Мария Штайнер, красивая, с необычайно дра­матичным обликом, таинственным обаянием. Без её таланта и огромной работоспособности немыс­лимо развитие искусств и изначальный рост Об­щества.

Доктор Ита Вегман, довольно крупная, дея­тельная, сердечная, внешне простая, с удиви­тельно выразительным и внимательным взгля­дом; беззаветно преданный врач, создававшая вокруг себя некую героическую атмосферу.

Доктор Вреде, маленькая крепкая женщина. Как выразился Штайнер, глядя на неё, можно было хорошо себе представить, как, записывая что-то, она скрупулезно выводит каждый штрих и каждую точку.

Сегодня мы спрашиваем себя, каковы были намерения Штайнера, когда он выбирал этих лю­дей в правление учредителей? Каким образом мы связаны с ними и вплетены в великую драму Об­щества? Ибо мы все глубже осознаём, что это Общество является великой драмой-мистерией современного времени, а Гётеанум - мистериальным центром новой христианской Мистерии.

Первая встреча и следующие за ней утренние собрания сопровождались во второй половине дня незабываемыми Рождественскими действами или эвритмическими представлениями. По вечерам Штайнер читал лекции о «Мировой истории в ан­тропософском освещении», глубоко связанные с основами Общества. Каждый день был увенчан из­лиянием спиритуальной субстанции и спиритуальной жизни, которая исходила из этих вечерних лекций. Не было ни одного ненаполненного момента во время всей девятидневной конференции.

На следующий день, в 10 часов рождественско­го утра, Штайнер возложил Камень Основы Все­общего антропософского общества. Так же, как десять лет назад он возложил Камень Основы при возведении Гётеанума, вложил он Камень Основы нового Общества в сердца его членов. Никогда прежде я не видел его таким. Свет струился из его глаз, сила и величественность исходили от него, напряжение и деятельность соединялись в нём с космическим спокойствием.

Он открыл церемонию тремя сильными, точны­ми, размеренными ударами маленького молоточ­ка по трибуне, так как это происходило в храме драмы-мистерии. Пространство как будто густо заполнилось невидимыми зрителями. Когда затем он произнёс в первый раз слова Медитации Камня Основы: «Душа человека...» - было впечатление, будто в этой маленькой столярной мастерской он обращался не только ко всей Земле, но ко всем Небесам - как будто он стал солнцем, изливаю­щим свет, а его голос - золотом, вливающим ми-хаилический огонь в его слова. Нечто величест­венное изливалось на нас, и по степени пробужденности сознания это рождественское утро мо­жет быть сравнимо только с моментом духовного рождения.

Сердце моё встрепенулось, потому что я по­чувствовала, что произошло нечто, лежащее за гранью моего понимания. Потом что-то во мне не выдержало, и то, что последовало затем, влива­лось в меня, как один большой поток, я понимала, что только в следующих инкарнациях достигну я познания того, что только что произошло. Его сло­ва звучат для нас и сегодня. «И из этих трёх сил: из духовных высот, из силы Христа в окружении, из действенности Отца, его творческой деятель­ности, которая из глубин изливается, мы хотим в этот момент в наших душах сформировать доде-каэдрический Камень Основы, который мы хотим погрузить в основание наших душ...»

В это утро Рудольф Штайнер положил додека-эдрический Камень Основы в сердца всех антро­пософов; благодаря тому, чем он был исполнен, стало очевидным, что это было мистериальное действо. Мы чувствовали, что это деяние, про­изошедшее здесь, на Земле, разыгрывалось од­новременно на высшем плане, и как таковое не может прекратиться. Там оно постоянно ожидает нас. Разыгрываясь на высшем плане, оно может бесконечно развертываться и стать действитель­ностью в сердце каждого из нас. Вследствие этого сегодня мы в состоянии приближаться к нему, как заложенному в человечество праобразному за­чатку, зачатку свободной спиритуальной общности человеческих существ.

В ходе этого Рождественского события Ру­дольф Штайнер открывал каждое утро собрания словами Медитации Камня Основы, разделяя её в различных ритмах. Я хорошо помню, как каждый день он записывал её строфы на специально по­ставленную для этого доску, чтобы каждый мог их списать. Гармония и красота были в его письме, которая всегда напоминало мне звёздные пись­мена: своей фацией, силой и равновесием.

Сейчас я хочу попытаться дать завершающую картину собрания. После всего, что происходило: удивительного чередования дней, наполненных настроением высочайшего праздника и серьёзно­стью совершаемого действа - мог ли кто-нибудь что-то сказать в ответ? И тогда поднялся господин Вербек и сделал то, что, собственно говоря, было невозможно, потому что ничто не могло этому со­ответствовать - он поблагодарил Рудольфа Штайнера. Он как будто говорил от лица всех при­сутствующих, и как мы были благодарны, что кто-то нашёл мужество это сделать! Затем последо­вала сцена, которая запечатлена в моём сознании как что-то, что должно быть глубоко скрыто от по­сторонних глаз, потому что является окном в глу­бокую мистерию. Когда господин Вербек окончил свою речь, тонкая и одновременно величествен­ная фигура Штайнера склонилась к нему, и он по­целовал его. И потом, после длинной паузы, скромно и деликатно отказавшись от благодарно­сти в свой адрес, обратил взгляды присутствую­щих к руинам, к вечному духу Гётеанума, от имени которого он говорил и от имени которого он готов был принять эту благодарность. Эта картина для меня поистине мистериальна, сквозь неё нам по­зволено лишь бегло взглянуть на жертвенный подвиг в ходе истории человечества. В заверше­ние я хочу привести слова из заключительной лекции Рудольфа Штайнера.

«Из всего того, что здесь происходило, в наших сердцах останутся эти руины, мимо которых мы проходили; в будущем это может дать духовный огонь, который, как истинная духовная жизнь, должен исходить из возрождённого Гётеанума, приводя к благословению человечества в буду­щем благодаря нашему усердию, нашей самоот­даче. И чем более мужественно мы будем решать антропософские вопросы, тем лучше мы поймём, что же всё-таки за духовное явление, исполнен­ное надежд, прошло в эти дни через наше собра­ние... Голос, взывающий к мужеству, голос, взы­вающий к пробужденности через мужество в со­временной цивилизованной жизни, звучит для всех антропософов».

Арвиа Маккай Эге
Перевод с нем. М.К.