Антропософия - Антропософия

http://anthroposophy.ru/index.php?go=Pages&in=view&id=139
Распечатать

Переживания сна у человека как предвестия жизни после смерти (Пенменмаур, 26 августа 1923 года).



В разъяснениях относительно сна и бодрствования в человеке, с одной стороны, и о строении человека — с другой стороны, можно было видеть, как вместе со сном человек переживает действительно глубокое разъединение своего земного существа.

Из различных сообщений последних дней мы видели, что должны различать в человеке то, что является в нем чувственно-воспринимаемым, — его физическое тело, и то, что уже не воспринимаемо чувственно-физически, что может быть воспринято только в имагинации, — его эфирное, или, как я должен также сказать, его силообразующее тело. Это силообразующее тело содержит в себе живые силы, которые заставляют человека расти, которые лежат в основе процессов питания, всего построения человека и т.д. Но это же силообразующее тело содержит в себе, как мы видим, также всю систему человеческих мыслей. В это силообразующее, или эфирное, тело, а также в физическое тело включены затем два высших члена человеческой сущности, то, что можно обозначить (я сказал уже, что не следует смущаться терминологией) как астральное тело и как собственно организацию “Я”. Когда человек проводит свою дневную жизнь, то эти четыре члена человеческой природы пронизывают друг друга, находясь во взаимодействии в тесной связи. Когда же человек переходит к состоянию сна, то физическое и эфирное тела отделяются. Они остаются — если я могу употребить это выражение — в постели. И в чисто духовный мир вступает астральная организация и организация “Я”.

Так что от засыпания до пробуждения человек разъединен в своем существе: с одной стороны сказывается физическая организация и эфирная организация, которые удерживают при себе также и весь мысленный мир человека, и, с другой стороны оказываются “Я”-организация и астральная организация. Кажется, на этих днях кто-то выразил опасение: если во время сна весь мир человеческих мыслей остается в эфирной организации, то этим исключается возможность переносить в состояние сна действие мыслей, которые развиваются лишь в бодрствующем состоянии. В этих словах проявилась как бы своего рода боязнь, что если, например, облечь в мысли те или иные пожелания, касающиеся других людей, или отнести эти мысли к тому, что находится в состоянии сна, то сила этих мыслей может быть потеряна, так как человек не берет их с собою в сон.

На это я хотел бы ответить сравнением. Вы, конечно, никогда не слышали, чтобы тот, кто хочет попасть в цель из ружья, должен был бы для этого тут же бросить в нее самое ружье. Он делает выстрел, а ружье удерживает при себе. Поэтому никак нельзя сказать, что в цель ничего не попало оттого, что ружье осталось на месте. Так же мало можно подумать, что воздействия бодрствующей жизни, мыслящей дневной жизни, останутся безрезультатны для жизни сна оттого, что сами мысли удерживаются в физическом и эфирном телах и не посылаются в жизнь сна. В этих крайне тонких вещах необходимо мыслить всегда вполне точно, так отчетливо и точно, как этого, собственно, даже не требуется для физического мира, где вещи внешнего мира тотчас же вносят свой корректив. Из того, что было сказано здесь в эти дни, можно видеть, что между физическим и эфирным телами существует гораздо более тесная связь, чем между эфирным телом и астральной организацией. Ибо физическое и эфирное тела остаются связанными друг с другом в течение всей земной жизни. Они никогда не разъединяются, не разъединяются даже в состоянии сна. Эфирное же тело и астральное тело должны разъединяться во время сна. С другой стороны, тесная связь существует между “Я” и астральной организацией, так как и они, в свою очередь, никогда не разлучаются во время земной жизни. Связь же между астральным телом и эфирным телом слабее. Здесь именно может произойти разъединение. Это имеет совершенно определенное последствие для земной человеческой жизни, а также и для внеземной человеческой жизни. Когда мы находимся в бодрственном состоянии, то своим “Я” мы оживляем в себе органы чувств, своим “Я” — нервную систему и то, что тогда возникает, мы посылаем в эфирное тело и в физическое тело, так как для возможности жизни в физическом мире мы должны все, что переживается в “Я” и астральном теле, посылать вниз, в эфирное тело и в физическое тело; поэтому материализм и может думать, что физическое тело есть все для человеческого существа, так как, действительно, все должно отпечатлеваться в физическом теле во время жизни между рождением или, скажем, зачатием и смертью. Но эта работа над включением переживаний земного бытия в эфирное тело и в физическое тело не проходит без трудностей и препятствий. Мы, в сущности, никогда не можем сразу же послать вниз, в органы, принадлежащие эфирному телу и физическому телу, то, что мы переживаем благодаря чувствам, то, что мы вносим в нашу нервную систему благодаря мышлению.

То, что мы воспринимаем во внешнем физическом мире в момент восприятия, оформлено так, что оно подобно внешнему бытию. Если мы воспринимаем, например, что-нибудь угловатое, то в нашем “Я” и астральном теле образуется внутреннее переживание угловатости. Но оно не может быть воспринято непосредственно в эфирное тело.

Эфирное тело противится сначала принятию того, что мы переживаем в чувственно-внешнем мире. Эти отношения может осветить только имагинативное познание. Обыкновенное чувственное наблюдение, или чувственный эксперимент над человеком, или же интеллектуалистическое размышление недостаточны для того, чтобы исследовать этот процесс, который состоит именно в необходимом преобразовании и видоизменении чувственного восприятия так, чтобы оно могло затем жить в нашем эфирном теле и физическом теле и чтобы мы могли отделиться от него во время сна. И только если мы обладаем способностью наблюдать истинное отношение между сном и бодрствованием у земного человека, только тогда мы можем заметить ту постоянную борьбу, которая имеет место в жизни. Итак, мы воспринимаем внешне впечатления, внешне переживания. Но они не могут сразу же проникнуть в физическое и эфирное тела, ибо если я могу взять это грубое сравнение, то переживание, какое мы имеем, например, от угловатого предмета, может войти в эфирное тело, в физическое тело не прежде, чем оно будет закруглено, примет сперва соответствующую им форму. Необходимо основательное преобразование внешнего впечатления.

Это преобразование переживаний, которые вначале так же летучи, как само “Я” и астральное тело, в пластическое образование, которое может жить затем в эфирном теле, и в пластицирующее движение, которое может существовать затем в физическом теле, — это преобразование вызывает внутреннюю борьбу, которая для обычного современного сознания остается, разумеется, бессознательной, но кто имеет имагинативное познание, тот может видеть эту борьбу, которая, как правило, продолжается 2-3 дня. Нужно два, иногда три раза проспать с каким-нибудь переживанием, прежде чем оно свяжется с другими переживаниями, которые стали уже отпечатками в физическом и эфирном телах.

И мир сновидений выражает, собственно, внешне, но именно только внешне эту борьбу. Когда человек видит сон, то, как я это уже показал, его “Я” и астральное тело вдвигаются в эфирное и физическое тела и задерживаются. Эти задерживания есть выражение борьбы, которую я вам теперь описываю и которая длится приблизительно 2-3 дня. Когда мы только один раз проспим после переживания, то оно еще недостаточно погружается в эфирное тело. Только после того, как мы сделаем это 2 или 3 раза, оно входит вполне в эфирное тело. Таким образом, там, где человек менее прочно связан со стороны своего астрального тела и эфирного тела, мы видим постоянное взаимодействие, переход из одного в другое. Нарисуем совсем грубую схему: если это — эфирное тело, а это — астральное тело во время сна, то при пробуждении или засыпании здесь, на границе, имеет место непрерывная борьба, оживленное движение, которое внешне выражается в сновидении, но которое внутренне означает включение переживаний в эфирное и физическое тела. И только после того, как человек 2-3 раза, а иногда и больше, проспит после какого-нибудь переживания, это переживание свяжется в нем с тем, что было уже связано с его эфирным и физическим телами как воспоминание.

Ибо дело именно в том, чтобы переживание превратилось в воспоминание, которое тогда остается также лежать в постели, в то время как мы спим, ибо оно есть, собственно, выражение физического и эфирного тела в мыслях. Итак, только через 2-3 дня переживание вплетается в ткань воспоминания.

Восприятие этого процесса является в высшей степени значительным переживанием для имагинативного познания.

Глубоко значительна уже самая форма, в какой это выражается. Мы воспринимаем внешние земные переживания, придавая им определенные контуры согласно природным законам. То, что предстает перед нами в земном бытии, мы переживаем именно в определенных контурах, хотелось бы сказать, форме природных законов.

Эти законы природы растворяются, когда переживание включается в эфирное.

Все, что в чувственном мире имеет твердое очертание, становится тогда, я хотел бы сказать, мягкообразным. Что неподвижно — становится подвижным, что имеет углы — становится закругленным.

То, что человек переживает интеллектуально, становится тем, что он переживает художественно. В этом лежит внутренняя причина того, почему в более древние времена, когда люди инстинктивно видели еще то, что я вам сейчас обрисовал, искусство совсем иначе входило в жизнь, чем теперь. Даже в эпоху Ренессанса, при обращении к старому искусству, как у Рафаэля и других художников Ренессанса, сохранились еще хотя бы традиции этого претворения интеллектуального в художественное. Ибо как только мы переходим в сверхчувственное, так в то же мгновение интеллектуальное теряется в своей форме и претворяется в художественное. Когда в современном искусстве люди придают так много значения натурализму и хотят сделать все по модели, они показывают тем самым, что отошли от истинного искусства. Человечество должно снова вернуться к этому истинному искусству. Итак, человеческая жизнь слагается, как я это сейчас показал, таким образом, что человек всегда может сказать: я имею переживание; через 3 дня оно вливается в эфирное тело.

Когда человек проходит через врата смерти, тогда — чего никогда не случается в земной жизни — эфирное тело отделяется от физического тела, и то, что прежде на продолжении 2-3-4 дней вплеталось в эфирное тело, теперь опять растворяется в эфирном теле, освобожденном от физического тела. Причем, растворение продолжается приблизительно столько же времени, сколько продолжалось включение. Имагинация, которая может судить об этом правильно, показывает, как физическое тело своей опорой сдерживает вместе то, что постепенно входит в эфирное тело; когда же со смертью физическое тело отпадает, то в первые дни после смерти можно видеть, как все, что было вплетено в эфирное тело, переходит опять во всеобщий космический эфир, опять растворяется. И это переживание растворения всего содержания воспоминания человек имеет опять-таки в течение 2-3-4 дней после своей смерти. Это можно назвать сложением с себя эфирного тела. Но это сложение есть все большее и большее разрастание воспоминаний; они теряют третье измерение, становятся двухмерными, становятся чисто образными. И цельная картина его жизни встает перед человеком, проходя в живых образах, — после того, как он прошел через врата смерти, — приблизительно в течение 2-3-4 дней, индивидуально различно у каждого человека.

Но как тот, кто изучает ботанику, может по семени растения видеть, какое растение из него выйдет, так тот, кто достиг имагинативного познания, видит не только после смерти (человека) этот переход эфирного, то есть всей системы воспоминаний, в Космос, но он видит это, когда оно имеется еще в прообразе. А в прообразе оно всегда имеется у человека. Если мы в состоянии правильно понять то, как приблизительно через 3 дня одно вполне переходит в другое, то в этом включении переживаний в состав эфирного тела мы видим в прообразе подготовляемым именно то, что через 2-3-4 дня после того, как человек пройдет через врата смерти, будет пережито им внутренне; если в земном бытии человек, когда он не пришел к имагинативному познанию, более или менее бессознательно переживает это включение переживаний в сдерживаемое физическим телом единство воспоминаний, то непосредственно после смерти он переживает развитие, развертывание, переход своих воспоминаний в Космос. Следовательно, то, что мы каждый раз между засыпанием и пробуждением покидаем как богатство наших мыслей, это переходит непосредственно после смерти, соединяясь с Космосом, во всю Вселенную. Это есть то, что со смертью мы можем передать космическому бытию. Эти вещи нужно воспринимать не только умом, но также и сердцем. Ибо этот факт вызывает в нас чувство, что человек стоит в мире так, что он не смеет воспринимать свое бытие эгоистически, но что он стоит в мире как мыслящее существо, причем, эти мысли не суть то, что он может удерживать в себе, а то, что после его смерти должно перейти в общий Космос, стать силами, которые продолжают действовать в Космосе. Если мы мыслим хорошо, то после смерти передаем в Космос наши добрые мысли. Если мы мыслим дурно, то после смерти мы передаем Космосу наши дурные мысли, ибо человек живет не только для того, чтобы развиться в свободное существо. Последнее, конечно, необходимо. Но достигнуть этого он может именно на основе того, к чему он еще предназначен. Он предназначен также и для того, чтобы быть существом, над которым работают сами боги, дабы вести Космос вперед от эпохи к эпохе. И я хотел бы сказать: то, что боги хотят внести в Космос как мысли, они должны подготовить при посредстве того, что может быть помыслено и продумано в отдельной человеческой жизни. Это есть место, где боги должны развивать и воспитывать мысли, постоянно необходимые им для развития мира, чтобы вносить их как истинные импульсы сил в свой Космос.

Мы, разумеется, знаем, что когда человек находится в состоянии между засыпанием и пробуждением, то он живет своим “Я” и своей астральной организацией вне физического и эфирного тел. В этом состоянии он, как душевно-духовное существо, как “Я” и астральное тело, вплетен в ткань духовных сил, которые пронизывают весь Космос. Он пребывает в том мире, который — если я хочу употребить это образное выражение — находится за пределами его кожи, в том мире, который от пробуждения до засыпания он воспринимает только в своих чувственных впечатлениях. Следовательно, он вступает во внутреннее существо вещей, которые в бодрствующей жизни открывают ему лишь свою внешнюю сторону. Но только в то, что переживает астральная организация вне физического и эфирного тел, может быть внесено то, что переживает там вовне “Я”. Поэтому в течение всей земной жизни эти переживания, которые “Я” имеет во сне, остаются именно подсознательными для обыкновенного сознания и даже еще для имагинативного сознания они открываются только инспирированному сознанию, как я описал это на днях. Следовательно, мы можем сказать: в отношении того, что человек переживает таким образом, что оно может стать мыслью, он имеет во сне достаточно собранной силы, чтобы отпечатлеть это вниз, в эфирное тело. Но во время своей земной жизни он не имеет достаточно силы в отношении того, что от засыпания до пробуждения его “Я” переживает как желания, как влечения, которые опираются на земные переживания и которые также протекают именно от засыпания до пробуждения, так что в нашу эпоху, действительно, только претворимая в мысли или отпечатлеваемая в мыслях часть жизни сна переходит в сознательную бодрствующую жизнь земного человека. Напротив, я хотел бы сказать, за завесой бытия остается то, что переживает, собственно “Я” в то время, когда спит.

Здесь перед имагинативным и инспирированным сознанием выступают вещи, которые, хотя, разумеется, и понятны для здорового человеческого ума, если человек будет достаточно беспристрастен, но которые именно в современной цивилизации встречаются с величайшим предубеждением. Уже для того, чтобы понять тот факт, что все, являющееся в физическом мире трехмерным, — а в физическом мире, в сущности, все воспринимается именно трехмерно, — понять, что при запечатлении в эфирное тело это должно перейти из пластической формы в образную, из трехмерного — в двухмерное (из скульптурной — в живописную), уже для понимания этого факта требуется беспристрастие. Ибо как только мы переходим к имагинации, так тотчас же перестаем иметь дело с тремя или даже — как предлагает научное заключение — с четырьмя измерениями, а наоборот, имеем дело с двумя измерениями.

Трудность представить себе то, что тогда переживается, проистекает исключительно от привычки в земных восприятиях считаться с тремя измерениями, и поэтому, когда нужно перейти к двум измерениям, то говорят: да, но ведь два измерения находятся внутри трех измерений, два измерения плоскости могут лежать так или так, и поэтому мы имеем все-таки третье измерение. Однако мы его не имеем, и как только мы входим в имагинативный мир, так третье измерение теряет значение; стоит ли плоскость так или иначе, это безразлично; третье измерение отпадает, как только мы вступаем в эфирный имагинативный мир. Поэтому для эфира все уравнения должны быть трансформированы таким образом, что они развиваются не в трехмерном, а в двухмерном мире. Это замечание я вставляю только для математиков.

Но когда затем мы хотим перейти в мир, который доступен для инспирации и в котором наше “Я” пребывает между засыпанием и пробуждением, то этот мир является одномерным миром. Тогда мы вообще имеем дело лишь с миром одного измерения. И этот переход к миру одного измерения, восприятие которого предполагает способность инспирации, способность действительно созерцать то духовное, в чем мы живем между засыпанием и пробуждением, понимание этого одномерного мира развивалось во все времена в науке инициации. Я говорил уже вам, что в типе Якоба Беме проявляется не внешняя физическая сила Солнца, а скрытые солнечные силы. И эти скрытые солнечные силы именно таковы, что они не распространяются трехмерно, а воспринимаются лишь в одном измерении. Древняя, более инстинктивная наука инициации могла проникать к этой инспирации без ясного, самостоятельного знания об этом, но она проникала. И многое из того, что сообщается еще в памятниках более древних эпох человечества, может быть понято, только если знать, что это относится к двух- и одномерному миру, который достижим только для инспирации, то есть относится к скрытым для нашей земной жизни солнечным и звездным силам. Но между засыпанием и пробуждением мы живем не во внешних проявлениях сил Солнца, а в сокровенных солнечных силах. Эти скрытые солнечные силы пронизывают, например, некоторые камни также и тогда, когда открытые солнечные силы не проходят сквозь эти камни. Но, пронизывая эти камни, они становятся одномерными. И кто достигает до созерцания в инспирации, тот может видеть тогда сквозь эти всегда непрозрачные камни именно не физический свет, а сокрытые силы Солнца; таким образом, камни становятся проницаемыми для сокрытых солнечных сил и проницаемыми также для сил инспирации. В самые древние времена развития человечества не нуждались в таких вспомогательных средствах. Но когда старое инстинктивное ясновидение, которое давало основу для древней науки инициации, стало уже убывать, тогда обратились — я хотел бы сказать — к известного рода аббревиатурам для того, чтобы все-таки видеть то, чего не могли уже видеть с помощью инстинктивного, инспирированного познания. Для этого прибегали к такого рода аббревиатурам. Представьте себе некоторое количество составленных вместе камней — я рисую их сперва взятыми как бы сверху. Теперь я рисую их сбоку. Теперь я кладу сверху камень — профиль этот выглядит так*. Когда все это сложено таким образом, что в известных случаях мы имеем солнечные лучи, которые падают на верхний, покрывающий камень, то физические лучи Солнца задерживаются этим камнем, а скрытые солнечные лучи проницают его. Если затем кто-нибудь, кто подготовил себя для этого, станет и посмотрит сбоку, то он увидит духовные, одномерные солнечные лучи, падающие сверху и уходящие в Землю. Таким образом, если в те времена, когда видение этого с помощью инстинктивного ясновидения было уже потеряно, устанавливали такую аббревиатуру, то в небольшом затененном пространстве, которое получалось, если смотреть сбоку, могли воспринимать тот мир духовных солнечных лучей, в котором человек живет каждый раз между засыпанием и пробуждением. Так, в подобных сооружениях, встречающихся именно здесь, в этой местности, можно видеть приспособления, с помощью которых в это переходное время, длившееся, однако, долго, известного рода мудрые руководители человечества пытались проникнуть в сокровенные солнечные силы, то есть именно в то, во что такой человек, как Якоб Беме, проникал инстинктивно, через простое созерцание земных вещей.

Когда в соответствующих местах мы видим теперь эти сложенные из камней сооружения, то понять их истинный смысл можно лишь при помощи того, что может дать духовная наука. Иначе, с внешним объяснением, не схватывающим суть дела, мы пройдем мимо этих вещей.

Без сомнения, эти камни могут быть установлены таким образом, что размещенные по кругу (кромлех — прим. ред.), они покажут особую дифференциацию духовных солнечных лучей по отдельным созвездиям.

Я попытался разъяснить, в каком мире живет наше “Я” между засыпанием и пробуждением. Этот мир держится не тем, что заключено в силах физического и эфирного тел. Но от этих физического и эфирного тел, которые порождают ясное сознание в земном человеке, исходят суждения, которые мы образуем в нашем чувстве, а также в воле, в своих поступках, переживаниях и мыслях. Поэтому, когда мы бодрствуем, то мы судим о нашей внешней жизни именно так, как это возможно для нас в силу тех мыслей, какие мы смогли запечатлеть в нашем физическом и нашем эфирном телах. Но о том, что мы переживаем, высказываемся не только мы сами: о том, что мы переживаем и что мы делаем, высказывается весь духовный Космос. Он судит. Он называет какое-либо действие, мысль, ощущение добрым или злым. Между пробуждением и засыпанием наше суждение о себе как человеке высказываем именно мы.

То, что говорит о нашем человеческом существе, о наших человеческих поступках Космос, духовное содержание Космоса, в котором моральное — как я уже достаточно показал в настоящих лекциях — содержится, так сказать, подобно законам природы, через это суждение Космоса проходит наше “Я” между засыпанием и пробуждением. И это “Я” — так показывает инспирация — переживает даже во время самого короткого сна то, что человек совершил от последнего пробуждения до засыпания, с чем он пришел к этому сну, в котором он теперь находится, каким бы коротким или долгим ни был этот сон. Таким образом, при смене состояний: бодрствование — сон, бодрствование — сон, человек каждый раз переживает то, через что он прошел во время последнего бодрствования, — в особенности то, что сделал он сам. Это переживание, поскольку оно есть переживание “Я”, остается преимущественно бессознательным для обыкновенного земного сознания. Инспирацией можно поднять его до сознания. И тогда открывается особенность этого переживания. Тогда становится видно, каково это переживание. Это переживание таково, что оно протекает как раз в обратном направлении, чем то, что переживается днем. Следовательно, если днем наши переживания — я исключаю теперь более короткие промежутки сна — идут от утра к вечеру, то ночью, во время сна, вы переживаете все в обратном порядке — от вечера до утра, — именно в обратном порядке. Причем, здесь переживается то, что говорит о наших дневных переживаниях Космос, духовный Космос.

Но у современного человека во время земной жизни и это вообще не может быть вызвано в сознании. И, однако, это должно войти в сознание, иначе своим бытием человек выпал бы из космического бытия.

Инспирированное познание показывает, что после того, как в течение 2-3-4 дней человек созерцает то, что распространяется в Космосе как картина воспоминаний, после этого переживания, длящегося 2-3-4 дня, в течение которых происходит расширение воспоминаний, часто называемых также растворением эфирного тела, — после этого для человека наступает время, когда он не может иначе, чем до сих пор, обозревать протекшую земную жизнь.

Когда мы берем эти 2-3-4 дня после смерти, то они показывают величественную картину жизни человека. Но в этой картине жизни является сначала лишь то, что человек переживал в периоды своего бодрствования. Однако в действительности человек переживал не только то, что он выполнял в периоды своего бодрствования, а также и то, через что он проходил в периоды сна. Когда в обыкновенной жизни, а также и в обыкновенном воспоминании вы обозреваете прошлое, то вы всегда пропускаете промежутки вашего сна. Вы смотрите на свое прошлое так, как если бы вы имели в своих внутренних переживаниях день 25 августа 1923 года, но не имели ночи. И тогда сразу же ко дню 25 августа вы присчитываете не свои переживания, которые именно ускользают от вашего сознания, а день 24 августа, 23 августа и т.д., вплоть до того момента после рождения, когда ваше воспоминание уже прекращается.

Это продолжается 2-3 дня после смерти. Затем наступает период, когда душевно-духовное после смерти становится достаточно сильным, чтобы пережить в духовном мире то, что оно могло подготовлять лишь бессознательно в прообразе каждый раз между засыпанием и пробуждением. Теперь это выступает как переживание. И человек переживает здесь приблизительно треть своей жизни, так как в нормальной земной жизни приблизительно столько времени он проводит во сне; человек проходит через такой период своей посмертной жизни, когда переживает в обратном порядке свои ночи, в течение времени, равного приблизительно трети протекшей земной жизни. Тогда его жизнь переживается еще раз в обратном порядке: сначала последняя ночь, потом предпоследняя, потом — пред-предпоследняя и т.д., до тех пор, пока он не приходит к моменту рождения или, скажем, зачатия.

С других точек зрения я обрисовал это посмертное прохождение человека в обратном порядке через совсем другой мир в моей «Теософии», где я показал это как прохождение духовно-душевного существа человека через мир душевный, когда после смерти человек пройдит таким образом через мир душевный в течение приблизительно семи лет — если он достиг 20-21 года, в течение 20 лет — если он достиг 60-летнего возраста (именно столько, сколько он проспал из своей жизни на Земле). Тогда ему предстоит пережить то, что получилось благодаря всему его существу из того земного бытия, которое боги создали именно для того, чтобы при помощи человеческого рода подвинуть мир вперед. До окончания образных переживаний ночей человек познает после смерти то, чем он сам стал и что он означает для Космоса. Теперь человек должен пережить то, что его жизнь дала самой Земле. Это требует много времени — мы еще будем говорить об этом более подробно, — это занимает половину времени между земной смертью и новой земной жизнью.

Когда мы переживаем в обратном порядке ночи, то приходим сначала к рождению. Когда мы достигаем этого, когда пройдем через мир душ и вернемся в обратном порядке к рождению (после смерти мы идем назад во времени), тогда мы должны совершить дальнейший путь к нашей предыдущей земной жизни. После этого мы можем уже взять свою предыдущую земную жизнь для образования следующей, третьей земной жизни. Следовательно, проходя после смерти в обратном порядке свои переживания, человек должен вернуться не только к своему рождению, но к своей предыдущей земной жизни.

Здесь мы вступаем в область древней науки инициации (которая теперь должна быть обновлена соответствующими современными способностями человека), где познание переходило в религиозное переживание человека; ибо наука инициации всегда есть истинное познание, но такое, которое из чувственного мира переводит в духовный и способно побуждать волю человека таким образом, что эта воля складывается именно религиозно. И в науке инициации всех времен считался особенно важным для человека тот факт — это открывается охарактеризованному на днях интуитивному познанию, — что, проходя после смерти в обратном порядке свою жизнь и достигая своего предыдущего земного воплощения, он встречает на этом пути существо, которое может стать для него руководящим после смерти. В известной области Земли люди говорили себе: я должен воспринять в земной жизни учение последнего Бодисаттвы, который появлялся на Земле. Возможно, что человек жил, скажем, через 300 лет после явления Бодисаттвы. Но когда на своем обратном странствии после смерти он доходил до своей предыдущей земной жизни, то именно благодаря тому, что это странствие длится более долгое время, он вступал в ту эпоху, когда последний Бодисаттва был еще на Земле. И встрече с последним Бодисаттвой приписывали в древней науке инициации возможность для человека установить связь со своей прошлой земной жизнью, то есть найти ту силу для вечной жизни, которую можно найти, только если установить эту связь с предыдущей земной жизнью (то есть жизнь индивидуальности, проходящей через отдельные личные воплощения). Итак, в первые тысячелетия земного развития до мистерии Голгофы эту связь могли устанавливать, встречая на обратном странствии последнего Бодисаттву. Теперь эта связь возможна для людей, только если они проходят свое обратное странствие под водительством Того Существа, Которое через Мистерию Голгофы соединилось с Землей. Это значит, другими словами: наступит такое отношение человека к Мистерии Голгофы, что Христос может стать вождем для людей. Ибо Христос объединяет в Себе все силы водительства, которые действовали в жизни между смертью и новым рождением, благодаря появлявшимся на Земле Бодисаттвам. Таким образом, явление Мистерии Голгофы именно для переживаний между смертью и новым рождением было одним из важнейших событий во всей эволюции Земли. Поэтому, если мы хотим познать духовную эволюцию Земли и место этой духовной эволюции Земли в духовной эволюции Космоса и если, с другой стороны, мы хотим понять то, что в связи с этой духовной эволюцией Земли и Космоса человек проходит между смертью и новым рождением в своей духовной жизни после смерти, то мы должны поставить Мистерию Голгофы в центре мирового развития. И для современного человека должен быть найден переход от рассмотрения эволюции человека к рассмотрению эволюции мира, так, чтобы Мистерия Голгофы была воспринята во всем ее глубочайшем значении для событий эволюции Земли и эволюции человечества внутри земного бытия.


* Рисунок не сохранился. Скорее всего имеются в виду «Долмены» и «Менгиры». Это памятники первобытного культа, которых было особенно много в Англии. Прим. редактора.