ПРЕДИСЛОВИЕ К НОВОМУ ИЗДАНИЮ [1924]

В этой книге более двадцати лет тому назад я пытался ответить на вопрос: почему в период с XIII по XVII век встречаются друг с другом особая форма мистики и начало современной естественнонаучной мысли.

Я не собирался писать «историю» мистики этого времени, но только ответить на этот вопрос. Изменять что-либо в этом ответе в связи с публикациями по предмету, последовавшими на протяжении последних двадцати лет, по-моему, нет причин. Поэтому книга может выйти в свет без существенных изменений.

Мистики, о которых здесь идет речь, были последними представи­телями того способа исследования и мысли, который в своих частно­стях чужд современному сознанию. Лишь душевный настрой, жив­ший в этом способе исследований, сохранился у наиболее искренних натур современности. Способ рассмотрения природных вещей, с которым до отмеченного здесь времени был связан данный душевный настрой, почти исчез. Его место заступило современное изучение природы.

Личности, нами обрисованные, не сочли возможным перенести некогда практикуемый метод в будущее. Он уже не соответствовал силам познания, которые развивались в европейской части челове­чества с XIII-ХIV веков. Лишь реминисценцией прошлого выглядит то, что осталось от этого метода у Парацельса или Якова Беме. В основном мыслящему человеку остается лишь душевный настрой. Именно для него ищет он какого-нибудь импульса в наклонностях самой души, в то время как прежде этот настрой устанавливался в душе от созерцания природы. Сегодня в своей склонности к мистике некоторые желают возжечь в себе мистические переживания, опира­ясь не на то, что говорит современное исследование природы, но на то, что содержится в произведениях обрисованного здесь времени. Но так они отчуждаются от всего, над чем по большей части работает современность.

Может показаться, что современное познание природы, усмот­ренное в своей истине, не намечает никакого пути к тому настроению души, благодаря которому она в мистическом созерцании обрела бы свет духа. Почему же мистически настроенные души ищут сегодня удовлетворения в писаниях Мейстера Экхарта, Якова Беме и т.д.; но не в Книге Природы, насколько она открылась человеку сегодня благодаря познанию?

Форма, в которой сегодня чаще всего говорится об этой Книге, в любом случае не может привести к мистическому настрою души.

Но что говорить о ней в подобной форме нет никакой необходимо­сти — на это предполагается указать в данном изложении. Для этого можно попытаться рассказать и о мыслителях, развивавших из душевного настроя древней мистики способ мышления, в котором и новейшие проблемы познания могли найти свое место. Таков случай Николая Кузанского.

На примере этих личностей можно показать, что и современное исследование природы способствует мистическому углублению. Ведь, скажем, Николай Кузанский мог переносить свой способ мыш­ления в это исследование. В его время надо было уметь оставить старый исследовательский метод, сохранить мистический настрой и принять новый способ исследования природы, в той мере, в какой он уже существовал.

Но то, что примиряет человеческую душу с исследовательским методом, они опять-таки должны были научиться обретать из души, если она была для этого достаточно сильной.

Я хотел изложить сущность средневековой мистики с тем, чтобы показать, как она, оторвавшись от своей почвы, от древнего способа представлений, сформировалась как самостоятельная мистика, но не смогла сохраниться, поскольку отныне ей не хватало душевных импульсов, получаемых в древние времена благодаря исследовани­ям.

Это наводит на мысль, что элементы, ведущие к мистике, следует искать в новейших исследованиях. В них может быть вновь обретена душевная импульсивность, которая, перестав быть смутно-мистиче­ской, эмоциональной внутренней жизнью, от исходной мистической точки возвысится до духовного познания. Средневековая мистика захирела, потому что утратила исследовательский фундамент, кото­рый направлял душевные силы к духу. Эта книжка должна побудить к тому, чтобы обрести ведущие в духовный мир силы в правильно понятых новейших исследованиях.

Гетеанум в Дорнахе под Базелем, осень 1923
Рудольф Штайнер

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ [1901]

То, что я излагаю в этой книге, составляло первоначально содержа­ние лекций, прочитанных мною в минувшую зиму в Теософской Библиотеке в Берлине. Я был приглашен графиней и графом Брок­дорф, чтобы говорить о мистике в кругу слушателей, для которых обсуждаемые здесь вещи являлись важным жизненным вопросом. Десять лет тому назад я бы еще не решился исполнить такое пожелание. Не потому, что еще не был жив во мне мир тех идей, которые я теперь излагаю. Мир этих идей уже вполне содержится в моей «Философии свободы». Но чтобы выразить эти идеи так, как я делаю это теперь, и положить их в основу целого исследования, как это сделано в этой книге, для этого нужно еще нечто иное, кроме непоколебимого убеждения в их логической истине. Для этого необ­ходимо тесное общение с этим миром идей на протяжении многих лет жизни, и лишь после того, как общение стало для меня привычным, я решаюсь говорить в том духе, который можно уловить в этой книге.

Кто вступит в мир моих идей, не освободившись от предвзятости, тот найдет в нем противоречие на противоречии. Лишь недавно я посвятил книгу о мировоззрениях XIX века (Берлин, 1900) великому естествоиспытателю Эрнесту Геккелю, пытаясь показать в ней пра­вомерность его круга мыслей. А в нижеследующем изложении я с полным сочувствием и признанием говорю о мистиках, начиная с Мейстера Экхарта и до Ангела Силезского. О других «противоречи­ях», на которые мне могут еще указать, я не стану упоминать. Я не удивлюсь, если меня осудят с одной стороны, как «мистика», с другой — как «материалиста». Если я найду, что иезуитский патер Мюллер разрешил трудную химическую задачу, и открыто примкну к нему в этом пункте, то никто, конечно, не сможет осудить меня, как сторонника иезуитизма, не прослыв у здравомыслящих людей за глупца.

Кто, подобно мне, идет своим путем, тот должен быть готов ко многим недоразумениям. Но, в сущности, он может легко переносить их. Чаще всего такие недоразумения бывают вполне понятны, если представить себе духовный склад этих критиков. Не без чувства юмора оглядываюсь я на некоторые «критические» суждения, кото­рые я испытал на протяжении моей писательской деятельности. Сначала все шло хорошо. Я писал о Гете и в связи с ним. То, что я тогда говорил, для многих звучало так, что они могли подвести это под шаблоны своего мышления. Они это и делали, говоря, что «такую работу, как предисловие Рудольфа Штайнера к естественнонауч­ным сочинениям Гете, можно назвать прямо-таки самым лучшим из всего, что было вообще написано по этому вопросу». Когда позже я выпустил в свет самостоятельную книгу, то оказалось, что я уже значительно поглупел. Потому что теперь уже один благосклонный критик дал такой совет: «Следует настоятельно посоветовать ему, прежде чем продолжать свои преобразования и выпускать в свет свою «Философию свободы», сначала поработать над своим понима­нием обоих этих философов (Юма и Канта)». К сожалению, критик знает о Канте и Юме только то, что он способен сам у них вычитать: таким образом, он советует мне, в сущности, не представлять себе относительно этих мыслителей ничего, кроме того, что он представ­ляет себе сам. Если я этого достигну, он будет мною доволен. Когда появилась моя «Философия свободы», меня раскритиковали, как самого несведущего, начинающего писателя. Среди критиков был господин, которого побуждало писать собственные книги только то, что он не понял бесчисленного множества чужих. Он глубокомыс­ленно поучал меня, говоря, что я заметил бы свои ошибки, если бы «глубже изучил психологию, логику и теорию познания»; и он тут же перечислил мне книги, которые я должен прочесть, чтобы стать таким же умным, как он: «Милль, Зигварт, Риль, Паульсен, Б. Эрдман». — Особенно был для меня забавен совет одного критика, которому так импонировало его «понимание Канта», что он никак не мог себе представить, чтобы кто-нибудь прочел Канта и все-таки судил о нем иначе, чем он. Поэтому он указывал мне соответствую­щие главы в сочинениях Канта, из которых я мог бы почерпнуть столь же глубоко основательное понимание Канта, какое было у него.

Я привел здесь несколько типичных суждений о мире моих идей. Сами по себе незначительные, они однако могут, как мне кажется, симптоматически указывать на факты, которые становятся в наше время тяжелой помехой на пути писателя, занятого областью выс­ших вопросов знания. Я должен, конечно, идти своим путем, безраз­лично, дадут ли мне добрый совет прочесть Канта, или объявят еретиком за согласие с Геккелем. Так написал я и о мистике, не считаясь с суждениями о ней верующего материалиста. Но чтобы не тратили даром типографской краски, я хотел бы только сообщить тем, кто посоветует мне теперь, может быть, прочесть «Мировые загадки»¹ Геккеля, что в последние месяцы я прочел об этой книге около 30 лекций.

Надеюсь, я показал в моей книге, что можно быть верным последователем естественнонаучного миросозерцания и, несмотря на это, искать путей к душе, путей, которыми идет правильно понятая мистика. Я иду еще дальше и говорю: только тот может достичь полного понимания фактов природы, кто познает дух в смысле истинной мистики. Не следует только истинную мистику смешивать с «мистицизмом» спутанных умов. Как мистика может заблуждаться, я указал в моей «Философии свободы».

Берлин, сентябрь 1901
Рудольф Штайнер

__________

¹ Ernst Haeckel, Die Welträtsel. Gemeinverständliche Studien über monistische Philosophie», Bonn 1899.