Вступление человека в эпоху свободы (Пенменмаур, 31 августа 1923 года).

Из вчерашнего изложения эволюции мира в связи с эволюцией человека вы могли видеть, что в развитии мира и человечества наступил момент, когда человечество постепенно должно прийти к свободе. Обозревая прошлое развитие мира, мы находим, что в отношении трех своих главнейших деятельностей — походки, речи, мышления — человек был подготовлен выше него стоящими божественными духовными существами. Мы видим, как для того, чтобы то, что совершили эти божественные духовные существа, могло — хотя еще бессознательно во время земной жизни — действовать в человеке, он между смертью и новым рождением постоянно все снова приводится в общение с этими существами. Я хотел бы только напомнить, что я показал, как силами Солнца, Луны, а в солнечной области — благодаря Марсу, Юпитеру, Сатурну человек вводится в мир звезд, то есть в то, что духовно соответствует миру звезд. И дополнительно к этому я хотел бы сказать, что когда в этой жизни — между смертью и новым рождением — человек должен начать, так сказать, возвратное странствие, после того, как достиг в области астероидов до восприятия импульсов Сатурна, что на этом возвратном пути человек должен войти в общение прежде всего с высочайшими божественными духовными существами высших Иерархий — с Престолами, Херувимами, Серафимами. Это суть существа, которые в своих импульсах имеют одновременно духовное и бытие природы, — существа, которые оживляют, животворят, одухотворяют законы природу и, одновременно, хотят привести в созвучие с законами природы также и моральную жизнь всего Космоса. Это суть существа, которые, хотя и не проявляются никогда ни в какой физической форме откровения, но в духовном мире имеют едва представимую безграничную мощь, благодаря которой моральные законы могут поддерживаться в постоянной гармонии и созвучии с законами природы. Так, благодаря тому, что человек может во внеземном бытии все вновь оживлять импульсы прошлого, он приобретает возможность в своей эволюции действовать в смысле этих внеземных импульсов. Но в настоящую эпоху развития мира и человечества мы стоим перед жизненной задачей: все, что в прошлом было более или менее несвободно, что совершалось в человеке по высшему определению — все это воспринять в свободу человека.

Когда мы обозреваем эволюцию мира и человечества, то перед нами предстает в совершенно определенный момент как бы некий узел, через который человечество должно было пройти, переходя от прежней детерминации своего существа, от прежнего развития исключительно под водительством божественных духовных существ, к самостоятельной работе над возвышением своего существа в познании этих духовных существ, и благодаря этому, — к достижению свободы. Этот момент, который означает некоторым образом великий кризис для всей эволюции человечества на Земле, лежит около 333 года после Мистерии Голгофы. Все эти вещи, разумеется, примерны, так как счет времени также не вполне верный.

Когда мы рассматриваем этот критический момент в развитии мира и человечества, то можем охарактеризовать его приблизительно следующим образом. Мы можем сказать: если бы развитие человечества и самой Земли продолжалось, как прежде, если бы люди оставались только под водительством тех божественных духовных сил, которые до сих пор вели человечество, тогда человечество не перешло бы к свободе. Но что это значило бы? Человечество не перешло бы к свободе, это значило бы: равновесие между двумя частями человеческого астрального тела было бы нарушено именно в этот момент.

Представьте себе связь физического и эфирного тел; их я не буду сейчас рисовать, я нарисую только астральное тело. Это астральное тело до 333 года в основном всегда было таким, что на диаграмме я должен нарисовать его так: большая часть этого астрального тела, более сильная часть этого астрального тела была в верхнем человеке; меньшая часть была в нижнем человеке. Средний человек находится посредине — между тем и другим. Благодаря тому, что верхняя часть астрального тела была более обширной в те древние времена, высшие божественные духовные существа оказывали через посредство этого астрального тела свое мощное воздействие на человека. Но в плане всей эволюции человечества лежало следующее: если это, например, было состояние человеческого астрального тела, скажем, с 3000 года до Христа, то это было состояние астрального тела в 1000 году до Христа, то есть нижняя часть астрального тела становилась все больше, а верхняя — соответственно этому — становилась все меньше. И в 333 году было так, что верхняя часть астрального тела сравнялась с нижней. Это был кризис 333 года после Христа. И с тех пор верхняя часть астрального тела все уменьшалась у человека. В этом состоит его развитие.

Следовательно, мы не можем проследить действительную эволюцию человека, если не умеем увидеть того, что происходит с астральным телом человека в ходе эволюции Земли. Если бы человек не испытал этого уменьшения верхней части своего астрального тела, то его “Я” не могло бы приобрести достаточно сильного влияния. Человек никогда не мог бы стать свободным. Так что это убывание астрального тела происходит для пробуждения свободы. Я говорил уже, что развитие совершается не так, чтобы можно было спросить: почему боги не устроили все таким образом, чтобы это нравилось людям? Боги должны были устроить Вселенную такой, чтобы она стала возможной в себе. И тогда именно многое из того, что более всего не нравится людям, покоится на том, что не нравится человеку, если он не разовьет себя для понимания этого. Это уменьшение астрального тела связано еще с другим, ибо от величины астрального тела в верхнем человеке — не от всего астрального тела, но от размеров астрального тела в верхнем человеке — зависит та сила, с какой человек из своего “Я” и астрального тела может господствовать над своим физическим и эфирным телами. И благодаря уменьшению астрального тела действительно появилась опасность постепенного ослабления здоровья всего человечества. Мы представляем себе эволюцию человечества правильно только в том случае, если знаем, что свобода должна была быть куплена ценой общей, выступающей, конечно, не в форме, например, холеры или тифа, болезни, но в форме общего заболевания человека по всей Земле. Ибо свобода не может быть куплена иначе, как если я могу употребить это выражение ценой в известном смысле впадения в болезнь всего человечества.

Если бы и после 333 г. все силы продолжали действовать так же, как прежде, то люди на Земле становились бы все слабее и слабее. Они делались бы все более и более бессильными. И конец Земли наступил бы оттого, что человечество пришло бы в полный упадок.

Тогда именно произошло то, что я хотел бы охарактеризовать так: то единство божественных духовных сущностей, которое я обрисовал вам как пребывающее на Солнце, определило ниспослать на Землю своего посланника — Христа, дабы Он впервые свершил то, чего в таком роде никогда не проходили божественные духовные сущности, связанные с человечеством. Ибо, поистине, рождение и смерть суть совсем не то, как их представляет себе материалист, но они вступают только в земную жизнь человека. Все стоящие выше над человеком существа — Ангелы, Архангелы и т.д., вплоть до высочайших, не знали смерти; они проходили только через метаморфозы. Они изменялись из одной формы в другую. Они не рождались, но изменяли лишь образ. Они не умирали, но опять-таки изменялись из одного образа в другой. То же делает и человек, но при этом он снимает с себя свое физическое и эфирное тела, вследствие чего факт рождения и смерти для него есть нечто более радикальное, чем для всех других существ высших Иерархий. И руководители солнечных гармоний и солнечных импульсов определили ниспослать на Землю Христа, дабы Он, как существо, никогда прежде не знавшее рождения и смерти, прошел через эти чисто человеческие судьбы рождения и смерти. Таким образом, Мистерия Голгофы есть не только человеческое дело, но есть дело богов, которое приблизительно так можно охватить словами: солнечные боги собрались и держали совет, что должно быть совершено ими, дабы отвратить от человечества опасность все большего ослабевания благодаря уменьшению астрального тела.

И тогда на Землю был ниспослан Христос, прошел через рождение и смерть, разумеется, не как человеческое, а как божественное существо. И это имело такое последствие, что благодаря событию Голгофы, благодаря смерти Христа в развитие Земли вошли силы, оздоровляющие то, что в вышеописанном смысле причиняли силы, приносившие болезнь. Так Христос стал в истинном смысле слова космически-земным великим Исцелителем человечества. Это значит, что Его силы вошли во все то, что нуждалось в исцелении в человеке, так, чтобы человек мог со всем тем, что, с одной стороны, имеет тенденцию к разрушению, а с другой стороны, может быть исцелено Христом, чтобы со всем этим человек мог вступить на свой путь к свободе. Поэтому в мировом развитии было предусмотрено, чтобы за 333 г. до великого кризиса свершилась Мистерия Голгофы.

Следовательно, земная эволюция человечества шла и могла идти только так, что с 333 года человечеству грозило начало распада, начало всеобщего заболевания по всей Земле. Благодаря Мистерии Голгофы наступило великое, всеобъемлющее исцеление. Так что все, что человек делает не из своего самосознания, но что в более глубоких силах человечества идет к разрушению в будущем, — все это может быть исцелено Христом, может быть исцелено благодаря связи со Христом.

Так ставится Мистерия Голгофы в эволюцию Земли и человечества. Вплоть до IV в. после Христа люди, воспринявшие в себя духовную жизнь того времени, без сомнения, знали еще нечто об этих фактах, которые я сейчас изложил. Ибо во все времена, предшествовавшие Мистерии Голгофы, существовали те древние мистерии, в которых ученикам говорилось о прошлом эволюции человечества на Земле и также о грядущем Христе, о том, что должно исполниться в будущем эволюции человечества.

В сильных величественных образах открывалась ученикам мистерий связь человека на Земле с духовными существами высших миров.

И в эпоху Мистерии Голгофы все еще были, хотя и не настолько подвинутые вперед, как ученики древних мистерий, но все-таки были еще рассеяны в Передней Азии, Африке, на юге Европы отдельные люди, отдельные личности, которые под названием гнозиса — под этим названием он стал известен впоследствии — сохраняли в своем значении, в своей мудрости нечто от действительности тех событий, которые, собственно, происходят в эволюции Земли, в эволюции человечества и в которые так всесильно вошла для обитателей Земли Мистерия Голгофы. Но эти люди, которые знали еще тайны древних мистерий, были исполнены великой тревогой. Они знали, что в будущем человеческое понимание не будет уже достаточно высоко для того, чтобы постигать истинные, более глубокие начала эволюции на Земле и в человечестве.

И в некоторых личностях первых веков христианства можно заметить, что их наполняет определенное беспокойство, тревога, которая распространяется не на одни только земные дела, но касается судеб всей эволюции мира: сделает ли также и человечество себя действительно зрелым? Окажется ли оно настолько зрелым, чтобы воспринять то, что пришло через Мистерию Голгофы? Это был великий вопрос — я хотел бы сказать — преемников древних посвященных времен Мистерии Голгофы в первых четырех столетиях после Мистерии Голгофы.

И из кругов этих христианских посвященных первых веков христианства вышло удивительное поэтическое произведение первых 4-х столетий христианской эры — удивительное произведение, в начале которого было поставлено перед человечеством явление Христа на Земле, а затем, в захватывающих образах чисто драматически — хотя само произведение было выдержано в эпическом тоне, — в сильных образах были показаны люди ближайшего будущего, которые своим пониманием не будут уже достигать до того, что они должны были бы понять именно для блага эволюции человечества. И после того, как в величественных картинах было показано нечто — относительно солнечного решения богов, о котором я упоминал выше, — после того, как в этом эпосе захватывающим образом было представлено нисхождение Христа в человека Иисуса из Назарета, в третьей части изображалось, как в развитии человечества в новой метаморфозе должно наступить вновь пробуждение существа древней Деметры и Изиды. Изображалось, как существо Деметры и Изиды в будущем должно быть почитаемо в особом, величаво обрисованном человеческом образе. Это рисовалось как то, что должно было появиться из будущего как род обетования человечеству. Эти, я хотел бы сказать, поэты из священнослужителей первых 4-х христианских столетий описывали, по крайней мере, наиболее выдающийся из них, как в дальнейшей эволюции Земли должно действовать известное служение, отправляемое всеми, кто хочет прийти к учености — к жизни духа. Был установлен род жертвенного служения для всякого, кто хотел вступить в область учености, в жизнь духа. Далее в этом эпосе изображен более молодой человек, который должен овладеть всем пониманием этой эволюции человечества; показано, как в свои молодые годы он должен был развивать то, что мы называли теперь некоторого рода культом Марии, развивать этот культ, как переход от своих молодых лет к более зрелым годам. Это культовое действие, которое, собственно, должно было бы совершаться над каждым ищущим учености, ищущим мудрости человеком, дабы люди могли найти связь с тем, что вошло в человечество благодаря Мистерии Голгофы, — это жертва, служение было обрисовано в живых красках. Величавый, красочный эпос возник в первых 4-х столетиях христианства. И в числе тех, которые жили более или менее в атмосфере этого эпоса, были также живописцы-священники, которые, хотя и в простых популяризующих живописных приемах, но в захватывающих образах, художественно передавали эти сцены.

Это поэтическое произведение существовало. Вместе со всем положительным, что исходило от гнозиса, оно было уничтожено позднейшей церковью. И достаточно вспомнить, что только благодаря так называемому случаю, впоследствии были спасены сочинения Скотта Эригены, чтобы не находить уже абсолютно абсурдным, когда, исходя из духовного исследования, должно быть сказано, что величайшая поэма, порожденная Новым Заветом, была вырвана с корнем позднейшей церковью, так что в последующих столетиях от нее ничего не осталось. Но она существовала. Она была уничтожена вместе со всеми примыкавшими к ней, несомненно простыми, но трогающими сердце картинами художников. В эту поэму была также вложена вся та огромная тревога, какую испытывали преемники древних посвященных в первые века христианства. Тон строгой печали пронизывал все это произведение. И мы можем сказать, что вплоть до 4-го и даже до начала 5-го века способность понимать эти вещи сохранялась у некоторого количества людей, не перешедших к августиновскому направлению, которое двигалось совсем в другом потоке; понимание этих вещей еще сохранялось у этих людей, но оно не могло удержаться в том непосредственном виде, каким оно было тогда.

Жизнь людей в южной части Европы настолько понизилась, что не могла уже охватить этого понимания. И тогда то, что лежало в основе понимания, кристаллизовалось, застыло в догматах, которые остались, но которые могли удержаться, собственно, лишь потому, что становящийся все более и более мертвым латинский язык сохранял то, что некогда было. Но это распространение латинского языка в средневековье среди тех, кто приходил тогда к мудрости, вело лишь к тому, что прежнее живое понимание застывало в словах; так что в конце концов то, что знали о Троичности, о вочеловечении Христа, о сошествии Духа, о великом процессе исцеления, о котором я говорил, — все это застыло в догматах, которые передавались на латинском языке; и сами слова перестали уже относиться к тому, что было прежде их истинным содержанием. Так, в распространявшейся учености Запада, имевшей своим посредником латинский язык, постепенно иссякало то, что поистине в светоносном образовании пронизывало, например, ту уничтоженную поэму. И затем пришли все те молодые, передвинувшиеся преимущественно с Востока, народы; они получили то, чем был Импульс Христа, несомненно, уже в латинизированной, застывающей форме.

Мы должны представить себе поднимающийся с юга на север застывающий Импульс Христа и распространяющиеся на севере народности, которые, воспринимая христианство, не имели в своих молодых духовных способностях достаточной силы, чтобы, я хотел бы сказать, оживить и вывести из застывших догматов то огромное, что в них заключалось. Последствия этого видны еще и поныне. Вы повсюду находите в этих северных странах силы, которые, по-видимому, но только, по-видимому, слишком поздно восприняли с юга засохшее, застывшее в догматах христианство, но которые в действительности призваны к тому, чтобы из непосредственного духовного познания — и именно в полной свободе — снова открыть тайны Мистерии Голгофы, вступления Христа в жизнь Земли. Ибо также и этот факт, что после 333 г. застывшее христианство поднялось из Италии на север, куда пришли молодые народы — поздние потомки, которые имеются всюду в России, Швеции, Норвегии, в Англии, в Средней Европе, — все это в конце концов было именно для того, чтобы люди могли воспринять Импульс Христа в свободе.

И, таким образом, задача тех народов, которым преимущественно должно быть сказано об антропософии как о том, что принадлежит к их культуре, состоит в том, чтобы воспринять со всей полнотой связь Христа Иисуса и научиться понимать, что без Импульса Христа человечество должно было бы застыть в процессе солевых отложений (склеротизации). Мы можем употребить это физическое выражение, ибо вплоть до физического исцеления человечества проникает Импульс Христа. И Христос стал великим носителем света, духовным Светоносцем, Который светоносно противодействует процессу соляного затвердения человечества. — Это были слова, которые постоянно звучали в первые века христианства. И как лейтмотив они пронизывали также упомянутую выше уничтоженную поэму и Скотта Эригену. Так должны мы всегда ставить себя между прошлым и будущим в настоящем.

Так должны мы уметь видеть прошлое. Разумеется, то, что я сказал об утерянной поэме, об утерянном знании, я не стану навязывать вам как догмат. Я далек от этого. Но метод, который ведет к исследованию истинного духовного пути человечества, приходит к познанию этих фактов с той же достоверностью, с какой устанавливают теперь факты в естествознании, и с большей достоверностью, чем та, с какой создают теперь естественнонаучные гипотезы; самой поэмы, о которой я говорил, уже не существовало после 4-го века христианской веры. Но имелись еще различные сведения о ней, не письменные, а передаваемые устно от человека к человеку, и в отдельных кругах продолжала жить память об этой поэме. Одним из тех, кто еще смутно чувствовал, хотя и в значительно измененном, утратившем свое первоначальное величие образе, то настроение и творческую силу человечества, из которой вышла эта поэма, — одним из них был учитель Данте (Брунетто Латини). И можно сказать, что на этом пути, впрочем, ориентированная уже в сторону догмы, существовала некоторым образом также и «Комедия» Данте в известной инспирации в первых веках христианства.

Я, разумеется, знаю, что можно возразить теперь против такого изложения истории, и, конечно, мог бы сам сделать себе те возражения, какие могут возникнуть с той или другой стороны. Но сколько бы мы ни признавали точность той истории, какую человечество изучает теперь в низшей и в высшей школе, с каким уважением мы ни относились бы к этой точности, опирающейся на документы и на добросовестную историческую критику, — что в этом пользы? Ибо когда-нибудь человечество должно будет все же признать: это не есть истинная история, так как в этой истории нет тех документов, которые с течением времени были устранены человечеством. Поэтому история может быть сколько угодно добросовестной в смысле документальности, но действительную историю, так же, как и действительное познание природного и звездного мира, мы можем получить только из духовного исследования.

Поэтому человечество должно развить в себе мужество не только для того, чтобы говорить о звездном мире так, как о нем говорилось здесь в последние дни, но оно должно развить и другое мужество: присоединить к обычному историческому изложению то, что в нем необходимо отсутствует, ибо известные круги были заинтересованы в исчезновении для потомства соответствующих документов. Но в том, что живет в человеческих душах, продолжают действовать импульсы, также и уничтоженные импульсы; эти, теперь уже не записанные, но некогда живые в человечестве, импульсы действуют в том, что могут увидеть люди более позднего времени. Поэтому, если в своей эволюции человечество хочет перейти к предназначенному для него будущему, оно должно развить и другое мужество: присоединить к обычному историческому изложению то, что в нем необходимо отсутствует, ибо известные круги были заинтересованы в исчезновении для потомства соответствующих документов. Поэтому, если в своей эволюции человечество хочет перейти к предназначенному для него будущему, оно должно будет в известном отношении научиться не только некоторым новым понятиям, но и новому взгляду на истину. Ибо, в сущности, мы должны снова найти Христа. Он должен снова приблизиться. И Его новое Пришествие предполагает, что в этом столетии уже существует такое человечество, которое способно понять, каким образом Он появится, в каких явлениях Он себя откроет.

Все это суть вещи, которые мы должны внутренне пережить, если хотим поставить себя в правильное отношение к настоящему, прошлому и будущему в эволюции Земли и человечества. И это, я хотел бы сказать, звучит нам навстречу всякий раз, когда мы имеем где-либо перед собой духовное стремление древности и умеем увидеть его истинно духовно-душевно. Когда мы поднимаемся на эти горы и находим там друидические сооружения, следы духовной жизни древней эпохи, то это может быть для нас напоминанием, что стремление к духу этих людей далекого прошлого, которые по-своему созерцали грядущего Христа, может найти свое исполнение только если мы, со своей стороны, будем иметь духовное познание, исходящее из духовного созерцания, благодаря которому мы по-своему будем видеть грядущего Христа, Который должен снова прийти, ибо теперь человечество впервые может познать Его в духовном образе, подобно тому, как некогда Он в телесном образе прошел через Мистерию Голгофы. Все это мы особенно живо чувствуем здесь, в этих местах, где сохранились такие прекрасные памятники старины.