Вчера мы видели, как в послеатлантическую эпоху человечество постепенно завоевывало физический план; как оно мало-помалу достигло сознания, что физический мир есть лишь выражение находящихся за ним духовных сил. Мы видели, как в эпоху Греции и Рима царило равновесие между пониманием физически-материального мира и мира духовного. Человек примирился с внешним материальным миром, он научился его понимать и любить. В духовных мирах этим событиям отвечало параллельное развитие.
Подобно тому, как меняются внешние условия восприятия и исследования человеком физического мира, точно так же существенно меняются и условия другого сознания. До сих пор мы говорили, главным образом, о том, каково было это сознание, когда человек во время сна выходил из своего физического тела. Мы видели, как в Атлантическую эпоху, после того, как он смог в бодрственном состоянии воспринимать неясные контуры предметов, перед ним как бы в смутном ясновидении стали всплывать божественно-духовные существа. Но чтобы понять все существо человека в целом, мы должны обратить внимание также и на те состояния сознания, которые связаны с тем, что мы называем смертью, и с тем, что лежит по ту сторону смерти; тогда мы увидим, что наша обыденная жизнь, заключенная в пределах рождения и смерти, имеет еще другую, существенно-отличную сторону. Мы должны поставить этот вопрос с возможной точностью. Мы рассмотрели жизненные судьбы человека между его рождением и смертью, начиная с Атлантической эпохи вплоть до греко-римской. В тот самый момент, когда в древней Лемурии человек впервые направляется к земной инкарнации, когда он начинает различать между жизнью в физическом теле и жизнью вне его, то есть между смертью и новым рождением, в тот самый момент человек имеет двойную жизнь, двойную судьбу: первую здесь, на земле, и вторую между своей смертью и новым рождением, в духовном мире. И хотя распространен взгляд, что только физический земной мир может изменяться и что существование в периоде между смертью и новым рождением можно охарактеризовать в немногих словах, тем не менее это убеждение совершенно неправильно. Мы лучше всего поймем, как происходят эти метаморфозы после смерти, если проследим в общих чертах жизнь человека здесь, на Земле, в его отношении к окружающим царствам природы.
Человек черпает средства питания в низших царствах природы. Минералы, растения и даже животные дают ему материи и силы, которые через него проходят; человек как бы пропускает через себя царства внешней природы. Итак, здесь, в физическом мире, человек существо далеко не самодовлеющее. Вступая в физическое бытие, человек входит в известные отношения с ниже его лежащими царствами природы, погружается в них. Зато, оставляя свое тело, он поднимается в высшие царства, в царства Ангелов, Архангелов, Начал, в еще более высокие царства. Совершенно так же, как он, в силу нужд своего физического тела, вступает в контакт с низшими царствами природы, точно так же после смерти он вступает в контакт с высшими духовными мирами. Перенесемся в те времена, когда человек впервые начал серию своих земных воплощении, в Лемурийское прошлое, где человек, хотя и погружался в свое физическое тело, но все же связь его с физическим миром была еще очень слабой; где в его физическом теле едва-едва дифференцировались органы чувств, так что он едва лишь начинал в очень неясных контурах воспринимать внешний физический мир; где он еще мало нуждался в физической материи; где он еще не сроднился с физическим миром. Такое состояние, когда человек имел еще очень слабую связь с физическим миром, действительно существовало в начале серии человеческих инкарнаций. Тем более привычно чувствовал себя человек в духовных мирах. Ибо это было временем, когда, выходя из своего физического тела (не только во время сна, но и после смерти), человек погружался в мир, полный духовного света, воспринимал там духовных существ и черпал из них для себя силы, как теперь черпает он их в мире физическом. Тогда только со смертью человек достигал своего, хотя и сумеречно-неясного, но все же своего сознания. Так входил он в жизнь, питаясь (это нужно понимать как образное сравнение) созерцанием божественно-духовных существ. Свое “Я” человек завоевал лишь с течением времени, переходя через различные воплощения в физическом мире; раньше он им не обладал. Другие существа, ранее того прошедшие через человеческую ступень развития, имели теперь свое “Я”; и человек, созерцая этих существ, учился познавать “Я”, главным образом, в период между смертью и новым рождением. В то время, умирая, человек испытывал чувство: только теперь я начинаю жить; только теперь я живу в созерцании божественно-духовных существ. Поистине, чем больше он удалялся от момента смерти, тем более высоких ступеней он достигал и входил в сферы тем более высоких существ. Он становился все более сознательным, и, наконец, наступал момент (в период между смертью и новым рождением), когда перед ним являлось то существо, которое, собственно, давало его жизни истинное содержание и смысл и по отношению к которому он испытывал: «Я исхожу от него... я принадлежу ему...» В те времена глубокой древности это было то же самое существо, которое позднее явилось на Земле воплощенным в Иисусе из Назарета. Хотя человек Лемурийской эпохи не видел Христа в физическом теле, но он видел Его в промежутке между смертью и новым рождением и таким образом становился Ему причастным, знал Его в духовном мире. И все ближе надвигалось время, когда человек становился все более сознательным на физическом плане. Мы знаем, что во всей полноте это сознание наступило в середине Атлантической эпохи, но подготовлялось оно постепенно. Чем сознательней становился человек в физическом мире, чем интенсивнее была его тенденция к образованию “Я” в физическом мире, тем менее высоких областей достигало его посмертное сознание. Наконец он не мог подниматься до созерцания образа Христа и видел только Ангелов и Архангелов; потом, в Атлантиде он утратил и эту способность, которая сохранилась лишь у немногих, наиболее совершенных. Естественным путем человек видел Ангелов только еще в древнем смутном ясновидении; Зевс греков и Вотан германцев, которым они молились, как богам, были такими Ангелами, в христианском значении слова.
Мы уже упоминали о том, что человек Атлантической эпохи пребывал в среде богов и во время сна, но главным образом в период между смертью и новым рождением; это были Ангелы, в лучшем случае — Архангелы; и только когда человек достаточно подготовлял себя в жизни добрыми делами, ему до известной степени открывался облик Христа подчиненными Христу существами. Но человек познавал Христа также и в деяниях и в существе Ангелов и Архангелов. Как цветное стекло, окрашивая свет, все же пропускает лучи, так же являлся облик Христа, смягченный в своей мощи; смягченный потому, что человек все больше развивался на другой стороне бытия, на физической стороне, которую он начинал любить.
Так развивалась жизнь человека древнейших времен, и мы видели, как в культурных эпохах послеатлантического периода снова воскресло воспоминание об этой далекой действительности: в Египетскую эпоху ожили воспоминания о древней Лемурии. Каким же образом посвященные представляли людям жизнь после смерти? Они заботились о том, чтобы после своей смерти человек хотя бы в слабом отзвуке узнавал, что он поднялся до того, в чем раньше жило целиком древнее человечество, до той вершины, которая в древние времена была Солнечным Духом. Таков был смысл древнеегипетского “суда мертвых”, в котором умерший представал пред лицом судьи, взвешивавшего его дела. Если дела оказывались достойными, то он мог, благодаря своим заслугам на физическом плане, стать причастным к тому существу, мог созерцать того, кого тогда воспринимали описанным выше образом, как Бога Света, — как солнечного Бога. Это существо называли тогда именем Осириса. Восхождение к Осирису, слияние с ним воедино, делалось участью умершего, как повторение прежнего фактического состояния. Отсюда мы можем понять содержание «Книги Мертвых», этого удивительного памятника, оставленного нам древнеегипетским народом. В книге «Христианство, как мистический факт» я не мог раскрыть всего эзотерического значения подобных явлений, но им можно дать гораздо более глубокое толкование. Если, согласно воззрениям древнего Египта, душа после смерти оказывалась достойной видеть Осириса, то она могла соединиться с ним. Да, ей самой дается имя Осириса, ибо она составляет с ним единое целое. Формула была такова: «Осирис очистился в пруду, лежащем к югу от поля Готел и к северу от поля Саранчи, где в четвертом часу ночи и в восьмом часу дня омываются боги зеленеющей природы образом сердца богов, переходя от ночи ко дню». Невозможно передать всей глубины, связанной с этой формулой; важно только понять выражение «от ночи ко дню». Сначала была ночь; затем душа переводится в день, в духовный день, где она соединяется с Осирисом, где ей самой дано быть Осирисом.
Так душа действительно переживает свою судьбу в другом мире, в котором она находится между смертью и новым рождением. Сознание все больше затемняется, но никогда целиком, ибо никогда оно не угасает в период после смерти и до нового рождения. Однако оно тускнеет: человек принужден удовлетвориться видом низших существ, по мере того, как он овладевает чувственно-физическим миром; высшие существа все меньше могут входить с ними в общение; человек ускользает от высших существ. Все существа, близкие к человеку еще в Атлантиде, когда он сохранял свое ясновидение, мало-помалу исчезают, и связь человека с этими древними богами постепенно утрачивается. Мы видели, как остатки ясновидения сохранились еще вплоть до позднейших времен европейской культуры, как и теперь еще существуют люди, могущие в известном состоянии сознания подниматься до созерцания богов. Такие люди также и после смерти находятся в живом общении с богами. И это благо не только для людей, но и для богов, ибо люди возносят с собою к ним всю любовь, которую они проявили здесь, в физическом мире. Боги принимают обратно как жертву то, что в физическом мире люди переживают как любовь. Но люди делаются все менее способны к этому, ибо их привязанность к физическому миру становится интенсивнее. Души людей, живущих в странах, откуда вышли германские народи, в период между смертью и рождением все реже становятся причастными к лицезрению богов, так что боги все меньше общего имеют с ними. Благодаря этому развивается известное основное настроение, известное ощущение, что боги утратили господство над Землей, которую они сами же создали. Из этого ощущения вытекает представление о «сумерках» богов. Такова действительная причина представления о сумерках богов: боги должны отойти от созданного ими же самими мира. Они, которые еще в Атлантическое время спускались в тела избранных людей и учили высочайшим тайнам в мистериях Атлантиды, они принуждены были все более и более удаляться, и для них стало возможным вступать в контакт с физическим миром только через посредство наиболее совершенных людей, делая из них свое орудие, свою оболочку. Это случалось в особенности в послеатлантическую эпоху, и посвященные в древние мистерии друидов знали, что одна весьма древняя Атлантическая индивидуальность, которую они всегда называли именем «Зиг», долгое время после Атлантической катастрофы являла себя в телах европейских людей; все имена, сохранившиеся, как Зигфрид, Зигурд и т.д., должна были только экзотерически указывать, что за ними скрывалась одна и та же древняя индивидуальность, видимая и воспринимаемая под конец только для посвященных; и по мере приближения к нашим дням становилось все более необходимо, чтобы она выбирала для себя людей, которые прошли уже через многие воплощения и достигли благодаря этому высокого совершенства и чистоты.
Я должен теперь, чтобы уяснить вам характер нашей эпохи, коснуться одной великой тайны, которая сделает вам понятным многое из того, что имело в ней место. Прежде всего, мы еще раз рассмотрим центральную эпоху Атлантиды, когда человек впервые вплотную вошел в физический мир. Это было как бы поворотным пунктом для тех богов, которые в высших областях были спутниками человека. Лемурия погибла в огне великих мировых пожаров; Атлантическая эпоха закончилась страшными ледяными и водными катастрофами; гибель нашей эпохи будет вызвана действием других сил, страшным преобладанием человеческого эгоизма и вызванной им войной всех против всех. Те люди, которые обратятся к духовной жизни, найдут путь (подобно тому, как нашли путь небольшие группы людей Лемурийской и Атлантической эпох) и переживут катастрофу «войны всех против всех», которая для охваченных ею человеческих масс будет еще страшнее и ужаснее, чем все потопы и вулканические извержения далекого прошлого. Задача всех, живущих теперь духовной жизнью, состоит в том, чтобы спасти, поскольку возможно, зачатки добра и перенести их в шестую эпоху, которая сменит нашу, пятую. Наша эпоха состоит из семи крупных подразделений: древнеиндийская культура, персидская, египетская, греко-латинская, пятая (в которой мы теперь живем) и еще две другие (шестая и седьмая), которые будут предшествовать войне всех против всех. Мы перешагнули уже через срединный пункт земного развития. Приблизительно в середине Атлантической эпохи произошло следующее: если бы люди в тот самый момент, когда они только что вступили на физический план, устремились обратно в сферу духовного бытия, то покорение физического мира, о котором мы вчера говорили, никогда бы не имело места. В действительности же человечество пошло путем все более глубокого нисхождения в сферу материи. На этом пути человек достиг найнизшей точки спуска. В середине Атлантической эпохи был критический момент, который оказался решающим для определенных духовных существ. Для них должно было как бы выясниться, хотят ли они спуститься вместе с человеком в своего рода бездну, откуда они потом снова поднимутся, сделавшись тем сильнее, чем ниже они опустились, — или же пойдут прямым путем. Некоторые духовные существа, сопутствовавшие раньше человеку, направились прямым путем; они решили никогда более не вселяться в человеческие тела. Они остались в царстве духа. Для них это развитие человека проходит, таким образом, более или менее бесследно. Напротив того, другие божественные существа, большое число которых осталось в памяти европейских народов под именами Зевса и Вотана, решили для спасения человечества вселяться в человеческие тела и сходить вниз, чтобы помогать людям. Но не всем было возможно спускаться на Землю в одинаковой мере, ибо благодаря тому, что человек все больше уходил в физический мир, тела становились все менее пригодными орудиями для божественных существ. Только те из людей, которые определенным образом успели просветлить и очистить свое тело после целого ряда инкарнаций, людей, которых эфирное и физическое тела были настолько очищены, что они уже окончательно погасили в своей душе определенные связи с физическим миром, только такие люди могли еще принимать в себя души высших духовных существ, подобно тому, как человек принимает в свое физическое тело свою душу. Но благодаря этому случилось то, что эти существа, в которых были сокрыты существа божественно-духовные, которые, так сказать, не могли достаточно глубоко сойти в физический мир, стали в своеобразное отношение к миру. Представим себе мысленно одного из таких людей, который после многих инкарнаций настолько сформировал свое тело, то есть силы своего тела, достиг такого внутреннего самообладания, что жил скорее в духовном мире, чем в физическом, и мог поэтому стать носителем высшего духовного существа. Могло ли это духовное существо быть вполне понято такими людьми, которые до конца вошли в физический мир и которые любили его? Не могло ли оно скорее быть понято теми, которые сохранили большее сходство с прошлым, которые в большей степени остались эпигонами прежних эпох, эпигонами Атлантиды? Именно монгольские народы не спустились так глубоко в сферу физического плана, не связали себя с ним так тесно и не сделали столько для его завоевания, сколько сделали народы Европы. Мы видим, что именно эти последние творят то, что мы называем внешней, физической культурой, подчинением физического плана, тогда как запоздавшие потомки атлантической культуры имеют в себе нечто застывшее и не могут слиться с миром послеатлантического развития, ибо они сохранили в себе некоторые особенности характера и подверглись затем вырождению. Только народами, которые известным образом застыли на одной точке, которые в более позднее время проходят состояния, уже пройденные европейскими народами благодаря развившемуся сознанию и выросшему чувству свободы, могли быть поняты духовные индивидуальности, которые в Атлантиде были спутниками человека. На таких людей поэтому должно было быть обращено внимание. И мы видим, как свершалась та великая тайна, что в то время, когда Европейские народы находились еще на ранней ступени развития, эти существа встретили самое полное понимание, воплотились среди них, были учителями в великих школах посвящения и впоследствии были почитаемы в качестве богов. Мы видим, что Вотан, живший раньше в человеческом теле как посвященный и учивший в священных мистериях, именно потому, что он недостаточно глубоко спустился вниз, мог воплотиться в той человеческой группе, которая в известном отношении была отсталой, которая чувствовала поэтому ничтожество физического плана и смотрела на мир не как на проявление божества, но как на место скорби и печали, как на место страдания, так что истинное блаженство видела в удалении от него.
Индивидуальность Вотана, индивидуальность, которая учила в мистериях германских народов, есть та же самая, которая под именем Будды позднее явилась с мировой миссией. Будда был именно той индивидуальностью, которая некогда прошла по Европе и воспоминание о которой сохранилось в северных Европейских сказаниях под именем Вотана. Таким образом, исторический факт благоприятного приема, оказанного буддизму монгольскими народами, станет вам теперь вполне понятным. Все это соответствует мудрому водительству судьбами человечества.
Так как человечество все больше и больше должно было овладеть физическим планом, в более поздние времена исчезла возможность для таких духовных существ непосредственно воплощаться в человеческих телах. Для этого требовалось более сильное духовное существо, такое духовное существо, о котором провозглашалось всеми учившими до него. Даже древние египтяне, вспоминавшие в связи с Осирисом о своей принадлежности к древнему духу Солнца, говорили: «Царство Осириса будет вновь утверждено на Земле». Для этого нужна была та индивидуальность, которую мы признаем в лице Христа. В то время как Он все больше и больше отходит от царства умерших, — а мы действительно видим, как Он исчезает из потусторонней жизни, — Он все больше с другой стороны приближается, пока, наконец, в четвертой эпохе Он не воплощается в человеческом теле, которое, правда, должно было для этого специально быть подготовлено. Такое человеческое тело, которое совсем спустилось на физический план, не могло непосредственно принять Принцип Христа. Даже существо, подобное тому, кого мы называем Иисусом из Назарета, существо, прошедшее через многие инкарнации, достигшее высокой степени совершенства и принявшее высшее посвящение, даже оно не было способно в самый момент рождения стать носителем индивидуальности Христа. И только после того, как оно подготовило себя к этому в течение тридцатилетней жизни, оно смогло настолько очистить и просветить внешние человеческие покровы физического, эфирного и астрального тела, что индивидуальность Иисуса из Назарета могла оставить эти очищенные тела. Индивидуальность Иисуса из Назарета на тридцатом году жизни оставила свои внешние покровы, которые были очищены силою этой индивидуальности. На это оставление телесных покровов указывает Евангелие, повествуя о крещении на Иордане. Там происходит смена существ, и индивидуальность Христа вступает в обладание не простым человеческим телом, но телом очищенным и просветленным в течение тридцати лет. Мы имеем затем те три года, в течение которых Христос жил на Земле в теле Иисуса, на которые Евангелие указывает, как на годы между Крещением и Мистерией Голгофы. Не обычным путем является здесь индивидуальность, так что она уже при рождении может придать себе тот образ, который обусловлен предыдущими инкарнациями, но так, что эта индивидуальность вошла в тело, уже тридцать лет жившее в тесном общении с физическим миром; оно должно было через Христа принять величайший Импульс, благодаря чему при воплощении Христа в три тела Иисуса из Назарета случилось нечто знаменательное; об этом эзотерики могут прочесть в Евангелии, если только они умеют в нем читать. Ибо это стоит там, но такие вещи всегда замаскированы.
При крещении, в момент, когда является полный глубокого значения символ голубя над головой Иисуса, который был там не только инспирирован, но непосредственно через самого Христа возведен на ступень интуиции; при этом нечто пронизывает все тело Иисуса вплоть до глубины костей. Сейчас я скажу нечто, что материалистическому сознанию нашего времени покажется чистым безумием. Вплоть до самых костей простиралось воздействие, когда тело Иисуса из Назарета было пронизано насквозь индивидуальностью Христа, высокого Солнечного Духа. Если вы сожжете кость, то хрящевая масса сгорит и останется костный пепел. Это покажет вам наглядно, что единство минеральной костной массы и массы хрящевой поддерживается силой, противоположной огню, но поэтому с ним связанной. Теперь скелет совершенно изъят из произвола человека: но он был отдан на волю Того, кто позднее прошел через событие Голгофы. Теперь человек в состоянии двигать своей рукой, но он лишен возможности влиять на химический состав своих костей; он закован в своих костях. Господство над силой, поддерживающей связь костной и хрящевой массы, получило только одно тело, когда-либо бывшее на Земле: тело Иисуса из Назарета интуицией Христа. Этим указывается на то, что через это господство над костями в мир вошла сила, которая действительно в состоянии победить смерть в физической материи. Ибо кости виновны в смерти человека; благодаря тому, что человек сложился таким образов, что он принял в себя твердую костную массу, связав себя с минеральными царствами Земли. Поэтому смерть стала для человека естественной, и не напрасно она изображается в виде скелета; такое изображение имеет свое глубокое оправдание. Христос — это та живая сила, которая в состоянии осуществить претворение костей, то есть повести смертное, преходящее к духовному, вечному. В этом состоит миссия земного развития. Вот почему посторонняя физическая сила не должна была коснуться этой ткани костей: «Кость Его да не сокрушится». Другим, висевшим на крестах, перебили голени. На Нем должно было исполниться слово пророка: «Кость Его да не сокрушится», чтобы то, что было сообщено Земле, как великий, мощный Импульс, не было нарушено посторонним вмешательством.
Таким образом, в мистерии, совершившейся при Крещении на Иордане, действовал высокий Солнечный Дух, который своим уходом от Земли дал человечеству возможность войти в физическую материю и окостенеть; Он действовал таким образом, что человечество получило потом импульс к претворению этой окостенелости, к ее одухотворению. Как бы смелым ни казалось говорить в наше время подобные вещи, но назначение антропософского движения состоит именно в том, чтобы раскрыть эти факты, которые в мистериях всегда были известны, которым в них учили и которые в них созерцались. Но благодаря тому, что это случилось, стала возможной другая мистерия, — и только потому, что имели место вышеуказанные факты.
Вы все знаете, что отдельные части физического тела соответствуют членам человеческого существа: так, система желез соответствует эфирному телу; нервная система — астральному телу, кровообращение — “Я”. Внешне, физически, “Я” проникло в человечество тем путем, что в этом последнем постепенно возрастало количество крови, и оно поэтому все ниже спускалось в физическую материю, так что мир крови становился все сильнее и сильнее. Должен был наступить момент, когда излишек крови должен был быть принесен в жертву. Как бы невероятно ни показалось это современному химику, но истинно верно то, что излишек “Я”, того “Я”, которое вовлечет человечество в войну всех против всех благодаря преобладанию эгоизма, что этот излишек крови истек через раны Спасителя на Голгофе. В момент, когда открылись раны Спасителя и из них потекла кровь, в человечество был заложен импульс нового восхождения оттуда, где оно пребывало в своем глубоком падении. Если бы человечество вступило на этот обратный путь в середине Атлантической эпохи, оно никогда не смогло бы достичь полной самостоятельности. Оно должно было предварительно овладеть физическим планом. Но именно поэтому здесь, на физическом плане, потребовался более сильный импульс, и этот импульс пришел через Христа. Он был настолько силен, что мог не только поднять человечество из бездны, но и совершить еще нечто иное, нечто, имеющее чрезвычайное значение. Человек овладел частью мира, которую он может вернуть обратно в духовные миры. Вчера мы видели, что человечество так далеко зашло в обладании физическим миром в четвертую, греко-латинскую эпоху, так глубоко связало себя с физическим миром, что оно должно было иметь Бога в человеческом образе, чтобы быть в состоянии его воспринять, ибо оно уже не могло подняться в духовный мир и постичь там что-либо. В то время также изменились и обстоятельства в потусторонней жизни (между смертью и новым рождением). Благодаря тому, что человек все ниже опускался на физический план, все сильнее его любил, все больше получал от него наслаждений, он меньше мог воспринимать то, что находилось в потустороннем мире. Человеку оставалось только воспоминание об этом мире, когда он проходил через период между смертью и новым рождением. И это также сохранилось в сказании. Когда нам передают слова греческого героя: «Лучше быть нищим в физическом мире, на земле, чем царем в подземном мире», — то это вполне выражает настроение того времени. Овладев многим на физическом плане, человек именно поэтому особенно им дорожил и тосковал о нем после смерти. Только благодаря явлению Христа на Земле, благодаря тому, что о грядущем Христе ему возвестил еще Ветхий Завет, только благодаря тому, что человек здесь, в земном бытии принимал образ Христа в свой дух, в свое представление, он брал из физического мира с собой то, что снова вносило свет в мир потусторонний. Человек брал с собой то, что делало потусторонний мир снова светлым и ясным, что ему возвращало Христа в высшем блеске, чем он знал Его на земле. Поэтому мы видим, что по мере того, как приближалось начало нашей эры, потустороннее сознание все более омрачалось. Оно делается опять светлым после того, как человек здесь, на Земле, познает Христа, познает Его учение. Ибо то, человек воспринимает от Христа в этом мире, он берет с собой; оно переходит с ним и не утрачивается для времени между смертью и новым рождением. Это и есть то, что выражает смысл выражения: «умереть во Христе».
Таким образом, мы видим, что благодаря общему мировое развитию изменяется не только жизнь живых, но и жизнь мертвых. И вследствие того, что мертвые живут и питаются тем, что они на Земле узнали о Христе, той силой Христа, которой они здесь овладели; вследствие того, что это приносит там свои плоды и что они возвращаются все в новых инкарнациях на Землю, — они являются облеченными в тела все более светлые и исполненные Христа и делают Землю все в большей степени преображенной Христом.
Так работают вместе мир здешний и мир потусторонний, чтобы сделать Землю достаточно зрелой для воплощения Духа Христова и воссоединения с Солнцем. Тогда Земля перейдет на высшую ступень своего космического существования. Вот почему факт явления Христа на Земле имеет значение не только для человека, но и для всего Космоса. |