«Мы изучаем окружающий нас мир. Мы зада­емся вопросом о реальности мира, но принимаем во внимание, однако, лишь освещенную поверх­ность. Даже если бы в этом помещении были стеклянные окна, и мы могли бы через эти окна выглянуть наружу, как мы говорим, - во внешний мир, то мы опять увидели бы лишь освещенную поверхность. Человек нашего времени поднялся до степени своего сегодняшнего бодрствующе­го сознания именно в процессе внимательного наблюдения освещенной поверхности, в наблю­дении того, что является ему на этой осве­щенной поверхности. Но освещенная поверх­ность, которая повсюду его окружает, начина­ет ему представляться границей, стеноп, ко­торая отделяет его от истинной реальности мира. Для развития человеческого сознания бы­ло необходимо научиться все более точно ис­следовать эту освещенную поверхность. Но сегодня человек, замечая со всех сторон грани­цы, чувствует себя предоставленным самому себе. Он начинает ощущать себя в тюрьме именно потому, что ощущает стремление к поиску истинной действительности. И это ощущение себя узником, замкнутым в своем пространстве, вызывает в нем внутренний протест. Он хотел бы проломить эти стены. Но он обращается к чему угодно, только не к мышлению, которое говорит ему, что эти сте­ны ему не пробить. И в своем мятеже он отка­зывается от дальнейших поисков действи­тельности мира с помощью мышления. [...]

Наши представления, которыми мы пытаемся объяснить все образно, так же замыкают нас во внутренней жизни души, как стены, которые мы внешне наблюдаем в виде освещенной по­верхности. О том, что мы делаем, рассматри­вая эти освещенные стены наших представле­ний, о том, что мы делаем, когда исследуем формы представлений, размышляя об этих об­разах, в нормальном бодрствующем сознании мы узнаем столь же мало, сколь мало мы узнаем о свете, который пронизывает пространство, если он не встречает препятствия. Так же как пучок света, который освещает стену, не све­тел, но темен, невидим, загадочно неуловим, так же загадочна для нас самих деятельность нашего мышления и представлений, она лежит в темном, в бессознательном; то, что мы дела­ем, когда мыслим и представляем, мы просыпа­ем и остаемся к этому непричастными.

Это и есть то основополагающее, на что обращает наше внимание духовная наука Ру­дольфа Штайнера: очень важно развивать в ду­ше силы, которые в нормальном бодрствующем сознании еще слабы, но которые позволяют ощущать, переживать саму деятельность мыш­ления и представлений, развивать знающее пе­реживание деятельности мышления. Положения духовной науки снова и снова понимают непра­вильно, и прежде всего потому, что предпола­гают их результатом того же мышления, ко­торое, лишь комбинируя, скользит по поверхно­сти предмета. Однако чтобы понимать, о чем, собственно, говорит духовная наука, важно сконцентрировать внимание на ощущении самого мышления как деятельности. [...]

Душа должна формировать образы, если она хочет познавать. Но если душа те образы, ко­торые формирует, чтобы иметь возможность знания, считает реальностями, то она строит вокруг себя тюрьму, стены которой становят­ся все плотнее. Но желание обходиться без образов означало бы желание обходиться без бодрствующего сознания, без знания. Тогда можно было бы пребывать лишь в приглу­шенном, сонном переживании действительно­сти. [...]

Мы начали описание с того, что, втиснутые в пространство, окруженное непроницаемыми стенами, мы хотим достигнуть сознания нашей свободы. Этой стесненностью мы предостав­лены самим себе. И только достигнув свободы в сознании, мы можем обрести способность ощу­щать, отслеживать то, что мы делаем в мыш­лении. Но тогда становится возможным созда­вать не только стены, но создавать в жизни представлений духовно-душевно прозрачные образы, которые являются истинным выраже­нием образующей, формирующей, говорящей, звучащей действительности мира. [...]»

Ханс Бёрнсен
Из доклада «Антропософия», прочитанного 27 мая 1961 года