Антропософия - Антропософия

http://anthroposophy.ru/index.php?go=Pages&in=view&id=164
Распечатать

Девятая лекция (Мюнхен, 31 августа 1909 года).



Тот факт, о котором мы говорили вчера, когда он впервые возникает перед человеком, с необходимостью должен оставаться несколько непонятным, и это естественно, ибо он принадлежит к тайнам, называемым тайнами ЧИСЛА. А тайны Числа суть те, к которым сравнительно трудно проникать. Поэтому у вас не должно возникать чувства досады, когда иногда затрагивают такие вещи. Этим дается указание на нечто, что может созреть до известной степени внутренней ясности лишь после долгой, долгой теософской жизни. В теософской жизни и мышлении мы должны иногда получать нечто, поставленное нам как руководящие пункты, о которых мы знали бы, что они существуют, но о которых мы знали бы также, что необходимо многое другое для того, чтобы мало-помалу прийти к их пониманию.

Было сказано, что между числами 7 и 12 существует некоторое отношение и что это отношение между числами 7 и 12 связано со временем и пространством. Но хотя и возможно, чтобы высказанная этим глубокая тайна была понята всеми, однако нужно именно дать себе время, сначала нужно удовлетвориться указанием на то, как ближайшим образом можно ориентироваться с подобным утверждением, ибо это есть прежде всего утверждение.

Мы уже достаточно ориентируемся в мировом колесе, чтобы различать отношения преимущественно пространственные от отношений преимущественно временных. Мы постигаем окружающий нас мир прежде всего во времени и пространстве. Если не ограничиваться абстрактными словами о времени и пространстве, но хотеть понять, каким образом располагаются отношения во времени и как относятся между собой отдельные существа в пространстве, тогда существует некая нить, ведущая, с одной стороны, через сложные отношения времени, а, с другой стороны, через сложные отношения пространства. Ибо мы рассматриваем в мудрости, лежащей в основе нашего мирового течения, ближайшим образом становление мировых явлений. Мы смотрим назад, на прежние воплощения человека, на прежние воплощения рас, культур, на прежние воплощения самой Земли. Мы создаем себе некое предчувствие того, что должно совершиться в грядущем, а следовательно во временном. Но мы всегда ориентируемся, сказав себе: мы будем судить о развитии во времени из некого построения, которое опирается на число 7. Здесь нельзя конструировать, спекулировать и предпринимать с числом 7 всевозможные эксперименты, а нужно только сказать: исследуем однажды факты с точки зрения числа 7. Это будет для нас облегчением. Возьмем, например, ясновидящего человека, который может исследовать факты прошлого в Акаша-Хронике. Тогда число 7 может направить его, благодаря тому, что он скажет себе: «протекающее во времени слагается по законам числа7, то, что повторяется в разных формах, можно хорошо исследовать, положив в основу число 7 и находя потом соответствующие образования». Хорошо, например, сказать себе: «так как Земля прошла через различные воплощения, то найдем 7 ее воплощений: Сатурн, Солнце, Луна, Земля, Юпитер, Венера, Вулкан. Так как человеческие культуры проходят через семь воплощений, то поищем их связь, положив в основу опять-таки число семь. Мы идем, например, к первой культуре послеатлантического времени. Культура Древней Индии была первой, древнеперсидская — второй, халдео-египетская — третьей, греко-латинская — четвертая, пятая — собственно наша, и мы ожидаем две следующие, которые, как шестая и седьмая, придут на смену нашей. Здесь снова мы положили число семь в основу следующих друг за другом культур. Но и в Карме отдельного человека мы можем ориентироваться, стараясь взглянуть назад, на его три предыдущие воплощения. Если взять воплощение настоящего времени и, исходя из этого настоящего, просмотреть три предыдущие воплощения, тогда можно вывести известные заключения для трех ближайших последующих воплощений. Три предыдущих воплощения, плюс нынешнее, плюс три следующих дадут опять-таки 7. Таким образом, число 7 есть путеводная нить всего совершающегося во времени.

Напротив, число 12 — путеводная нить всего существующего друг подле друга в пространстве. Существующее друг подле друга в пространстве стоит в таком взаимоотношении, что мы можем искать здесь пространственные линии направления и тому подобное между отдельными членами. Это всегда чувствовало знание, бывшее в то время мудростью. Отсюда, все мировые явления, принадлежащие к нашей Земле, оно отнесло, с одной стороны, к условиям пространства, направив взор к окружности пространства и сказав: мы ориентируемся во всем происходящем на Земле, отнеся все пространственные отношения к двенадцати постоянным точкам, распределенным в пространстве, эти двенадцать постоянных точек, данных в пространстве, суть двенадцать знаков Зодиака. Это те двенадцать основных точек, к которым сводится все пространство. Но это лежит не только в человеческом мышлении, последнее именно училось здесь у действительности, и на том основании, что в пространстве лучше всего ориентироваться, отнеся нечто к двенадцати членам, оно взяло своей путеводной нитью в пространственных отношениях число 12. Там же, где речь идет о превращениях, то есть о времени, там снова в основу кладутся семь планет древней науки, которые в своих положениях определяются не как постоянные точки, но которые именно изменяют свои положения, у которых имеет значение изменение во времени. Здесь путеводной нитью является число семь. Спросим себя теперь: «каким образом это применяется к человеческой жизни в ее развитии?» — Мы сказали, что до того момента, который отмечен вступлением Принципа Христа, было так, что человек, смотря в свое внутреннее, отыскивая путь к божественному миру сквозь покров своего внутреннего, приходил тогда в люциферический мир, и мы называли общим, собирательным именем люциферического мира все, находимое здесь человеком. И в те древние времена это был тот путь, на котором человек искал для себя мудрости, на котором человек искал достижений большей мудрости и знания о мире, чем это можно было найти за ковром внешнего, чувственного мира. И человек искал еще большего, уходя в этот внутренний мир; отсюда должны были подняться интуиция и инспирация моральной и этической жизни точно так же, как из этого внутреннего мира поднялась интуиция совести. И все остальные инспирации и интуиции, которые вообще относились к моральному, к душевному, поднялись, само собою разумеется, из душевного. Поэтому высокие индивидуальности, бывшие вождями человечества в древние времена, желая просветить человечество в высшем, должны были обращаться ближайшим образом к внутреннему человека. К душевной жизни человека, к внутреннему человека должны были обращаться святые Риши, должны были обращаться во всех более древних культурах великие учителя человечества. Но внутренний мир человека не пространственный, он временной. Душевная жизнь человека протекает во времени. То, что окружает нас извне, группируется в пространстве, что протекает внутренне, группируется во времени. Поэтому, все то, что желает говорить к внутреннему человека, должно будет опять-таки протекать по путеводной нити числа семь. — А потому, — каким образом лучше всего можно понять то существо, которое желает говорить ко внутреннему человека? Как можно было лучше всего понять в их главных особенностях те существа, которых мы называем святыми Риши? Лучше всего их понимали, охватив их в отношении, родственном с временной душевной жизнью. Поэтому в те древние времена, когда говорили великие мудрецы, прежде всего возникал вопрос: «откуда они?», — как мы спрашиваем у сына: «кто твои отец и мать?» О временном, об условиях происхождения вопрошали тогда. Имея перед собой мудреца, прежде всего спрашивали: «откуда он?» Кто было то существо, которое было прежде него? Откуда он происходит? Чей он сын? Итак, говоря о люциферическом мире, нужно класть в основу число семь, должно интересоваться, чей сын тот, кто говорит здесь к человеческой душе. — Мы говорим о детях Люцифера, говоря о более древних вестниках духовного мира, скрытого за покровом душевной жизни, за временем.

Но иначе ставится вопрос в отношении Христа. Христос сошел на Землю не на временном пути, как вы могли бы заключить из моих различных, вероятно многими из вас слышанных лекций, — Христос пришел извне, из пространства в мир Земли. Заратустра увидел Его, впервые направляя взор к Солнцу, и назвал Его Аура-Маздао. Все больше и больше приближался Аура-Маздао в пространстве, пока не спустился и не стал человеком. Итак, здесь имеет значение пространственное приближение, а не временная последовательность. Пространственное приближение, это приближение Христа из бесконечности пространства к нашей Земле, имеет ценность вечности, а не только земную ценность. И вместе с этим связано то, что Христос должен воздействовать на Землю не только в соответствии с отношением времени, что Христос приносит на Землю не только нечто отвечающее отношению между отцом и сыном, матерью и ребенком, что разыгрывается во времени, но Он приносит в мир нечто разыгрывающееся в бытии друг подле друга. Друг подле друга живут братья. Отец и мать, дед и внук живут один подле другого во времени, и временное отношение выражает их истинное отношение. Но как дух пространства, наполняющий пространство, Христос вносит в земную культуру нечто пространственное. Он вносит положение людей друг подле друга в пространстве, и то отношение, которое теперь все больше и больше должно протягиваться из одной души в другую при совместной жизни, независимо от того, как складывается временное отношение. В нашей космической системе Земля есть планета, миссия которой внести в себя любовь. В древние времена задачей Земли было внести любовь с помощью времени. Когда в родственных взаимоотношениях кровь протекала от поколения к поколению, от отца к сыну и внуку, тогда родственное во времени выражалось также тем, что они любили друг друга. Семейная связь, кровная связь, устремление крови через следующие одно за другим во времени поколения обосновывало в более древние времена любовь. И даже там, где любовь принимала более моральный характер, она опиралась на отношение времен. Любили своих предков, тех, которые предшествовали во времени. Через Христа пришла любовь души к душе, так что люди, стоящие пространственно друг подле друга, приходят в отношения, ближайшим прообразом которых служат отношения братьев и сестер, тех, кто стоит одновременно друг подле друга, — пришла братская любовь, которую люди должны приносить в пространство от души к душе навстречу друг другу. Здесь начинает приобретать свое особенное значение пространственная жизнь людей друг подле друга.

Поэтому в древние времена, касаясь великих свершений человечества, говорят о том, что связывается по законам числа СЕМЬ: семь Риши, семь Мудрецов... Поэтому Христос окружен двенадцатью Апостолами, преобразующими людей, живущих друг подле друга в пространстве. Эта любовь, которая должна обнять все существующее в пространстве, независимо от временной последовательности, должна войти в социальную жизнь Земли через Принцип Христа. Последователь Христа — это тот, кто братски любит все, что вокруг него. Поэтому, если в более древние времена мы говорим о детях Люцифера, то Принцип Христа побуждает нас говорить так: Христос есть первородный между многими братьями, и братское отношение ко Христу, чувство влечения не как к отцу, но как бы к брату, которого любят как первого из братьев, но все же как брата, — вот основное отношение, в котором люди научились ставить себя благодаря сошествию на Землю Принципа Христа.

Все это опять-таки, конечно, доводы, подтверждения, но не доказательства, подтверждающие и разъясняющие отношения чисел СЕМЬ и ДВЕНАДЦАТЬ. Таким образом, чем больше христово отношение озаряет мир, тем в большем согласии с природой вещей и с природой действительности говорят о группировке в смысле числа двенадцать: 12 колен Израиля, 12 Апостолов и т.д. Число двенадцать приобретает, таким образом, свое мистическое таинственное значение в земном развитии.

Этим было сказано все то, что дает внешний аспект, внешний вид великого изменения, происшедшего в отношении земного развития благодаря Принципу Христа. Мы могли бы теперь три года говорить об отношении числа 7 к числу 12 и все же должны были бы оставить непонятным еще многое из этой глубокой тайны нашего мирового бытия; но многое нам бывает нужно принять как указание и потом над этим поразмыслить. Если вы позволите сказать себе все высказанное, как некоторое разъяснение чисел 7 и 12, как путеводную нить в отношении времени и пространства, тогда многое для вас откроется все глубже и глубже, проникая в бездны глубоких тайн семи и двенадцати, скрытых для всего мира. Но для нас всех отношение чисел 7 и 12 должно быть ближайшим указанием на то, как глубоко было врезано явление Христа в мир, как нужно было искать новую путеводную нить, для того чтобы ориентироваться в мире.

Но есть и внутреннее отношение времени и пространства, и это внутреннее отношение я могу наметить вам совсем в общих чертах на рисунке, который, конечно, также не может разъяснить вам все до конца, но который покажет вам, что между временем и пространством существует отношение, связанное с числами 7 и 12. Я сделаю это также как обычно это делали в мистериях, указывая на космическое в отношении 7 и 12. Говорили: «рассматривая мировое пространство не как нечто абстрактное, рассматривая его так, чтобы земные отношения действительно относить к этому мировому пространству, нужно было бы эти земные отношения отнести к окружности, на которой мыслится 12 крайних точек знаков Зодиака, — Овен, Телец, Близнецы, Рак, Лев, Дева, Скорпион, Стрелец, Козерог, Водолей, Рыбы. Эти двенадцать основных зодиакальных точек были в то же время действительными, реальными символами древнейших божественно-духовных существ, символом, в котором известным образом мыслили себе действительность. Когда Земля была воплощена в Старом Сатурне, силы, приходившие из этих двенадцати направлений, уже действовали на этот Старый Сатурн, они действовали опять-таки во время старой солнечной эпохи, во время старой лунной эпохи и будут действовать дальше. Так что, в некотором роде, они суть нечто постоянное, стоящее далеко, далеко над тем, что возникает и проходит внутри нашего земного становления. Что символизировано в 12 знаках Зодиака — возвышающегося над тем, что проходит в ходе становления нашей планеты от Старого Сатурна к Солнцу, от Старого Солнца к Старой Луне и т.д. Между тем, как все происходящее здесь возникает и проходит, Зодиак имеет свое относительное постоянство, — постоянство, превышающее отношения Старого Сатурна, Старого Солнца, Старой Луны. И это, то, живущее во внешнем, в направлениях основных зодиакальных точек, и устремляющееся на нашу Землю из этих направлений, символизированных 12 точками, возвышено над тем, что разыгрывается на нашей Земле, как противоположение Добра и Зла.

Припомните, что в первой лекции этого цикла я обратил ваше внимание на то, что, проникая в астральную область, мы имеем дело с миром превращений, так что действующее с одной точки зрения как добро, с другой точки зрения может действовать как зло. Эти различия между добром и злом имеют свое значение в становлении по числу 7. Боги, символизированные 12 постоянными точками пространства, возвышены над добром и злом. Там, во внешнем, должны мы искать символы тех божественно-духовных существ, которые — будучи рассматриваемы сами в себе, без участия в нашей земной сфере, — возвышены над различиями добра и зла.

Но вот начинает быть подвижным то, что — допустим — проходит свое становление на нашей Землей, что принадлежит к нашей Земле. Это может совершиться только так, что среди этих постоянных божеств наступает как бы разделение и происходящее вступает в различное отношение к этим постоянным богам, которые разделяются на две сферы: на сферу Добра (верхняя часть рисунка) и на сферу Зла (под чертой). Само по себе ни верхнее, ни нижнее не есть ни добро, ни зло, но, воздействуя на становление Земли, оно действует в одном случае как добро, а в другом — как зло. Так что все, участвующее в верхнем, можно определить как сферу Добра, а все, участвующее в нижнем, как сферу Зла. Но в основе здесь лежит, — сегодня я не могу доказать этого, — верное представление, что все, хоть немного участвующее в сфере Добра, должно быть также названо добрым, так что, следовательно, и крайние точки (A,B на рисунке) должны быть обозначены как добро. Точно так же, как пять точек здесь на верху (2,3,4,5,6), должны быть обозначены как принадлежащие к сфере добра, так принадлежащими к добру должны быть обозначены и две крайние точки, ибо они еще вдаются в область добра, и лишь пять нижних точек имеют значение сферы Зла. Следовательно, как скоро то, что имеет — как я сказал, — постоянство в Девакане, не завися от времени, как скоро оно вступает во время, оно расчленяется на Добро и Зло. Из числа 12 постоянных точек, на стороне добра остаются 5, находящихся вполне в сфере Добра, и еще две крайние точки, в результате получаем 7. Отсюда мы говорим, что семь вытекает из двенадцати. Желая искать во времени доброе, совершенное, ведущее, мы должны говорить о Семи Мудрецах, о Семи Риши, и тогда этому соответствует действительность. Отсюда также представление, что светлому миру, верхнему миру принадлежит семь знаков Зодиака, что пять нижних, начиная от Скорпиона, принадлежит к мрачному миру.

Это должно быть лишь кратким указанием, что пространство, покидая сферу вечности и принимая в себя создания, протекающие во времени, расчленяется на Добро и Зло, выделяя наверх Добро, выделяя наверх семь из двенадцати, что число семь — это доброе число для временных отношений. Желая искать истину времени, мы должны видеть путеводную нить в числе семь, ибо то, что остается как пять, ввело бы нас в заблуждение. Здесь вы имеете еще и другую сторону этого.

Не говорите себе, в данное мгновение, что это трудно для понимания, но скажем себе: «мир глубок, и в нем должны быть вещи, которые трудно понять». Перед нами целая вечность для того, чтобы понять все, требующее понимания в мире.

Христос пришел в мир, чтобы быть и с мытарями и с грешниками. Он пришел, чтобы принять к Себе и то, что должно было быть прежде исключено. В Эдипе должно было быть исключено то самое, что было принято, как фермент, в жизнь Христа, это было для нас подтверждено сказанием об Иуде. Как новый хлеб должен принять в себя, как закваску, частицу старого, как фермент, для того чтобы возрасти далее, так новый мир, чтобы поспевать, чтобы стать истинно добрым, должен был принять, как фермент, нечто, идущее от зла. Поэтому отовсюду исключенный Иуда, ставший невозможным даже при дворе Пилата, мог быть принят там, где действовал Христос, пришедший вновь исцелить мир так, чтобы Семь могло превратиться в Двенадцать, чтобы то самое, что охватывалось числом Семь, могло теперь быть охвачено символом Двенадцати. Ближайшим образом число двенадцать представлено нам в двенадцати братьях Христа, в Двенадцати Апостолах.

Все это, как сказано, должно было обсуждаться лишь как указание на то, сколь глубока была перемена, наступившая со всем этим в становлении Земли. Можно со многих точек зрения раскрывать это значение Принципа Христа и Его вклада в становление Земли. Но затронутая здесь нами точка зрения также весьма значительна.

Теперь еще раз вызовем перед своей душой то, что произошло для нас из всего этого. — Что вместе с Христом в земное становление врезалось нечто совершенно особенное, — это всегда чувствовалось и признавалось в тайноведении, в тех местах, где оно воспитывалось истинным образом. В местах истинного духовного познания чувствовали и признавали, что существует одно, что ближайшим образом проходит через все, все культуры послеатлантического времени, что уже проходило через весьма древнюю индийскую культуру, древнеперсидскую, халдео-египетскую и т.д., что пройдет также через те культуры, которые последуют за нашей вплоть до ближайшей великой катастрофы и далее за нее. Таким образом, есть нечто, что здесь проходит, и, спросив себя: «где можем мы найти истинный образ того, что проходит через все человеческое развитие, где можно найти его как чувственно-созерцаемое или постигаемое человеческим рассудком», — мы должны обратиться к оккультному познанию и спросить: «как называется то, что может быть открыто в духовном мире, и что, как непрерывное духовное течение, проходит известным образом через все 7 культур?» — Как раз в восточной мудрости было запечатлено слово для того, что проходит через все культуры, будучи рассматриваемо в своей действительности, — оно не нечто абстрактное, а нечто конкретное, — некое существо. И желая ближе обозначить это существо, посланными которого были в сущности все другие существа — пусть то будут Семь Святых Риши или даже более высокие существа, совсем не сходившие до физического воплощения, — желая обозначить это главное существо, которое должны знать все культуры, которое проходит через все культуры, мы можем обозначить его одним наименованием, правильно запечатленным на Востоке. Мы можем охарактеризовать это существо как Великого Учителя, бывшего Учителем не только людей, — ибо люди, живущие в великой обширности земного становления, узнают о нем лишь на окружном пути, через учеников, и даже через тех, которые были учениками учеников этого Великого Учителя, — но они узнают о Нем. Все откровения, вся мудрость в мире ведет в конце концов к этому одному источнику, к источнику премудрости, которой обладает Существо, развивавшееся через все, все культуры послеатлантического времени, появлявшееся в той или иной форме в каждой эпохе, но остающееся всегда одним существом, основным носителем мудрости, являвшейся в самых различных образах. Когда я вчера описывал вам, что святые Риши, как бы вдыхая, конкретно воспринимали свою мудрость, то это самое, разлитое во внешнем, как душа света, и вдыхаемое святыми Риши как мудрость света, было излиянием того возвышенного Существа, о котором говорилось здесь. И в другие эпохи то, что мы могли отметить вчера как их мудрость (например, как она выразилась в совершенно другом миросозерцании в персидской культуре), снова изливалось от этого единого существа, Великого Учителя всех культур. Это существо, бывшее учителем святых Риши, Заратустры, Гермеса, учителем всех, — существо, которое можно определить как Великого Учителя, которое самым различным образом проявлялось в самые различные эпохи, то существо, которое ближайшим образом было, конечно, глубоко закрыто от внешнего взора, — определяют выражением, запечатленным на Востоке, как СОВОКУПНОСТЬ БОДИСАТВ — АДИ-БУДДА. Христианское мировоззрение определило бы его как Святого Духа. Говоря о Бодисатвах, говорят об одном существе, которое проходит через все культуры и тем или иным способом может возвещать о себе и являться людям. Это Дух Бодисатв.

К Бодисатвам обращали свой взор все они: святые Риши, Заратустра, Гермес, Моисей, — независимо от того, как они ощущали и называли постигаемое существо. Ему можно давать одно название, — это «Великий Учитель», и на него взирали все, которые хотели и могли воспринять учения послеатлантической эпохи. Этот Бодисатва — Дух нашей послеатлантической эпохи много раз принимал человеческий образ, но один из них имеет для нас наибольшее значение. Один Бодисатва принял далеко озаряющий человеческий образ, — независимо от того, как он проявлял себя прежде, — в том существе, которое обозначают как ГАУТАМА БУДДА. И это было развитием для упомянутого Бодисатвы, когда ему не нужно было уже оставаться только в верхних духовных областях, и когда он продвинул свое образование в духовных областях так далеко, что мог овладеть физической телесностью настолько, чтобы стать человеком в Будде. Итак, в Будде мы должны видеть вочеловечение одного из Бодисатв, одно из принятий всеобъемлющей мудростью человеческого образа, как они лежат в основе становления Земли. В Будде мы имеем как бы воплощение того великого учителя, который может быть назван просто самой мудростью. Таким образом, если мы правильно смотрим на Будду, он есть земное явление Бодисатвы. Но совсем не нужно думать, что Бодисатва воплощался только в Будде, совсем или отчасти он воплощался и в других человеческих личностях. Но такие воплощения мы не должны понимать по общему шаблону, уяснив себе, что, как один Бодисатва жил в эфирном теле Гаутамы Будды, так жил таковой же в других членах других человеческих индивидуальностей, и, потому что сущность Бодисатвы, унаследовавшего астральное тело Заратустры, влилась в члены других индивидуальностей, — например Гермеса, можно (но лишь понимая вещи таким образом) назвать воплощением Бодисатвы и другие индивидуальности, которые также были великими учителями. Можно говорить о возвращающемся все снова и снова воплощении Бодисатв, зная, однако, что Бодисатвы стоят за всеми теми людьми, в которых он воплощался, как часть того существа, которое самое есть личное выражение всемудрости нашего мира. Так, следовательно, смотрим мы, взирая на элемент мудрости, сообщавшийся человечеству в древние времена из люциферических миров. Взирая на него, мы взираем на Бодисатв. Но в отношении послеатлантического развития существует одно существо, основным образом отличающееся от Бодисатв, которое принципиально есть нечто другое, чем Бодисатва, которого нельзя смешивать с Бодисатвой благодаря тому, что оно однажды было воплощено в человеческой индивидуальности, имевшей в то же время излияния Бодисатвы, как Будда. Оттого что однажды жил человек, в котором воплотился Христос, и в которого в то же время вошли лучи Бодисатвы, в этом воплощении нельзя видеть главное в том, что в этой личности воплотился Бодисатва. Это Иисус из Назарета. В нем перевешивает, как раз во время трех последних лет, коренным образом отличный от Бодисатвы, принцип Христа. — В чем можем мы привести разницу принципа Христа и принципа Бодисатвы? В высшей степени важно знать, отчего Христос, однажды воплощенный в течение трех лет в человеческом теле, однажды, — (ни прежде, ни после того) — отчего Он может быть, как Христос, воплощен в человеческом теле? С тех пор Он достижим на пути во внутреннее человеческой души, прежде Он был достижим, когда взор был направляем вовне, как его направлял Заратустра. Чем отличается Христос, этот Принцип, это Существо, которому мы должны приписать такое центральное значение, от Бодисатвы? — Основное отличие Христа от Бодисатвы то, что Бодисатву мы должны называть Великим Учителем, воплощением мудрости, которая проходит сквозь все культуры и воплощается там самым различным образом, — Христос не только Учитель, это существенно. — Христос не только учит людей, Христос, — это существо, которое мы поймем лучше всего, отыскав его там, где мы его можем найти, на головокружительной духовной высоте, как объект инициации, и где можно сравнить Его с другими духовными существами.

Лучше всего мы можем охарактеризовать Его следующим образом: существуют области духовной жизни, где можно найти это высокое существо, Бодисатву очищенного, так сказать, от всей земной плоти, в его духовных свойствах, — и где можно найти Христа без всех тех покровов, которые Он принял на Земле и близь нее. Тогда там находят следующее: находят, так сказать, основание человечества, то самое, от чего происходит вся жизнь, — духовный первоисточник. Находят не одного Бодисатву, но целый ряд Бодисатв. Мы указали на того Бодисатву, который лежит в основании наших семи следующих друг за другом культур, точно так же существует Бодисатва, лежащий в основе атлантической мудрости и т.д. В духовных высотах вы находите ряд Бодисатв, великих учителей и просветителей в свое время не только людей, но и таких существ, которые не спустились в область физической жизни. Мы находим там их всех, сидящими; — если мы осмелимся проводить сравнения, — как Великих Учителей, они вбирают в себя то, чему они должны учить, — и в их середине мы находим одно Существо, представляющее собою нечто не только оттого, что оно учит, — это Христос. Он есть нечто не только потому, что Он учит, Он находится в середине Бодисатв, как Существо, воздействующее на окружающих Бодисатв тем, что они видят Его, на него взирают Бодисатвы, которым Он открывает свою славу. Если другие суть то, что они суть, благодаря тому, что они великие учителя, то Христос является тем, что Он есть для мира, только будучи самим собою, только через Свою Сущность. Его нужно только созерцать, и откровения Его собственного Существа есть нечто, долженствующее просто отражаться в Его окружении, тогда из этого возникает учение. Он не только Учитель, Он Жизнь («Я есмь путь, истина и жизнь»), жизнь, которая вливается в другие существа, становящиеся тогда учителями. Таким образом, Бодисатвы — это те, учения которых исходят оттого, что они наслаждаются блаженством, созерцая Христа в Его духовной высоте. И находя в течении нашего земного развития воплощения Бодисатв, мы называем такие воплощения великими учителями человечества, ибо Бодисатва это в них существенное. Христос не только учит. На Христе учатся Его пониманию, познанию того, что Он есть. Христос больше объект, чем субъект изучения. Поэтому Он есть Существо, имеющее совершенно другое значение, чем Бодисатвы, которые проходят через мир. Христос отличается от Бодисатв тем, что Он есть для мира то, что Он есть благодаря тому, что мир наслаждается Его созерцанием. Бодисатвы являются для мира тем, что они суть, будучи великими учителями. Поэтому, желая созерцать живую Сущность, источник жизни на нашей Земле, мы должны обратиться к тому воплощению, где был воплощен, как существенное, не только Бодисатва, где было воплощено то, что не имело необходимости оставлять после Себя какие-нибудь писания, что не оставило после себя учения, но собрало вокруг себя тех, которые распространяли о Нем весть и учение в мир. Значительно, что не осталось ничего, написанного Самим Христом, но что вокруг Него стоят учителя, говорящие о Нем так, что нам ясно, что Он есть объект, а не субъект учения. Это выражается в своеобразном обстоятельстве, означающем необходимость в явлении Христа здесь, — что от Него самого ничего не осталось, но что другие описали Его Сущность. Поэтому нисколько не удивительно, когда говорят, что все находимое как учение Христа, может быть найдено в других исповеданиях, ибо Христос совсем не просто Учитель, — ибо Он Сущность, желающая быть постигнутой как Сущность, — ибо Он хочет войти в нас не только через Свои учения, но через Свою жизнь. А поэтому мы должны свести все, все доступные нам учения мира, — и даже тогда мы еще не будем иметь всего, что может понять Христа. Если современное человечество не может обратиться прямо наверх, к Бодисатвам, чтобы духовными очами Бодисатв смотреть на Христа, то оно должно пойти еще в школу к этим Бодисатвам, чтобы научиться тому, что тогда в конце концов может сделать понятным Христа. Итак, желая стать не только причастным ко Христу, но и понять Христа, мы не должны смотреть на то, что сделал для нас Христос, мы должны тогда пойти в школу ко всем учителям Запада и Востока, для нас должно быть священной задачей усвоить себе учения всех стран света, и другой священной задачей для нас должно быть такое применение этих учений, чтобы из самых высоких учений совершенно понять Христа. Этим сказано нечто чрезвычайно значительное, этим сказано очень многое. Но то, что должны совершить люди, соответствующим образом подготовляется в тайных школах. Каждое время имеет свои особые задачи, каждому времени надлежит воспринять истину именно в той форме, в которой эта истина должна быть для данной эпохи человечества. Древнему индусу нельзя было дать современной формы истины, как и древнему персу. Ему нужно было давать истину в том образе, который отвечал особенностям его восприятия. Отсюда, в то время, которое другими своими особенностями было способно воспринять Христа на Земле, то есть в четвертый период, в греко-латинскую эпоху, — истина о Христе и о связанном со Христом мире должна была также быть привнесена в форме, соответствовавшей тогдашнему человечеству. Думать, что во время, непосредственно следующее за откровением Христа, была налицо уже вся истина о Христе, это значит вообще ничего не знать о преуспеянии человеческого рода.

 Тот, кто желает сохранить лишь учения первых веков после явления Христа, кто хочет видеть истинное, христианское учение только в том, что там написано и сохранено, тот ничего не знает о человеческом преуспеянии, тот не знает, что самый высокий учитель первых христианских веков не мог бы сказать людям о Христе ничего, кроме того, что они могли воспринять. Но так как люди первых христианских веков были прежде всего теми, которые, так сказать, глубже всего спустились в физический мир, то в своем понимании они могли воспринять сравнительно очень малое из более высоких учений о Христе. Сравнительно малое могло быть понято широкими, большими массами христиан о Сущности Христа.

Мы видели, что в Древней Индии существовало высокое ясновидящее созерцание вследствие тогдашнего положения эфирного тела по отношению к остальным членам человека, но для этого видения еще не пришло время видеть Христа, как нечто иное, чем Духа, находящегося в высоких областях, по ту сторону чувственного мира, — постигать Его иначе, чем Вишва-Карма. Во время древнеперсидской культуры впервые была возможность предчувствовать Христа за физическим Солнцем. И так это шло дальше. Моисей уже мог видеть Христа, как Иегову в громе и молнии, то есть совсем близко от Земли. А в Иисусе из Назарета увидели Христа воплощенным в человека. Вместе с этим человечество развивалось таким образом, что еще в Древней Индии мудрость была воспринимаема через эфирное тело, в древнеперсидский период — через астральное тело, в халдео-египетский период — через душу ощущающую, в греко-латинский период через то, что мы называем душой рассудочной. Душа же рассудочная связана уже своим пониманием с чувственным миром. Поэтому она потеряла широкий взгляд на то, что выходит далеко, далеко в сверхчувственный мир. Отсюда, в первые века христианства едва ли охватывали взором больше того, что лежит между рождением и смертью, и того, что сюда примыкает непосредственно, как близкий Девакан. О том же, что идет от Девакана к Девакану через многие воплощения, не знали ничего. Это зависело от человеческого понимания. Можно было объяснить только часть всей жизни: земную жизнь и примыкающую к ней часть Девакана. Поэтому вы и находите, что именно это и описано для широких масс. Но это не должно было быть сохранено навсегда. Нужно было обеспечить возможность расширения человеческого взора за пределы этой части понимания, нужно было обеспечить возможность для той всеобъемлющей мудрости, которую люди могли иметь во времена Гермеса, Моисея, во времена Заратустры, во времена древних индийских Риши, постепенно оживить снова, чтобы снова была дана возможность постигать Христа во все более и более широком понимании.

Итак, хотя Христос пришел в мир, но средства понимания именно в Его время были самые ограниченные. Нужно было обеспечить последующие времена, должны были вновь ожить все древние учения мудрости, с тем, чтобы эти учения мудрости мало-помалу могли быть поставлены на служение понимания Христа. Это могло произойти лишь следующим образом: в мистериях должно было быть создано нечто такое, чтобы древние учения мудрости могли быть все более и более переводимы в поток христианства. Действительно, великие сокровища мудрости принесли с собой те люди, которые перешли из старой Атлантиды в Европу и далее. В старой Атлантиде большинство людей были ясновидящими, они могли видеть в высоких областях. Но это ясновидение не могло развиваться, оно должно было укрыться в самые сокровенные, тайные школы Запада. Там оно направлялось существом, жившим до сих пор в глубокой тайне, скрывавшемся даже для тех, которые сами уже были невидимы, будучи учениками Великого Посвященного, который, так сказать, остался, сохраняя то, что могло быть перенесено из старой Атлантиды, сохраняя это для позднейших времен. Этого Великого Посвященного, создавшего на Западе таинственное место для хранения весьма древней атлантической мудрости, глубоко входившей даже во все, составлявшее тайны физического тела, — этого Великого Посвященного, сохранившего себя для позднейших времен, называют СКИФИАНОМ. И тот, кто познал сущность европейских мистерий, взирает на одного из величайших Посвященных Земли, когда произносится имя Скифиан.

Но тогда же, внутри этого мира, долгое, долгое время жило то существо, которое, рассматривая его в духовном аспекте, можно определить как Бодисатву. Этот Бодисатва был тем самым существом, которое, исполнив на Западе свою задачу, приблизительно в 600-м году до Р.Х., воплотилось в Гаутаме Будде. Так что существо, перешедшее тогда далее на Восток, было уже как бы на более высоком посту. Он был Великим Учителем, вторым великим хранителем печати мудрости человечества, и стал Гаутамой Буддой.

Кроме того была третья индивидуальность, предназначенная для великого. И эту третью индивидуальность мы знаем из различных лекций. Это тот, кто был великим учителем древней Персии, — великий Заратустра. Мы говорим о трех великих индивидуальностях, называя имена ЗАРАТУСТРЫ, ГАУТАМЫ БУДДЫ и СКИФИАНА. Называя имена Скифиана, Заратустры и Гаутамы Будды, мы говорим приблизительно о трех воплощениях Бодисатв. То, что жило в них, не было Христом. Христос жил на физическом плане лишь тогда, когда Заратустра после нескольких воплощений, воплотился сначала как Заратос или Назаратос в древней Халдее, а потом как Иисус из Назарета, — и, как таковой, на 30-м году своей жизни принял в себя Существо Христа, ибо Иисус из Назарета есть перевоплощенный Заратустра. Он жил в то время, когда жил также Пифагор, в древней Халдее, он был учителем Пифагора. Он ушел так далеко, что его физическое тело могло созреть для принятия в себя на 30-м году Христа, который есть совершенно другое Существо, чем Бодисатва. Это была констелляция.

Но человечеству должно было быть дано время пережить пришествие Христа, возвещавшего о Себе прежде Моисею на Синае, ибо это одно и то же существо: Яхве и Христос, — только в другой форме, в такой форме, которая есть предвозвещение Христа. Теперь должно было быть оставлено время человечеству для пришествия Христа. Это совершилось в то время, когда понимание таких вещей было самым ничтожным. Но было нужно обеспечить, чтобы понимание, чтобы мудрость становилась все большей и большей, и это обеспечил на Земле Христос. Но есть еще четвертая индивидуальность, за которой скрывается нечто для имеющих к тому понимание, которая еще выше, еще величественнее, чем три названные существа, чем Скифианос, Будда и Заратустра, и она — которая может быть названа в своей сущности великим посланником Христа — скрывается под именем МАНЕС. Манес собрал, немного столетий после того, как Христос жил на Земле, вокруг себя на одном из величайших собраний, когда-либо происходивших в духовном мире, трех значительных личностей 4-го века христианской эры. Манес собрал неких личностей с тем, чтобы обсудить с ними, каким образом в грядущем та мудрость, которая прошла сквозь смену времен в послеатлантическое время, могла бы ожить все больше и больше, все славнее и славнее. Каких же личностей собрал Манес на том достопамятном собрании, доступном лишь для духовного видения? Он призвал личность, в которой в то время жил Скифиан, — вновь воплощенный Скифиан времени Манеса. Это одна, вторая же личность — это физический отблеск вновь появившегося тогда Будды, а третья — это тогдашнее перевоплощение Заратустры. (Физический отблеск... — Не всякая физическая личность может быть принимаема как непосредственная реальность, она может быть Майей высшего, через него действующего существа. Так было это с вышеупомянутой личностью Будды.) Итак, мы имеем коллегию вокруг Манеса, он посередине, а вокруг него Скифиан, Будда и Заратустра. Тогда в этой коллегии был установлен план, каким образом вся мудрость Бодисатв послеатлантического эпохи могла бы все сильнее и сильнее втекать в грядущее человечества, и то, что было тогда решено, как будущее земного развития культур, потом сохранялось и было перенесено в европейские мистерии розенкрейцеров. В мистериях розенкрейцеров приходили всегда в общение индивидуальность Скифиана, Будды и Заратустры. Они были учителями в школах розенкрейцеров, учителями, посылавшими в дар Земле свою мудрость, потому что благодаря этой мудрости мог быть понят в своей Сущности Христос. Поэтому во всех школах розенкрейцеров с глубочайшим благоговением взирали на этих древних посвященных, охранявших весьма древнюю мудрость Атлантиды. На перевоплощение Скифиана, — в нем видели великого, почитаемого Бодисатву Запада; на временно воплощенный отблеск Будды, которого чтили точно так же, как одного из Бодисатв, и, наконец, на тогдашнее воплощение Заратустры. На них взирали, как на великих учителей европейских посвященных, на них взирали с глубоким благоговением, говоря себе, что среди них есть тот, учитель, который является перевоплощением Иисуса из Назарета, учитель, который есть перевоплощение Скифиана, и тот учитель, который (в вышеописанном смысле) есть перевоплощение Будды. Таково было положение. Лишь немногое из этих глубочайших тайн западного развития проникло в окружающий мир, — лишь нечто легендарное.

Чтобы упомянуть еще об одном, нужно сказать, что в средние века вы едва ли найдете местность, где не была бы распространена определенная легенда. Когда в Европе никто ничего не знал о Гаутаме Будде, когда предание о нем окончательно заглохло, рассказывали следующее (вы найдете это в тысячах и тысячах книг средневековья, ибо это было одним из распространеннейших рассказов той эпохи): однажды у одного индийского царя родился сын по имени Иосафат. Иосафату при его рождении было предсказано нечто значительное. Поэтому он был особенно охраняем своим отцом, он должен был узнавать только самое прекрасное, должен был наслаждаться полным блаженством, не должен был знать боли, страданий и несчастий жизни. Иосафат был охраняем от всего этого. Однако случилось так, что Иосафат однажды вышел из дворца и встретил больного, прокаженного, встретил состарившегося человека и труп, — это рассказывали об Иосафате. — Когда, глубоко потрясенный, он вернулся в королевский дворец, нашелся один человек, проникнутый до глубины сердца тайнами христианства, — Балаам, — он привлек Иосафата к христианству. Иосафат, переживший это, стал христианином. — Так рассказывала средневековая легенда. И теперь вам совсем не нужно прибегать к помощи Акаша-Хроники, но достаточно уже обыкновенного филолога, чтобы исследовать имя Иосафат. Иосафат происходит от древнего слова Иоафат, а Иоафат в свою очередь от Иоадасаф, который восходит к арабскому Будхазаф, означающее то же самое, что и Бодисатва. Таким образом, европейское тайное учение знает не только слово «Бодисатва», но оно знает, умея дешифрировать слово Иосафат, также и смысл этого слова. И в то же время оно знает, — даже это легендарное образование тайного учения на Западе, — что было такое время, когда то самое существо, которое жило в Гаутаме Будде, стало христианским. Это можно знать или не знать, но это все же остается истиной. Совершенно так же, как предания могут отставать от времени, так и люди еще теперь могут верить тому, во что верили тысячи лет назад и что может развиваться в преданиях: так можно верить будто вполне отвечает духовным мирам, что Гаутама Будда остался тем же самым, чем он был за 600 лет до Р.Х. Но это не так. Он поднялся выше, он развился. И в великих учениях розенкрейцеров сохранилось то, что в легендарной форме выразилось так, как я сейчас вам рассказывал.

Так снова мы находим в тайных школах Европы время от времени того, кто был носителем Христа, — Заратос или Назаратос, — Заратустру. Так находим мы снова Скифиана, так находим мы снова и третьего великого ученика Манеса — Будду, каким он был, пережив более поздние времена.

Так смотрел всегда познавший европейскую инициацию на смену времен, созерцая истинные образы великих учителей. Он знал, что через них, через Заратустру, Будду и Скифиана, в культуру будущего вливалась та мудрость, которая постоянно приходила от Бодисатв и которая должна быть обращена на то, чтобы постигнуть достойнейший объект всякого понимания, — Христа, — Который есть Существо, основным образом отличное от Бодисатв, — Которого можно постигнуть, лишь собрав всю мудрость Бодисатв. Поэтому в тайных школах Европы находится синтетическое слияние всех учений, данных миру тремя великими учениками Манеса и самим Манесом. И, если и не поняли еще Манеса, то придет время, когда европейская культура сложится так, что с должным поклонением и благоговением будут взирать вверх на Скифианоса, Будду и Заратустру. Они дадут людям учебный материал для того, чтобы понять Христа. Благодаря им все лучше и лучше люди будут понимать Христа. Средневековье начало, конечно, со странного поклонения и почитания Скифиана, Будды и Заратустры, когда их имена проникли немного вовне. Оно начало с того, что всякий, желавший исповедать себя христианином в известной христианской общине, должен был произнести формулу: «Проклинаю Скифиана, проклинаю Будду, проклинаю Заратоса». Это была распространенная во многих областях христианской эпохи формула, которой человек признавал себя истинным христианином. Но то, что тогда считали достойным проклятия, было коллегией учителей, члены которой наилучшим образом сделают Христа понятным для человечества, на которых человечество будет взирать, как на великих Бодисатв, дающих понимание Христа. Теперь человечество может вынести навстречу этим великим учителям лишь начало того, что в будущем должно стать великим и мощным, как понимание христианства. Это должно быть совершено нынешней теософией, она должна начать вносить в мир учения Скифиана, Заратустры (то есть позднейшего Иисуса из Назарета) и Гаутамы Будды. Мы начинаем ближайшим образом с внесения в культуру того элементарного, что мы от них узнаем. От Будды мы должны узнать учения о перевоплощении и Карме. Почему вливаются теперь в христианство учения о перевоплощении и Карме? Они вливаются оттого, что посвященные розенкрейцеры были научены самим Буддой, великим учителем перевоплощения. И также начнут понимать Скифиана, который может дать не только учение о перевоплощении человека, но и о том, что живет из вечности в вечность. Так все больше и больше будут понимать Существо мира, центральное Существо нашего мира — Существо Христа. Так все больше и больше вливаются в человечество учения посвященных. Теперь всякий теософ может принести только двоякое, как элементарное начало к тому, чем должны быть оба элемента в будущем духовном развитии человечества. То, что сходит во внутренне, как Христова Жизнь, будет первым элементом. То всеобъемлющее, чтоб как учения великих учителей человечества, даст понимание Христа, будет вторым. Христова Жизнь во внутреннем сердца, понимание Христа во внутреннем нашего постигающего духа — это и будут эти два элемента. Теперь, стоя при начале, мы можем начать с того, чтобы иметь правильное настроение во внутреннем. Поэтому соединимся для того, чтобы воспитывать верное настроение по отношению к духовному миру и ко всему, что из него родилось, по отношению к человеку. Чтобы воспитать верное настроение, сделаем постепенно свои силы, способными принять Христа во внутреннем, ибо, чем выше и чище сложится настроение, тем чище может быть также изжит Христос. И мы положим начало, изучая самые элементарные связи нашего земного развития, изучая то, что идет от Скифиана, Заратустры и Будды, беря это так, как они учат в наше время, как сами они это знают, как второй элемент. Мы ушли уже так далеко, что начинаем теперь распространять элементарные учения великих посвященных. Мы собираемся вместе, чтобы воспринять учения и разойтись обогащенные тем, что мы узнали. Но это не должно быть единственным. Мы должны уходить с наших собрании так, чтобы это обогащение наших познаний было зерном к облагорожению нашего настроения. Тогда будет обогащено не только наше знание, но мы унесем с собой нечто, как силу, которая воодушевит нас насквозь. Знание не останется сухим изучением, теоретическим знанием, оно войдет к нам в душу, в наши члены. И, выйдя в мир, мы утвердим господство того, что мы приняли в себя. Здесь мы восприняли знание, во внешнем, в мире, это знание на благо тех, которые имеют с нами общение, это знание превратится в силу. С одной стороны, мы будем несколько больше знать, с другой стороны, принимая в себя такое знание, которое есть жизненная сила, мы все дальше и дальше пойдем в укреплении нашего внутреннего исцеляющего эффекта. Мы выйдем отсюда не только как знающие, но и как более здоровые люди. Цель этих собрании в том, чтобы такие собрания наших друзей-теософов были бы в двух направлениях началом восприятия Христовой Субстанции, с одной стороны, а с другой стороны, восприятия формы Бодисатвы.

Пусть же это мало-помалу исполнится, хотя бы в нашем распоряжении были лишь слабые силы. Пусть мы все больше и больше будем возрастать в знании, и пусть это знание все больше и больше будет разгораться как душевный огонь, и станет исцеляющей силой для жизни нас и вокруг нас.

А теперь, — до свидания.

Припомните, что в первой лекции этого цикла.