Седьмая медитация. Медитирующий пытается составить представление о характере переживания в сверхчувственных мирах.

Переживания, оказавшиеся необходимыми для души, хотящей проникнуть в сверхчувственные миры, могут иному показаться отпугивающими. Такой человек может сказать себе, что он не знает, какие последствия будут для него, если он решится отдаться ходу этих событий, и как он перенесет их. Под влиянием такого ощущения легко возникает мысль, что лучше не вмешиваться искусственно в ход развития души, а спокойно отдаваться водительству, остающемуся за пределами сознания, и выжидать, куда оно приведет в будущем внутреннюю сущность человека. Но кто в состоянии действительно оживить в себе иную мысль, а именно - что в человеческом существе заложено природное стремление самому продвигаться вперед, и что не заботиться о силах, ожидающих в душе своего раскрытия, это значит заглушать их в противность долгу, - тот всегда должен будет подавлять в себе эту мысль. Силы саморазвития заложены в каждой человеческой душе; и не может быть ни одной души, которая не захотела бы расслышать голоса, призывающего к раскрытию этих сил, если ей возможно каким-либо образом что-нибудь узнать о нем и о его значении.

Равным образом никто не будет удерживать себя от восхождения в высшие миры, если только он заранее не поставит себя в неверное отношение к тем событиям, через которые ему придется пройти. Эти события таковы, какими они предстали в предыдущих медитациях. И если мы захотим выразить их словами, которые могут быть заимствованы только из обычной человеческой жизни, то мы сможем их выразить правильно только так. Ибо пере­живания пути сверхчувственного познания становятся в такое отношение к человеческой душе, что их вполне можно сравнить с тем значением, какое может иметь для человеческой души, например, очень повышенное чувст­во одиночества, чувство, будто паришь над чем-то бездон­ным. В переживании таких ощущений рождаются силы для пути познания. Они являются зачатками плодов сверхчувственного познания. Все эти переживания за­ключают в себе как бы что-то, глубоко скрытое в них. Когда же они переживаются, то это скрытое доводится до полнейшего напряжения; нечто разрывает чувство одино­чества, которое является как бы оболочкой для этого "нечто" и выступает в душевной жизни, как средство по­знания.

Но нужно принять во внимание, что если ты вступил на верный путь, то за каждым таким переживанием сейчас же следует другое. Это происходит так, что когда присутст­вует одно, другое не может не прийти. И к тому, что надо перенести, тотчас же присоединяется и сила, помогающая действительно перенести это событие, - если только спо­койно сосредоточиться на этой силе и дать себе время заметить то, что хочет раскрыться в душе. Если наступит что-нибудь мучительное и в то же время в душе будет жить уверенное чувство, что есть силы, которые дадут перене­сти мучение и с которыми можно соединиться, то достиг­нешь того, что к переживаниям, которые были бы не­выносимы, если бы они явились в обычной жизни, отне­сешься так же спокойно, как если бы при всем пережитом ты был бы сам только своим собственным зрителем. Бла­годаря этому люди, находящиеся на пути к сверхчувствен­ному познанию, могут переживать внутри себя приливы и отливы различных чувств, продолжая являть во внешней чувственной жизни полную ровность духа. Однако всегда остается возможность, что переживания, происходящие внутри, сообщатся также и настроению внешней жизни в мире внешних чувств, и тогда бывает, что по времена человек не может больше справляться с жизнью и с самим; собой, как он мог справляться раньше, в той жизни, которая была  До пути познания. Тогда из достигнутого уже раньше приходится черпать силы, которые помогают снова воспрянуть. И при правильном прохождении пути познания не может быть такого положения, в котором бы это было невозможно.

Лучшим путем к познанию будет всегда тот, который ведет к сверхчувственному миру через укрепление и сгущение душевной жизни посредством сильного мыслью или ощущением внутреннего погружения. При этом дело, не в том, чтобы так пережить мысль или ощущение, как это делается обычно, когда надо правильно разобраться в мире внешних чувств, а в том, чтобы интенсивно жить с мыслью или ощущением и в мысли или ощущении, и на них сосредоточить все свои душевные силы. На время внутреннего погружения только они одни должны заполнять сознание. Пусть человек подумает, например, о мыс­ли, доставившей душе какое-нибудь убеждение; сначала надо оставить в стороне ценность самого убеждения, а только продолжать жить с этой мыслью так, чтобы стать совершенно одно с ней. Не нужно непременно, чтобы это^; была мысль, относящаяся к вещам высшего миропорядка, хотя подобная мысль особенно пригодна. Для внутреннего погружения можно взять также и мысль, отражающую обыкновенное переживание. Плодотворны ощущения, которые могут, например, послужить побудителями к делам любви и которые воспламеняешь в себе до степени самого горячего и искреннего человеческого пережива­ния. Но когда дело идет прежде всего о познании, то особенно действенны символические представления, ко­торые почерпнуты из жизни или которым человек отдается по совету людей, обладающих в этой области не­которым знанием дела и знакомых с плодотворностью применяемых средств на основании того, что они сами получили от них.

Путем такого погружения, которое должно стать жиз­ненной привычкой или даже жизненным условием, подо­бно тому как дыхание является условием телесной жиз­ни, можно собрать воедино все душевные силы и, собирая, укрепить их. Необходимо только во время внутреннего погружения вполне достигнуть такого состояния, чтобы никакие впечатления внешних чувств, а также никакие воспоминания о них, не вмешивались в душевную жизнь. И вообще должны умолкнуть воспоминания обо всем, что ты узнал в обыденной жизни, что причиняет душе радость или боль так, чтобы душа была всецело предана тому, относительно чего она сама хочет, чтобы оно в ней присутствовало. Силы к сверхчувственному познанию вырастают настоящим образом только из того, чего уда­ется достигнуть путем такого внутреннего погружения, содержание и форму которого человек вызвал сам приме­нением собственной душевной силы. Дело не в том, откуда взято содержание погружения; его можно получить от какого-нибудь осведомленного в этой области лица или из духовнонаучной литературы; надо только, чтобы человек сам сделал его своим внутренним переживанием, а не руководствовался при погружении только тем, что возни­кает из собственной души и что он сам считает наилуч­шим содержанием погружения. Такое содержание обла­дает меньшей силой, потому что душа заранее чувствует известное сродство с ним и, таким образом, ей не прихо­дится делать необходимых усилий, чтобы стать одно с ним. Между тем именно в этом усилии и заключается вся действенность для познавательных сил, а не в слиянии с содержанием погружения, как такового.

Можно и иным путем достигнуть сверхчувственного ви­дения. Некоторые люди благодаря своей предрасполо­женности к внутреннему углублению могут достигать ин­тенсивных переживаний. Через это в их душе могут осво­бождаться силы сверхчувственного познания. Эти силы могут нередко как бы внезапно обнаруживаться в душах, казалось бы, отнюдь не предназначенных к такого рода переживаниям. Самым различным образом может проявиться сверхчувственная жизнь души; но к пережива­нию, вполне владеющему собой, как владеет собой человек в своей обычной чувственной жизни, можно прийти, только вступив на описанный путь познания. Всякое другое вторжение сверхчувственного мира в переживания души приведет к тому, что переживания будут вторгаться как бы насильственно, и человек будет теряться в них или предаваться всевозможным заблуждениям относительно их ценности или их истинного значения в действительном сверхчувственном мире.

Необходимо всегда иметь в виду, что душа изменяется на пути сверхчувственного познания. Может случиться что человек вовсе не предрасположен предаваться всевозможным заблуждениям и иллюзиям в жизни чувственного мира; однако едва вступив в сверхчувственный мир, он начинает самым легковерным образом отдаваться подобным заблуждениям и иллюзиям. Но может случиться и так, что во внешнем чувственном бытии человек обладает хорошим, здоровым чувством правды, которое говорит ему: ты не должен верить относительно какой-нибудь вещи или какого-нибудь события тому, что удовлетворяет одному только чувству твоей самости; и, несмотря на это такая душа может прийти к тому, что будет видеть в сверхчувственном мире вещи, отвечающие только этому чувству самости. Надо вспомнить, в какой высокой степе ни это чувство самости участвует во всем, что ты видишь. Видишь то, к чему оно обращается по своей склонности. Не знаешь, что это оно направляет твой духовный взор. И тогда само собою разумеется, что увиденное принимаешь за правду. Оградиться от этого можно только тем, что настойчивым обращением мысли на себя, энергичной во лей к самопознанию постараешься все больше вырабатывать в себе на пути к сверхчувственному познанию готовность действительно замечать в своей душе всю присущую ей меру чувства самости и различать моменты, когда говорит именно оно. И когда во внутреннем погружении беспощадно и энергично представляешь себе возможность для собственной души здесь или там подпасть этому чув­ству самости, то начинаешь постепенно освобождаться от его водительства.

Для истинного беспрепятственного движения души в высших мирах необходимо, чтобы она усвоила себе пони­мание того, как различно значение некоторых душевных свойств в их отношении к миру духовному и к миру чув­ственному. Это выступает особенно ясно, когда обраща­ешь взор на нравственные качества души. В бытии чувственном надо различать законы природы и законы нравственные. Если хочешь объяснить ход природных яв­лений, нельзя ссылаться на нравственные представления. Какое-нибудь ядовитое растение следует объяснять по законам природы и не осуждать его нравственно за то, что оно ядовито. Легко уяснить себе, что в применении к миру животных можно говорить разве только об отзвуках нрав­ственности, но что в истинном смысле нравственная оцен­ка внесла бы только путаницу в то, что здесь подлежит рассмотрению. Нравственное суждение о ценности бытия начинает приобретать значение только во взаимоотноше­ниях человеческой жизни. Это суждение представляет со­бою нечто такое, в зависимости от чего человек постоянно сам полагает свое достоинство, когда он достигает способ­ности судить о себе беспристрастно. Но при правильном рассмотрении чувственного бытия не может прийти в го­лову посмотреть на законы природы, как на что-то подоб­ное законам нравственным или хотя бы только похожее на них.

Это изменяется, как только вступаешь в высшие миры. Чем духовнее миры, в которые вступаешь, тем больше совпадают законы нравственные с тем, что можно назвать для тех миров законами природы. Когда в чувственном бытии говоришь о каком-нибудь злом поступке, что он жжет в душе, сознаешь, что говоришь не в прямом смысле Для этого бытия. Знаешь, что естественное жжение есть нечто совсем иное. Для миров сверхчувственных подобного различия не существует. Ненависть или зависть являются там в то же время силами, действующими так, что их действия можно назвать природными явлениями для тех миров. Ненависть или зависть влияют на них так, что ненавистное или внушающее зависть существо оказывает на ненавистника или завистника как бы пожирающее, по­гашающее действие, так что возникают процессы уничтожения, наносящие ущерб духовному существу. Любовь влияет в духовных мирах так, что действие ее приходится назвать как бы излучением тепла, плодотворным и благо приятным. Это можно заметить уже на стихийном теле человека. В мире внешних чувств рука, совершающая безнравственный поступок, подлежит объяснению по за­конам природы совершенно так же, как и та, которая служит чему-нибудь нравственному. Но некоторые сти­хийные части человека остаются неразвитыми, если от­сутствуют соответствующие им нравственные ощущения. И несовершенные образования стихийных органов долж­ны объясняться из нравственных свойств совершенно так же, как по законам природы в чувственном бытии природ­ные процессы объясняются из законов природы. Но из несовершенного развития чувственного органа никогда нельзя заключать о несовершенном образовании соответ­ствующей части в стихийном теле. Надо всегда сознавать, что для различных миров существуют и совсем различные виды закономерности. Человек может обладать несовершенно развитым физическим органом, а соответствующий стихийный орган может быть при этом не только нормальным, но даже совершенным в той самой мере, в какой несовершенен физический.

Знаменательно выступает также различие сверхчувственных миров от чувственного во всем, что связано с представлением "прекрасного" и "безобразного". Способ применения этих понятий в чувственном бытии теряет всякое значение, как только вступаешь в миры сверхчувственные. "Прекрасным" - если иметь в виду значение этого слова в чувственном бытии - может быть названо там только такое существо, которому удается раскрыть дру­гим существам своего мира все, что оно в себе переживает, так, чтобы эти другие существа могли участвовать во всем его переживании. Способность открываться всецело, со всем, что есть внутри, и не иметь нужды что-либо утаивать в себе - вот что могло бы быть названо "прекрасным" в высших мирах. И это понятие всецело совпадает там с полнейшей искренностью, с честным, открытым изжива­нием того, что данное существо содержит в себе. "Безоб­разным" могло бы быть названо то, что не хочет раскрыть во внешнем явлении внутреннего содержания, которым оно обладает, что задерживает в себе свое переживание и, относительно некоторых своих свойств, скрывается от других. Такое существо устраняет себя из своей духовной среды. Это понятие совпадает с неискренним откровением себя. Лгать и быть безобразным - это в духовном мире как действительность одно и то же, так что существо, явля­ющееся безобразным, есть в то же время и лживое суще­ство.

В совсем ином значении является в духовном мире так­же и то, что в чувственном бытии познаешь как хотение и желание. В духовном мире нет таких хотений, которые возникали бы из внутренней природы человеческой души, как в мире внешних чувств. То, что там можно назвать хотением, загорается от чего-нибудь такого, что видишь вне своего существа. Существо, ощущающее, что у него нет какого-нибудь свойства, которым по природе своей оно должно было бы обладать, видит другое существо, у которого это свойство есть. И оно тогда не может не иметь этого существа постоянно перед собой. Как в мире внеш­них чувств глаз естественно видит видимое, так отсутствие какого-нибудь свойства неизменно приводит существо сверхчувственного мира в близость с соответствующим иным существом, обладателем этого совершенства. И со­зерцание этого существа становится постоянным упреком, Действующим как настоящая сила, так что существо, об­ладающее данным недостатком, через такое созерцание получает желание исправить в себе этот недостаток. Это переживание совсем иного рода, нежели хотение в чувственном бытии. Свобода воли в духовном мире не терпит ущерба от подобных обстоятельств. Существо может сопротивляться тому, что хочет вызвать в нем такое созерцание. Тогда оно постепенно достигает того, что уходит прочь от близости с этим образцовым для него существом. Но в результате этого такое существо, отстраняющее от себя свой образец, само переносится в миры, где условия его бытия будут хуже, чем те, что были ему даны в том мире, к которому оно было до известной степени предопределено.

Все это показывает человеческой душе, что со вступлением в сверхчувственные миры мир представлений должен быть преобразован. Понятия должны быть изменены, расширены и сплавлены с иными, если хочешь верно описать сверхчувственный мир. Этим объясняется, что описа­ния сверхчувственных миров, пользующиеся без всяких изменений понятиями, созданными для чувственного бытия, всегда оказываются до известной степени несостоятельными. Отсюда можно понять, что когда в чувственном бытии употребляют более или менее символически (или же - и как действительные обозначения предметов) такие понятия, которые получают свое полное значение только в применении к сверхчувственным мирам, то это проистекает из верного человеческого чувства. Так что лживое можно действительно почувствовать как безобразное. Но по сравнению с тем, что представляет собою это понятие в сверхчувственном мире, такое употребление слова в чувственном бытии будет только отзвуком, который возникает оттого, что все миры находятся в связи друг с другом и эта связь смутно чувствуется и бессознательно мыслится в чувственном бытии. Но надо принять во внимание, что в чувственном бытии то лживое, что ощущается как безобразное, не будет непременно безобразным в своем внешнем явлении; и это значило бы даже перепутать все представления, если бы безобразное в чувственной природе захотели объяснять из лживого. Но для сверхчувственного мира это бывает так, что лживое, если видишь его правильно, обнаруживается неизменно как безобразное. Здесь мы опять встречаемся с иллюзия­ми, которых надо остерегаться. В сверхчувственном мире душа может встретить существо, могущее по справедли­вости быть названо злым и открывающееся, однако, в таком образе, который придется назвать "прекрасным", если применить представление "прекрасного", почерпну­тое из чувственного бытия. В таком случае увидишь верно только тогда, когда проникнешь до сокровенной глубины этого существа. Тогда переживешь, что "прекрасное" от­кровение есть маска, не отвечающая сущности; и тогда то, что по представлениям чувственного бытия ты готов был ощутить как "прекрасное", с особенной силой назовешь безобразным. И в то самое мгновение, как это удастся, "злое" существо уже не будет больше в состоянии прики­дываться "прекрасным". Оно принуждено будет разобла­читься для такого созерцания и явиться в своем истинном облике, который может быть только несовершенным вы­ражением того, что оно есть внутри. На таких явлениях сверхчувственного мира видишь особенно ясно, как дол­жны измениться человеческие представления при вступ­лении в этот мир.