Антропософия - Антропософия

http://anthroposophy.ru/index.php?go=Pages&in=view&id=234
Распечатать

Сущность человечества



При рассмотрении человека с точки зрения духовного познания тотчас же вступает в силу все, что относится к этой науке вообще. Она основана на признании «явной тайны» в самом существе человека. Внешним чувствам и рассудку доступна только часть того, что раскрывается сверхчувственному познанию как совокупное существо человека. Эта часть есть физическое тело. Чтобы осветить понятие о физическом теле, следует прежде всего направить внимание на факт, простирающийся как великая загадка над всеми явлениями жизни: на смерть и, в связи с ней, на так называемую безжизненную природу, на царство минерального бытия, которое постоянно несет в себе смерть. Этим указывается на факты, разъяснение которых относится к задачам сверхчувственного познания и которым должна быть, посвящена значительная часть этой книги. Здесь же должны быть пока намечены для ориентировки только некоторые представления.

В области видимого мира физическое тело есть то, в чем человек тождествен минеральному бытию. То же, что отличает человека от минерала, не может рассматриваться как его физическое тело. Для непредвзятого рассмотрения важен прежде всего факт, что благодаря смерти раскрывается та часть человеческого существа, которая однородна с минеральным миром, — после наступления смерти. Можно указать на труп как на то в человеке, что после смерти подчинено законам, которые господствуют в минеральном царстве. Можно подчеркнуть тот факт, что в этом элементе человеческого существа, трупе, действенны те же вещества и силы, что и в сфере минерального бытия; необходимо, однако, подчеркнуть и то, что со смертью для этого физического тела наступает распад. Поэтому мы вправе также сказать: конечно, в физическом теле человека действуют те же вещества и силы, что и в минерале, но их деятельность во время жизни подчинена более высокому служению. Они действуют согласно с законами минерального мира лишь с наступлением смерти. Тогда они проявляются, как и должны проявляться, сообразно своей собственной сущности — именно как силы, разлагающие физическое тело.

Итак, в человеке следует резко отделять видимое от сокрытого. Ибо во время жизни сокрытое принуждено вести постоянную борьбу против веществ и сил минерального бытия в физическом теле. Когда эта борьба прекращается, начинается действие одних лишь минеральных сил. Этим указывается на ту точку, с которой наука о сверхчувственном начинает свое рассмотрение. Ее задача состоит в определении того, что ведет означенную борьбу. А это именно и скрыто от внешних чувств. Оно доступно только ясновидящему наблюдению. Как достигает человек того, чтобы это «сокрытое» стало для него столь же видимым, как чувственные явления для обыкновенного зрения — об этом речь в одной из дальнейших глав этой книги. Здесь же, по указанной уже раньше причине, будет описано то, что открывается сверхчувственному наблюдению.

Сообщения о пути, которым достигается высшее зрение, только тогда могут иметь ценность для человека, когда он сначала из простой передачи ознакомится с тем, что раскрывает сверхчувственное исследование. Ибо понимать в этой области можно и то, чего сам еще не наблюдаешь. Путь, исходящий из понимания, и есть правильный путь, ведущий к духовному зрению.

Если даже то сокрытое, что в физическом теле ведет борьбу против распада, доступно наблюдению только при помощи высшего зрения, то в своих проявлениях оно явственно и для способности суждения, ограничивающейся видимым. Эти проявления выражаются в том образе или в той форме, в которую бывают сплочены во время жизни минеральные вещества и силы физического тела. Эта форма мало-помалу исчезает, и по наступлении смерти физическое тело становится частью остального минерального мира. Но сверхчувственное воззрение, как самостоятельный член человеческого существа, может наблюдать то, что во время жизни препятствует физическим веществам и силам идти своими путями, ведущими к разложению физического тела. Мы назовем этот самостоятельный член «эфирным телом», или «жизненным телом». Для того, чтобы с самого же начала не вкрались недоразумения, необходимо относительно этих обозначений второго члена человеческого существа принять во внимание две вещи. Слово «эфир» употребляется здесь в ином смысле, нежели в современной физике. Последняя, например, пользуется словом «эфир» для обозначения носителя света. Здесь же значение этого слова должно быть ограничено в указанном выше смысле. Оно должно быть применено к тому, что доступно высшему зрению и что дает знать о себе чувственному наблюдению только в своих проявлениях, а именно тем, что может давать определенную форму или образ находящимся в физическом теле минеральным, веществам и силам. Слово «тело» также не должно быть понято превратно. Для обозначения высших явлений бытия приходится пользоваться словами обыденного языка. А они выражают для чувственного наблюдения только чувственное. В чувственном смысле «эфирное тело» отнюдь не является, конечно, чем-то телесным, каким бы тонким мы ни представляли себе это телесное* [* Что обозначением «эфирное тело», «жизненное тело» не должно быть просто обновлено старое, отброшенное естественной наукой воззрение о «жизненной силе» — об этом автор этой книги высказался в своей «Теософии».]. Когда в изложении сверхчувственного исследователь дойдет до упоминания об этом «эфирном» или «жизненном» теле, то он касается уже той точки, где ему приходится встречать противоречие со стороны многих современных взглядов. Развитие человеческого духа привело к тому, что в наше время упоминание о таком члене человеческого существа рассматривается как что-то ненаучное. Материалистический образ мышления пришел к тому, что не видит в живом теле ничего иного, кроме сочетания физических веществ и сил, какое встречается и в так называемом безжизненном теле, в минерале. Но только в живом это сочетание сложнее, чем в безжизненном. Не так давно и в обыкновенной науке придерживались еще других взглядов. Кто проследит труды некоторых серьезных ученых первой половины девятнадцатого столетия, тому станет ясно, что и «настоящие естествоиспытатели» сознавали тогда, что в живом теле содержится еще нечто иное, чем в безжизненном минерале. Говори ли о «жизненной силе», и хотя под этой «жизненной силой» представляли себе не то, что было обозначено выше как «жизненное тело», в основе означенного представления все же лежит смутное чувство, что существует нечто подобное. Эту «жизненную силу» представляли себе приблизительно так, как если бы она в живом теле присоединялась к физическим веществам и силам, вроде того, как магнитная сила — к чистому железу в магните. Затем наступило время, когда эта «жизненная сила» была удалена из области науки. Хотели для всех явлений удовлетвориться одними только физическими и химическими факторами. В настоящее время у некоторых естественнонаучных мыслителей опять наступил в этом отношении поворот к прежнему. Иные соглашаются с тем, что признание чего-то, похожего на «жизненную силу», все же не полная бессмыслица. Но даже и тот «ученый», который снисходит до такого допущения, не захочет быть заодно с выраженным здесь взглядом относительно «жизненного тела». Отстаивание точки зрения сверхчувственного познания в споре с такими взглядами не приводит обычно ни к чему. Задачей духовного познания было бы скорей признать, что материалистический образ представления является необходимым сопутствующим явлением великого успеха естествознания в наше время. Этот успех основан на громадном утончении средств чувственного наблюдения. И это присуще самому существу человека, что он в своем развитии доводит отдельные способности до известной степени совершенства за счет других способностей. Точное чувственное наблюдение, развившееся в такой значительной мере благодаря естествознанию, должно было отодвинуть на задний план разработку тех человеческих способностей, которые ведут в «сокрытые миры». Но теперь опять наступила пора, когда эта разработка стала необходимой. И к признанию сокрытого приводит не борьба с суждениями, вытекающими с логической последовательностью из отрицания этого сокрытого, а правильное освещение самого этого сокрытого. Тогда признают его те, для кого «настало время».

Это необходимо было сказать здесь только потому, чтобы не предполагалось незнакомство духовного исследования с точками зрения естественных наук, когда оно говорит об «эфирном теле», которое в некоторых кругах должно считаться совершенно фантастическим представлением.

Итак, это эфирное тело есть второй член человеческого существа. С точки зрения сверхчувственного познания ему присуща более высокая степень действительности, чем физическому телу. Описание того, каким его видит сверхчувственное познание, может быть дано только в следующих главах этой книги, когда станет яснее, в каком смысле надо принимать такие описания. Пока достаточно сказать, что эфирное тело всюду пронизывает физическое тело и что на него нужно смотреть как на своего рода строителя физического тела. Все органы поддерживаются в их форме и образе течениями и движениями эфирного тела. В основе физического сердца лежит «эфирное сердце», в основе физического мозга — «эфирный мозг» и т. д. Эфирное тело расчленено в самом себе, подобно физическому, но только сложнее, и в нем все находится в живом взаимном проникновении там, где в физическом теле имеются обособленные части.

Это эфирное тело человек имеет общим с растительным миром так же, как с миром минеральным он имеет общим тело физическое. Все живое имеет свое эфирное тело.

От эфирного тела сверхчувственное рассмотрение восходит к следующему члену человеческого существа. Чтобы составить представление об этом члене, сверхчувственное рассмотрение указывает на явление сна, как при теле эфирном оно указывало на смерть. Все человеческое творчество, поскольку дело идет о видимом, основано на деятельности в бодрствующем состоянии. Но эта деятельность возможна только когда человек все снова и снова черпает из сна подкрепление для своих истощенных сил. Деятельность и мышление прекращаются во время сна, всякое горе, всякая радость исчезают для сознательной жизни. Точно так же при пробуждении человека из скрытых, таинственных источников поднимаются сознательные силы из бессознательности сна. Это то же самое сознание, которое при засыпании погружается в темные глубины и снова восходит при пробуждении. То, что заново пробуждает жизнь из состояния бессознательности, в смысле сверхчувственного познания и есть третий член человеческого существа. Его называют астральным телом (Astralieib). Как физическое тело не может сохранить своей формы при помощи одних только находящихся в нем минеральных веществ и сил, но должно быть пронизано для этого эфирным телом, так и силы эфирного тела не могут сами озарить себя светом сознания. Эфирное тело, предоставленное самому себе, должно было бы постоянно находиться в состоянии сна. Можно также сказать: оно могло бы поддерживать в физическом теле только растительное бытие. Бодрствующее эфирное тело просветлено телом астральным. Для чувственного наблюдения действие этого астрального тела исчезает, когда человек погружается в сон. Для сверхчувственного наблюдения астральное тело еще продолжает существовать, только оно является отделенным от эфирного тела или извлеченным из него. Чувственное наблюдение имеет дело не с самим астральным телом, а только с его действиями в видимом. А таковых во время сна непосредственно не существует. В том же смысле, в каком человек имеет свое физическое тело общим с минералами, а свое эфирное тело — общим с растениями, так и относительно своего астрального тела он однороден с животными. Растения находятся в постоянном состоянии сна. Кто неточно судит об этих вещах, легко может впасть в ошибку, приписав и растениям род сознания, какое имеют в бодрствующем состоянии животные и люди. Но это может произойти только если составить себе неточное представление о сознании. Тогда говорят, что растение, подвергнутое внешнему раздражению, совершает известные движения, как и животные. Говорят о чувствительности некоторых растений, которые, например, свертывают свои листья, когда на них воздействуют какие-нибудь внешние предметы. Но характерным для сознания является не то, что существо отвечает на действие известным противодействием, а что оно переживает внутри себя нечто, присоединяющееся к простому противодействию как что-то новое. Иначе можно было бы также говорить о сознании, когда кусок железа расширяется под влиянием тепла. Сознание имеется лишь тогда, когда, например, существо внутри себя под действием тепла переживает боль.

Что касается четвертого члена человеческого существа, приписываемого ему сверхчувственным познанием, то человек уже не имеет его общим с окружающим его миром видимого. Это то, что отличает его по отношению к другим существам, то, благодаря чему он является венцом ближайшим образом связанного с ним творения. Сверхчувственное познание составляет представление об этом четвертом члене человеческого существа, указывая на то, что и между бодрственными переживаниями есть существенные различия. Эти различия выступают сразу же, как человек направляет свое внимание на то обстоятельство, что в бодрствующем состоянии он постоянно находится, с одной стороны, среди переживаний, которые должны появляться и исчезать, а с другой стороны, у него есть переживания, при которых это не имеет места. Это выступит особенно резко, если сравнить переживания человека с переживаниями животного. Животное переживает с большой равномерностью влияния внешнего мира и, под влиянием тепла и холода, ощущает страдание и радость, а при известных, равномерно протекающих процессах своего тела, — голод и жажду. Жизнь человека такими переживаниями не исчерпывается. Он может развить в себе страсти и желания, выходящие за пределы всего этого. У животного всегда можно было бы установить — если бы только можно было достаточно проследить это, — где вне тела или в теле находится побуждение к поступку, к ощущению. У человека это отнюдь не так. Он может порождать желания и страсти, для возникновения которых нет достаточного повода ни внутри, ни вне его тела. Все, что входит в эту область, надо отнести к особому источнику. И этот источник в смысле сверхчувственного знания надо видеть в «Я» человека. Поэтому «Я» рассматривается как четвертый член человеческого существа. Если бы астральное тело было предоставлено самому себе, в нем протекали бы радость и боль, чувства голода и жажды; но тогда при этом не возникало бы ощущения, что во всем этом есть нечто пребывающее. Не пребывающее как таковое обозначается здесь как «Я», но то, чем переживается это пребывающее. Чтобы не возникло недоразумений в этой области, следует брать понятия в их совершенно точном значении. С восприятием чего-то длящегося, пребывающего в смене внутренних переживаний, начинается пробуждение «чувства Я». Не то, что существо ощущает, например, голод, может сообщить ему чувство «Я». Голод появляется, когда в данном существе снова сказываются обуславливающие его причины. Такое существо потому именно и набрасывается на пищу, что имеются эти возобновившиеся причины. Чувство «Я» наступает не тогда, когда эти возобновившиеся причины влекут к пище, но только если при предыдущем насыщении возникло удовольствие и осталось сознание этого удовольствия, так что к пище влечет не только настоящее переживание голода, но и прошедшее переживание удовольствия. Как физическое тело разлагается, если его не сдерживает тело эфирное, как эфирное тело погружается в бессознательность, если его не просветляет тело астральное, так астральное тело должно все снова и снова предавать прошлое забвению, если «Я» не спасает этого прошлого, перенеся его в настоящее. Что для физического тела — смерть, для эфирного тела — сон, то для астрального тела есть забвение. Можно также сказать: эфирному телу присуща жизнь, астральному телу — сознание, а «Я» присуще воспоминание.

Еще легче, чем впасть в ошибку, приписывая растению сознание, можно ошибиться, признавая у животного воспоминание. Ведь так легко принять за воспоминание, когда собака узнает своего хозяина, которого она, может быть, довольно долго не видела. Но в действительности такое узнавание основано вовсе не на воспоминании, а на чем-то совершенно ином. Собака ощущает известное притяжение к своему хозяину. Оно исходит из существа этого последнего. Это существо доставляет собаке удовольствие, когда ее хозяин находится вблизи нее, и присутствие хозяина каждый раз является поводом к возобновлению удовольствия. О воспоминании же можно говорить только тогда, когда какое-нибудь существо не только ощущает что-либо, переживая в настоящем, но и сохраняет переживания прошлого. Но даже и соглашаясь с этим, можно было бы все-таки впасть в ошибку, приписывая собаке воспоминание. А именно, можно было бы сказать: она тоскует, когда хозяин покидает ее, следовательно у нее остается воспоминание о нем. Но и такое суждение неверно. Благодаря совместной жизни с хозяином присутствие его становится для собаки потребностью, а потому отсутствие его она ощущает подобным же образом, как и голод. Кто не делает таких различий, никогда не уяснит себе истинных жизненных отношений.

Вследствие определенных предрассудков могут возразить на изложенное, что ведь нельзя знать, существует ли у животного нечто схожее с человеческим воспоминанием. Такое возражение покоится на неумелом наблюдении. Кто умеет наблюдать, как протекают переживания животного, тот заметит различие этих переживаний от переживаний человека. Ему станет ясно, что животное действует так, как это обусловливается отсутствием воспоминаний. Для сверхчувственного наблюдения это очевидно. Но то, что это сверхчувственное наблюдение непосредственно наблюдает, может быть познано в своих действиях в этой области также и благодаря мысленному проникновению в него восприятием. Когда утверждают, что человек знает о своем воспоминании путем внутреннего душевного наблюдения, которое он не может применить к животному, то в основании этого утверждения лежит грубая ошибка. То, что человек может сказать о своей способности воспоминания, он не может почерпнуть из внутреннего душевного наблюдения, но только из того, что переживает в себе по отношению к вещам и событиям внешнего мира. Это он переживает относительно самого себя, других людей и животных одним и тем же путем. Человек поддается иллюзии, когда думает, что он судит только на основании внутреннего наблюдения о наличии воспоминаний. То, что лежит в основании воспоминания как сила, может быть названо явлением внутренним, но суждение об этой силе — также и по отношению к своей собственной личности — приобретается из внешнего мира, благодаря взгляду на жизненные отношения. Эти взаимоотношения можно рассматривать относительно самого себя точно так же, как и относительно животного. В этом вопросе наша обычная психология страдает от недоработанных и неточных представлений, которые приводят к большим заблуждениям из-за ошибок наблюдения. Для «Я» воспоминание и забвение означают нечто подобное тому, что есть для астрального тела бодрствование и сон. Как благодаря сну исчезают в небытие заботы и печали дня, так забвение простирает покров на тяжелые испытания жизни и гасит этим часть прошлого. И как сон необходим, чтобы заново укрепились истощенные жизненные силы, так человек должен вычеркнуть из воспоминания известные части своего прошлого, чтобы быть в состоянии свободно и непредвзято встретить новые переживания. Но именно из этого забвения появляются у него силы для восприятия нового. Подумайте о таком явлении, как изучение письма. Все частности, которые приходится пережить ребенку, чтобы научиться писать, забываются. Остается только способность писать. Как мог бы человек писать, если бы каждый раз, когда он брался за перо, в его душе вставали, как воспоминание, все переживания, через которые он должен был пройти при изучении письма.

Но воспоминание* выступает в различных степенях. Уже и то является простейшей формой воспоминания, когда человек воспринимает предмет и затем, отвернувшись от него, сохраняет о нем представление. Это представление человек составил себе в то время, когда он воспринимал предмет. Здесь произошел некий процесс между его астральным телом и его «Я». Астральное тело сделало внешнее впечатление от предмета сознательным. Но если бы «Я» не приняло в себя этого знания и не сделало его своим достоянием, такое знание о предмете продолжалось бы лишь до тех пор, пока этот предмет был бы налицо. Здесь сверхчувственное исследование разделяет телесное от душевного. Когда имеют в виду возникновение знания о находящемся перед нами предмете, говорят об астральном теле. А то, что дает знанию длительность, обозначают как душу. Но в то же время из сказанного видно, как тесно связано в человеке астральное тело с той частью души, которая сообщает знанию длительность. Оба они до некоторой степени соединены в один член человеческого существа. Поэтому это соединение часто обозначают и как астральное тело. Если хотят обозначить точно, то говорят также об астральном теле человека, как о теле душевном, а о душе, поскольку она соединена с ним, — как о душе ощущающей (Empfindungsseele).

«Я» поднимается на более высокую ступень своего существа, когда оно направляет свою деятельность на то знание о предметах, которое оно сделало своим достоянием. Это та деятельность, через которую «Я» все более освобождается от предметов восприятия, чтобы работать в своей собственной области. Ту часть души, которой присуща эта деятельность, можно обозначить как «душу рассудочную» или «душу чувствующую» (Verstandes- oder Gemütsseele). Как душе ощущающей, так и душе рассудочной свойственно работать над тем, что они получают через впечатления от воспринятых внешними чувствами предметов и что они от них сохраняют в воспоминании. Здесь душа всецело отдается тому, что является для нее внешним. Но ведь извне получила она также и то, что делает своим собственным достоянием при помощи воспоминания. Однако душа может выйти за пределы всего этого. Она не только душа ощущающая и рассудочная. Сверхчувственное наблюдение может всего легче дать представление об этом выходе, указав на один простой факт, который надо только оценить во всем его объеме и значении. Это тот факт, что во всей совокупности слов данного языка есть только одно единственное имя, которое по своей сущности отличается от всех других имен. Это есть имя «Я». Всякое иное имя каждый человек может приложить к той вещи или к тому существу, которым оно присуще. «Я», как обозначение для существа, только тогда имеет смысл, когда это существо само применяет его к себе. Имя «Я» никогда не может извне достигнуть слуха человека, как его обозначение; только само существо может применить его к себе. «Я есмь Я только для меня; для всякого другого Я есмь Ты; и всякий другой для меня есть Ты». Этот факт есть внешнее выражение глубоко значительной истины. Подлинная сущность «Я» независима от всего внешнего; поэтому ничто внешнее не может назвать ее этим именем. Те религиозные верования, которые сознательно сохранили свою связь со сверхчувственным созерцанием, называют поэтому обозначение «Я» «неизреченным именем Божиим». Ибо, употребляя это выражение, указывают именно на то, что было отмечено выше. Ничто внешнее не имеет доступа к той части человеческой души, которая имеется здесь в виду. Здесь — «сокровенная святыня» души. Только существо, с которым душа однородна, может проникнуть сюда. «Бог, обитающий в человеке, говорит, когда душа познает себя как Я». Как душа ощущающая и душа рассудочная живут во внешнем мире, так третий член души погружается в Божественное, когда душа достигает восприятия своей собственной сущности.

В связи с этим легко может возникнуть недоразумение, будто тайноведение признает «Я» за единое с Богом. Но тайноведение вовсе не говорит, будто «Я» есть Бог, но только, что оно одинакового рода и существа с Божественным. Разве кто-нибудь утверждает, что капля воды, взятая из моря, есть само море, когда он говорит, что капля — той же сущности и того же состава, как и море? Если непременно прибегать к сравнению, то можно сказать: как капля относится к морю, так и «Я» относится к Божественному. Человек может найти в себе Божественное, ибо самая изначальная сущность его взята из Божественного. Таким образом, через этот третий член своей души человек приобретает внутреннее знание о самом себе, как через астральное тело он получает знание о внешнем мире. Поэтому тайноведение этот третий член души может назвать также душой сознательной (Bewußtseinsseele). И в смысле этой науки душевное состоит из всех трех членов: души ощущающей, души рассудочной и души сознательной, подобно тому как телесное состоит из трех членов: физического тела, эфирного тела и астрального тела.

Психологические ошибки наблюдения, подобно вышеупомянутым, касательно способности воспоминания, затрудняют также и понимание сущности «Я». Многое, что людям кажется понятным, они склонны рассматривать как опровержение вышеуказанного, в то время как оно представляет подтверждение его. Это имеет например, место в одном из примечаний учебника психологии Эдуарда фон Гартмана «Основные понятия психологии» относительно «Я»: «Личные местоимения есть сравнительно поздний продукт развития языка и имеют для языка значение лишь в качестве сокращения. Слово «Я» есть сокращенная замена имени говорящего, замена, которую каждый говорящий употребляет лишь относительно себя, каким бы именем ни называли его другие люди. Самосознание может достигнуть очень высокого развития у животных и у необученных глухонемых, даже когда с ними не связано представление об имени собственном. Сознание собственного имени вполне может заменить недостающее употребление слова «Я». Благодаря пониманию этого факта рассеивается магический ореол, которым для многих окружено слово «Я», ибо оно ничего не может прибавить к понятию самосознания, но получает от него все свое содержание». Можно согласиться с этим взглядом, а также и с тем, что не следует окружать магическим ореолом слово «Я», что только затемняет вдумчивые наблюдения. Но для существа данной вещи вовсе не существенно, сколь постепенно рождается словесное обозначение для этой вещи. Существенно как раз то, что истинное существо «Я» в самосознании «древнее, чем слово «Я», и что человек принужден это особое слово употреблять для того, что он во взаимодействии во внешнем мире переживает иначе, чем это может пережить животное. Как о сущности треугольника нельзя узнать на основании того, как образовалось «слово» треугольник, точно так же сущность «Я» не зависит от того, как сложилось развитие слова «Я» в истории языка.

Лишь в душе сознательной раскрывается действительная природа «Я». Ибо если в ощущении и в рассудке душа теряется в другом, находящемся вне ее, то как душа сознательная она охватывает свою собственную сущность. Поэтому и «Я» может быть воспринято душой сознательной не иначе, как через известную внутреннюю деятельность. Представления о внешних предметах составляют сообразно тому, как эти предметы являются и исчезают; и эти представления продолжают работать с рассудком своею собственной силой. Но для того, чтобы «Я» восприняло само себя, оно не может только отдаваться; оно должно сначала внутренней деятельностью вызвать свое существо из собственных глубин, чтобы получить сознание его. С восприятием «Я» — с обращением мысли на себя — начинается внутренняя деятельность этого «Я». Благодаря этой деятельности восприятие «Я» в душе сознательной имеет для человека совершенно иное значение, чем наблюдение всего того, что доходит до него через три телесных члена и через два других члена души. Сила, выявляющая «Я» в душе сознательной, есть та же сила, которая сказывается и во всем остальном мире. Но только в теле и в низших членах души она выступает не непосредственно, а раскрывается в своих действиях  постепенно. Ее низшее проявление есть проявление через физическое тело; затем она постепенно поднимается до того, что наполняет  душу рассудочную. Можно было бы сказать, что с восхождением на каждую следующую ступень спадает один из покровов, которыми окутано это сокрытое. В том, что наполняет душу сознательную, сокрытое вступает без покрова в самый внутренний храм души. Однако оно является тут именно только как капля из моря всепроникающей первосущности. Но человек должен здесь впервые охватить эту первосущность. Он должен познать ее в самом себе, тогда он может найти ее также и в ее проявлениях.

То, что проникает здесь, как капля, в душу сознательную, тайноведение называет духом. Так Связана душа сознательная с духом, который есть сокрытое во всем явном. Если человек хочет охватить дух во всем явном, он должен сделать это таким же образом, как он охватывает «Я» в душе сознательной. Он должен распространить на видимый мир ту деятельность, которая привела его к восприятию этого «Я». Но через это он развивается до более высоких ступеней своего существа. Он прибавляет к своим телесным и душевным членам нечто новое. Ближайшим делом является овладение еще и тем, что сокрыто в низших членах его души. И это происходит благодаря исходящей из «Я» работы человека над своей душой. Как совершает он эту работу, станет наглядным, если сравнить человека, еще всецело преданного низшим страстям и так называемым чувственным наслаждениям, с благородным идеалистом. Первый превращается в идеалиста, когда отказывается от известных низменных склонностей и обращается к высоким. Через это он из своего «Я» облагораживающим, одухотворенным образом подействовал на свою душу. И это может достигнуть такой степени, что в душе не будет возникать ни одной страсти, ни одного наслаждения без того, чтобы «Я» не было той властью, которая открывает им доступ. Таким образом, вся душа становится тогда откровением «Я», как прежде была им только душа сознательная. В сущности, вся культурная жизнь и все духовное стремление людей состоит в работе, имеющей своей целью это господство «Я». Каждый человек, живущий в наше время, занят этой работой, хочет он того или нет, сознает он этот факт или нет.

Но эта работа ведет к более высоким ступеням человеческого существа. Благодаря ей человек развивает новые члены своего существа. Они, как сокрытое, покоятся за видимым для него. Через эту исходящую из «Я» работу над своей душой человек может не только сделаться господином над душой, так что она начинает выявлять из видимого сокрытое, но может также и расширить эту работу. Он может распространить ее на астральное тело. Через это «Я» овладевает астральным телом, соединяясь с его сокрытою сущностью. Это астральное тело, завоеванное «Я» и преображенное им, может быть в тайноведении названо Самодухом (Geistselbst). (Это то же самое, что в восточной мудрости называют «Манас»). В Самодухе мы имеем перед собой более высокий член человеческого существа, который находится в нем как бы в зачаточном состоянии и все более выявляется по мере работы человека над самим собой.

Как человек овладевает своим астральным телом, проникая к скрытым за ними силам, так в течение развития происходит это и по отношению к эфирному телу. Но работа над эфирным телом более интенсивна, нежели над телом астральным, ибо то, что скрывается в эфирном теле, облачено в два покрова, а сокровенное астрального — только в один. Можно составить себе понятие о различии в работе над этими обоими телами, если указать на некоторые изменения, могущие произойти в человеке во время его развития. Подумаем сначала, как развиваются некоторые душевные свойства человека, когда «Я» работает над душой; как могут измениться наслаждения и желания, радость и горе. Человеку для этого достаточно только перенестись к временам своего детства. Что радовало его тогда, что причиняло ему страдания? Чему научился он в придачу к тому, что умел в детстве? Но все это служит только выражением того, как «Я» достигло господства над астральным телом. Ибо последнее и является носителем наслаждения и страдания, радости и горя. И сравним с этим, как мало в сравнении с этим меняются некоторые свойства человека, например, его темперамент, более глубокие особенности его характера и т. д. Человек, который ребенком был вспыльчив, развиваясь, и в последующей своей жизни нередко сохраняет некоторые стороны своей вспыльчивости. Это так бросается в глаза, что существуют мыслители, которые совершенно отрицают возможность изменения основного характера человека. Они полагают, что характер остается на всю жизнь чем-то пребывающим и лишь проявляется то с одной, то с другой стороны. Но такое суждение покоится лишь на недостатке наблюдательности. Кто способен видеть такие вещи, для того ясно, что и характер и темперамент человека также меняются под влиянием его «Я». Конечно, это изменение, по сравнению с изменениями вышеуказанных свойств, протекает медленно. Можно сравнить отношение этих двух видов изменений с отношением движений часовой и минутной стрелок на часах. Силы, вызывающие эти изменения характера или темперамента, принадлежат к сокрытой области эфирного тела. Они однородны с силами, господствующими в царстве жизни, то есть с силами роста, питания и теми, которые служат размножению. Эти вещи получат надлежащее освещение при дальнейшем рассмотрении. Итак, «Я» работает над астральным телом не когда человек просто отдается наслаждению и страданию, радости и горю, а когда изменяются особенности этих душевных свойств. И таким же образом простирается работа на эфирное тело, когда «Я» направляет свою деятельность на изменение свойств его характера, его темперамента и т. д. И над этим изменением работает каждый человек, сознает он это или нет. Наиболее сильные импульсы, ведущие в обыкновенной жизни к этому изменению, суть религиозные импульсы. Когда «Я» все снова и снова отдается воздействию побуждений, притекающих из религии, они образуют в нем силы, действующие вплоть до эфирного тела** и преображающие его подобно тому, как более слабые жизненные побуждения вызывают превращения астрального тела. Эти более слабые жизненные побуждения, которые человек получает путем учения, размышления, облагораживания чувств и т. д. подвержены многообразной изменчивости бытия; религиозные же ощущения налагают на все мышление, чувствование и воление печать чего-то единого. Они как бы проливают единый, общий свет на всю душевную жизнь. Человек думает и чувствует сегодня одно, а завтра другое. Это вызывается самыми разнообразными поводами. Но если кто благодаря своему религиозному ощущению — какого бы рода оно ни было — смутно чувствует нечто такое, что проходит через все ощущения, тот в одинаковой мере отнесет к этому основному ощущению как то, что он думает и чувствует сегодня, так и завтрашние переживания своей души. Благодаря этому религиозное исповедание имеет определяющее значение в душевной жизни; его влияния с течением времени все больше усиливаются, ибо их действие постоянно повторяется. Поэтому они приобретают силу воздействовать на эфирное тело. Сходным образом действует на человека истинное искусство. Когда он через внешнюю форму, через цвет и звук художественного произведения проникает воображением и чувством в духовные основы этого произведения, то импульсы, которые таким путем получает «Я», действуют на самом деле вплоть до эфирного тела. Если продумать эту мысль до конца, то можно определить, какое огромное значение имеет искусство для всего человеческого развития. Это лишь некоторые из явлений, побуждающих «Я» к воздействию на эфирное тело. В человеческой жизни существует много таких влияний, которые не столь очевидны для наблюдающего взгляда, как только что приведенные. Но и из них уже видно, что в человеке скрыт еще и иной член его существа, все более и более вырабатываемый его «Я». Этот член можно обозначить как второй член духа, а именно как Жизнедух (Lebensgeist). (Это то же самое, что в восточной мудрости называют «Будхи»). Выражение «Жизнедух» потому оказывается подходящим, что в обозначаемом им действуют те же силы, которые действуют в «жизненном теле», только в этих силах, когда они проявляются как жизненное тело, не действует человеческое «Я». Когда же они проявляются как Жизнедух, то бывают проникнуты деятельностью «Я».

Интеллектуальное развитие человека, его очищение и облагораживание чувств и проявлений воли являются мерилом превращения астрального тела в Самодух; его религиозные переживания и многие опытные знания запечатлеваются в эфирном теле и превращают его в Жизнедух. При обычном течении жизни это происходит более или менее бессознательно; зато так называемое посвящение человека заключается в том, что ему через сверхчувственное познание указываются средства, с помощью которых он может вполне сознательно овладеть этой работой в Самодухе и Жизнедухе. Речь об этих средствах пойдет ниже, пока же необходимо было только указать, что в человеке, кроме души и тела, действует также и дух. Из дальнейшего одновременно выяснится, что этот дух принадлежит к вечному в человеке — в противоположность преходящему телу.

Но работой над астральным и эфирным телом еще не исчерпывается деятельность «Я». Она простирается также и на физическое тело. Некоторый налет влияния «Я» на физическое тело можно видеть в том, когда человек благодаря известным переживаниям, например, краснеет или бледнеет. Здесь «Я» на самом деле обуславливает процессы в физическом теле. А если благодаря действительности «Я» в человеке происходят изменения в смысле его воздействия на физическое тело, то это значит, что «Я» действительно связано со скрытыми силами, которые обусловливают его физические процессы. В тайноведении говорят, что в этой деятельности сказывается тогда работа «Я» над физическим телом. Это выражение не должно быть понято превратно. Не должно возникать даже и мысли, будто эта работа есть нечто грубо материальное. То, что в физическом теле является как грубо материальное, есть только видимое в нем. За этим  видимым лежат скрытые силы его существа. А они духовного рода. Здесь речь идет не о работе над материальным, каковым является физическое тело, но о духовной работе над невидимыми силами, которые дают ему возникнуть и затем опять приводят к распаду. В обыкновенной жизни эта работа «Я» над физическим телом может доходить до сознания человека лишь с очень незначительной ясностью. Эта ясность достигается в полной мере лишь в том случае, когда под влиянием тайноведения человек сознательно берется за работу. Тогда выясняется, что в человеке существует еще и третий духовный член. Это тот, который тайноведение называет Духочеловеком (Geistesmensch) — в противоположность физическому человеку. (В восточной мудрости этот «Духочеловек» называется «Атма».)

Относительно Духочеловека легко может ввести в заблуждение то, что в физическом теле видят низший член человека и поэтому трудно бывает освоиться с мыслью, что работа над этим физическим телом должна исходить из наивысшего члена человеческого существа. Но именно потому, что физическое тело скрывает под тремя покровами действующего в нем духа, необходима человеческая работа наивысшего порядка, чтобы соединить «Я» с тем, что является сокрытым духом этого тела.

Таким образом, для тайноведения человек представляется существом, состоящим из различных членов. Телесного рода суть: физическое тело, эфирное тело и астральное тело. Душевного: душа ощущающая, душа рассудочная и душа сознательная. В душе «Я» распространяет свой свет, И духовного: Самодух, Жизнедух и Духочеловек. Из вышеизложенного вытекает, что душа ощущающая и астральное тело тесно связаны между собою и в известном отношении составляют одно целое. Подобным же образом составляют одно целое душа сознательная и Самодух. Ибо в душе сознательной вспыхивает дух и из нее он пронизывает светом других членов человеческой природы. Сообразно с этим в тайноведении говорится также о следующем разделении человека: астральное тело и душу ощущающую соединяют в один член, точно так же душу сознательную и Самодух, а душу рассудочную — так как она причастна природе «Я» и так как она в известном отношении и есть само «Я», только не осознавшее своей духовной сущности, — называют просто «Я», и получают тогда семь частей человека: 1. физическое тело; 2. эфирное или жизненное тело; 3. астральное тело; 4. Я; 5. Самодух; 6. Жизнедух; 7. Духочеловек.

Даже для человека, привыкшего к материалистическим представлениям, это членение человека — с лежащим в его основе числом семь — не имело бы в себе того «неясно магического», которое он часто приписывает этому числу, если бы он точно придерживался смысла вышеприведенного изложения и сам заранее не вносил бы во все это «магического». Только с точки зрения более высоких форм наблюдения мира, и ни с какой иной, говорит тайноведение об этих «семи» членах человека, — как говорят о семи цветах спектра или семи звуках гаммы (рассматривая октаву как повторение основного тона). Как свет является в семи цветах, звук — на семи ступенях, так единая человеческая природа — в семи означенных членах. Как в звуке и цвете число семь не вносит с собою ничего «суеверного», так не имеет это места и в тайноведении. (Когда это однажды излагалось устно, было сделано возражение, что относительно цвета с числом семь дело обстоит не совсем так, ибо по ту сторону красного и фиолетового существуют еще другие цвета, только не воспринимаемые глазом. Но если принять в соображение и это, то сравнение с семью цветами все-таки сохраняет свое значение, так как существо человека продолжается как по ту сторону физического тела, так и по ту сторону Духочеловека; только для средств духовного наблюдения, о которых говорит пока тайноведение, эти продолжения человеческого существа «духовно невидимы», как цвета по ту сторону красного и фиолетового невидимы для физического глаза. Это замечание необходимо было сделать ввиду той легкости, с какой возникает мнение, будто тайноведение недостаточно считается с естественнонаучным мышлением и обнаруживает в этом отношении дилетантизм. Но кто правильно отнесется к тому, что хочет сказать тайноведение, тот может убедиться, что оно поистине нигде не находится в противоречии с подлинным естествознанием: ни в том случае, когда оно для наглядности приводит естественнонаучные факты, ни когда оно вступает со своими суждениями в непосредственное отношение к естественнонаучному исследованию).

 

* Разъяснения вроде тех, которые даны в этой книге о способности воспоминания, очень легко могут быть поняты неверно. Ибо кто смотрит только на внешнюю сторону явлений, тому не сразу бросается в глаза различие между тем, что происходит с животным или даже с растением, когда у них возникает нечто похожее на воспоминание, и тем, что было охарактеризовано у человека как действительное воспоминание. Конечно, когда животное совершает какое-нибудь действие в третий, четвертый и т. д. раз, то оно совершает его, пожалуй, так, что внешний процесс имеет такой вид, будто при этом участвует воспоминание и связанное с ним обучение. Некоторые естествоиспытатели и их приверженцы настолько расширяют понятие воспоминания или памяти, что, наблюдая, как цыпленок, вылупившись из яйца, тотчас же начинает клевать зерна и даже умеет делать соответственные движения головою и телом, указывают на то, что он не мог научиться этому в скорлупе, но научился от тех многих тысяч существ, от которых он происходит (так говорит, например, Геринг). Явление, с которым мы имеем здесь дело, можно счесть похожим на воспоминание. Но мы никогда не придем к действительному пониманию человеческого существа, если не обратим внимания на тот совсем особенный внутренний процесс в человеке, который выступает как действительное восприятие былых переживаний, а не только как воздействие прежних состояний на более поздние. Здесь, в этой книге, под воспоминанием разумеется именно это восприятие прошлого, а не новое, хотя бы видоизмененное проявление в позднейших состояниях того, что было раньше. Если бы мы захотели применить слово «воспоминание» к соответствующим явлениям в растительном и животном царстве, то для человека должны были бы употребить другое слово. При обсуждении этого вопроса в этой книге речь идет вовсе не о слове, а о том, что для понимания человеческого существа необходимо постигнуть это различие. Равным образом нельзя приводить в связь с тем, что названо здесь воспоминанием, хотя бы даже и очень высокие, по-видимому, проявления разумности у животных.

** Между изменениями, происходящими в астральном теле благодаря деятельности «Я», и теми, которые совершаются в эфирном теле, нельзя провести строгой границы. Одни переходят в другие. Когда человек учится чему-нибудь и приобретает благодаря этому известную способность судить, то в его астральном теле наступает изменение; но если это суждение производит изменение в его душевном строе, так что он привыкает после этого ощущать по поводу какой-нибудь вещи иначе, чем он ощущал прежде, то мы имеем дело с изменением в эфирном теле. Все, что человек делает своим достоянием, так что может все снова и снова вспоминать об этом, основано на изменении эфирного тела. В основе того, что становится постепенно прочным приобретением памяти, лежит переход работы с астрального тела на эфирное.