Эзотерически-социальный импульс будущего. Попытка «учреждения» Общества теософского образа действий и искусства

Речь, 15 декабря 1911 г., Берлин (полдень)¹⁹¹

Предисловие Марии Штайнер к частному репринтному изданию 1947 года «Импульс будущего, данный Рудольфом Штайнером, и что с ним стало».

Ввиду тяжелой поры и малого остатка имеющейся в распоряжении жизни представляется настоятельным долгом спасти из импульсов д-ра Штайнера и из сказанного им то, что может быть еще спасено. К этому относится также и иное из того, что говорилось им на определенных поворотах событий только во внутреннем кругу в серьезных беседах: о дальнейших задачах и целях работы приведенного им в жизнь Движения. Записи есть, но неполные и нецелостные. Хотя они и обнаруживают пробелы и, быть может, утеряны какие-то тонкие нюансы, тем не менее можно явно ощутить, сколь многосторонен — сообразно намеченной цели — его язык выражения: то пластически очерченный и сильный, то позволяющий уловить через речь свет, облекаемый в слова лишь наполовину, ибо слов недостаточно. Этот свет парит, подобно тихому дыханию, через которое, однако, действуют импульсы, указующие в будущее. Рудольф Штайнер всегда вкладывал в наши души направляющие силы для деятельности в грядущем, ростки будущего, которые, после перенесенного душевного сна, смогли бы жизнетворно развернуть свой рост; да только в суете повседневности они слишком часто терялись или захватывались и сметались водоворотом событий. Среди душ, которые были способны принять такие ростки будущего, были, конечно, те, из коих они могут однажды возродиться к новым кругам жизни; но были также и такие, кто — подобно каменистой почве из евангельской притчи — с самого начала не сумели дать им пищи. Не только природа, но и души подчинены органической закономерности. Что-то из того, что духовно в них сеется, окаменевает или погибает, а что-то оказывается жизнеспособным и преобразуется к новым формам бытия. Прохождение через смерть и погружение в Хаос с его коловращательными и подстрекательными силами служит залогом будущего возрождения духовного импульса, через метаморфозы, к более высоким ступеням бытия. В микрокосмосе, как и в макрокосмосе, в земном, как и в планетном бытии, царит закон преобразования в новые формы бытия. Совершая этот путь и, сообразно каждой расе и каждому народу, образно оживляя его и объясняя, все религии всегда восходили к высшим ступеням познания, мироохватывающе и соразмерно каждой эпохе внося свет в скрытые глубины.

Христианский же импульс, принесший великий Поворот, осуществился в ту пору, когда была достигнута известная высшая точка этого развития и вместе с тем появилась опасность философской абстракции; старых образов и знаков стало уже не хватать, чтобы слышать новую пульсацию жизни. Однако после того как этот импульс вышел из мрака катакомб в открытый мир, возникла также и опасность окостенения его в догмы, и пробивающиеся живые силы стали искать для себя новые пути. Они обрели их в тайных обществах, которые не желали склоняться перед авторитетом князей церкви и соборными постановлениями; и тогда их стали преследовать как еретиков. Содержание этих учений, укрытое от внешнего мира, по-прежнему жило в знаках и символах. Они дали искусству новый импульс, проявившийся сначала в произведениях готического строительного искусства: органический рост растений был внесен в камень. Новая жизнь втекала и в имена; они содержали в себе те направляющие силы, которые должна воспринять душа, чтобы мочь здоровым образом развиваться, прежде чем она достигнет самостоятельности. Но воспитание человечества, ведущее к самостоятельности, в которую предстояло влиться новопробужденной Я-силе, проходило сначала через абстрактный интеллектуализм, отъединивший на какое-то время души от их первоисточника, дабы они, пройдя через холод изолированности, постигая высшее Я, смогли вновь найти себя в Духе. Познание природы, из которой упразднили дух, не дает больше душе выпрямляющих сил. Чтобы пережить и познать это, человеку понадобилось разрушить миры. Посреди разрушенных миров стоим мы теперь — начался новый поиск разрешения загадок судьбы. Ответ на искания и вопросы может дать жизненная деятельность Рудольфа Штайнера. Он владел всем объемом сегодняшней точной науки; он может снять для нас также покровы и с Духа, который скрыто за ней действует и который был некогда зачарован в древних именах. Через этот Дух мы можем предощущать импульсирующие силы, лежащие за именами. Нам, в преддверии неминуемо приближающегося крушения, были протянуты спасательные мостки, принять которые и воспользоваться ими мы не были достаточно зрелы. Души не были достаточно бодрственны, находились еще в плену старых представлений. Делавшиеся в социальном плане попытки наталкивались на жесточайшее сопротивление со стороны внешнего мира. Огромная боль способна охватывать нас, когда мы видим, как мало мы были подготовлены к тому, чтобы даваемое нам сделать плодотворным и стать достойным орудием для Огненного Духа, помощника, посланного к нам в беде. Стоя на обломках разрушенного мира, мы теперь должны попытаться по оставшимся записям довести до нашего сознания полученное и некогда воспринятое без должного огня слово. Восходя индивидуальной работой к Я человечества, Рудольф Штайнер пытался вести нас к свободе не только на путях философии и науки, но и через воспитание в эзотерической жизни, которое постепенно преобразовывало бы старое условие зависимости ученика от учителя в импульс свободы и ответственность перед Духом. Души, чувствующие себя приставшими к Духу, должны пройти испытание. Подобное испытание, к которому идут сознательно, всегда вызывает ускорение кармы; должно быть освещено также и то, что само по себе предпочло бы остаться скрытым. В подобных испытаниях часто терпят крушение почерпнутые из глубоких космических оснований попытки духовных сил, имеющих своей целью поднять развитие человечества на более высокую ступень. Так было с Французской революцией, и так  же было перед мировыми войнами нашего столетия.

Об этих задачах будущего Рудольф Штайнер говорил сначала в совсем небольшом кругу и пытался направить души на значимость тех далеких задач, которые должны вырасти из ставшего свободным от себялюбия человеческого воления. Он повторил затем эти слова перед более широким кругом, созванным им по поводу Генерального собрания 15 декабря 1911 года. Это произошло не во время самого Генерального собрания, — он пояснил, что сообщение делается вне его программы. Речь свою он начал особо празднично и торжественно. Наверное, это и явилось причиной того, что по первой части речи сделаны были лишь заметки и она не воспроизведена дословно. Он подчеркнул, что содержание этой лекции совершенно независимо от всего, данного им прежде. И что речь идет о, так сказать, непосредственном сообщении из духовного мира. И что это — зов, принесенный человечеству, за ним последует ожидание — каким эхом он отзовется. Подобный зов как правило раздается трижды. Оставшись не услышанным и в третий раз, он на долгие времена возвращается в духовный мир. Один раз такой призыв был уже обращен к человечеству, к сожалению, он не нашел никакого отклика¹⁹². Теперь это происходит вновь — во второй раз. Речь идет о чисто духовных вещах. С каждым неудавшимся разом условия и обстоятельства становятся все тяжелее. Как свидетельствуют записи, Рудольф Штайнер, продолжая, сказал:

Мои дорогие друзья! На мне лежит обязанность вынести в данный момент замысел одного намерения из узкого круга тех, кто уже об этом знает, в ваш, широкий круг¹⁹³. И прежде чем это произойдет, позвольте мне предпослать несколько слов. Следует определенно отметить, что то, о чем сейчас пойдет речь, не стоит ни в какой взаимосвязи с происходящим на этом Генеральном собрании или же с чем-то, что как-то связано с прежними делами, но это, конечно, вовсе не исключает возможности, если найдется такое желание, рассматривать его в общей связи.

Осмотревшись в мире вокруг, мы должны будем признать: современный мир, в сущности, полон идеалов. И если мы зададим себе вопрос: является ли следование этим идеалам со стороны тех, кто верит в них и ставит себя им на службу, искренним и честным, — то в очень многих случаях надо ответить: да, это так. Это так, учитывая ту веру и ту преданность, на которые способны отдельные люди. Если же мы теперь спросим: «Чего обычно достигают, когда подобное следование идеалам со стороны кого бы то ни было — будь это отдельный человек или какое-либо общество — осуществляется в жизни?» — то, исходя из наблюдения жизни, мы должны будем ответить: в большинстве случаев, так сказать, достигается всё; прежде всего, однако, достигают того, что поставленный идеал находит абсолютное, безусловное признание. И почти всегда в основе утверждения такого идеала лежит то, что в отношении его приходят к абсолютнейшему согласию. И обычно неприятие такого согласия приводит к какой-либо осуждающей критике в адрес несогласных.

Сказанным должно было быть охарактеризовано то, как в течение развития человечества совершенно естественным образом предстоит выявиться принципу разделения людей, и пусть никоим образом не возникает сомнений о правомерности такого принципа. Но пусть сейчас вам будет предоставлена (откроется) возможность ко всему тому, к чему стремятся в мире — в человеческих группах, в рамках обществ, объединений и так далее, — присоединить нечто, что, собственно, не в состоянии быть выраженным словами, так как то, что можно высказать, никогда не станет определяющим для истинного существа подобного дела. Благодаря тому, что человек способен мыслить, он в тот момент, когда выражает свою мысль, самим этим действием может впасть в противоречие с действительностью. Сейчас будет сказано кое-что, не находящееся в согласии со многим, признанным в мире. Будет сказано следующее: «Существует возможность, что признание какого-либо факта теряет истинность, когда это признание высказывается». Я могу привести простой пример, из которого вы увидите, что есть опасность стать неправдивым, всего лишь высказывая нечто. И я хотел бы, чтобы этот простой, обыкновенный пример был понят в согласии с розенкрейцерскими принципами, существующими с XIII века.

Предположим, кто-то выражает свое состояние, в котором находится непосредственно в данный момент, говоря: «Я молчу». В таком случае говорится нечто, что обязательно окажется неправдивым, нечто, что не высказывает никакой истины. Я прошу вас, мои дорогие друзья, уяснить, что есть возможность уже самим словесным признанием какого-либо факта опровергнуть этот факт. Ибо, из приведенного простого, обычного примера — «Я молчу» — вы можете заключить, что он  применим к бесчисленным вещам в мире и такое может происходить постоянно.

Но что же следует из подобного факта? Из него следует, что люди, когда они каким-либо образом хотят объединиться, чтобы осуществлять то или иное, находятся в исключительно трудном положении: люди, в самом дорогом, что у них есть, вообще не могут объединиться, за тем исключением, если основания, по которым они хотят это сделать, таковы, что принадлежат не к чувственному, а к сверхчувственному миру. И если мы поймем, чтó мы имели возможность воспринимать в себя в течение времени, черпая из нового оккультизма, то убедимся в непреложной необходимости для ближайшего будущего (времени) представлять в мире определенные истины этого оккультизма, выносить их в мир. Поэтому в отличие от всех принципов объединений, в отличие от всех организаций, которые были возможны до сих пор, должна быть сделана попытка чего-то совсем нового, чего-то такого, что целиком и полностью рождено из духа того оккультизма, о котором так часто говорится в нашем кругу. Это, однако, можно сделать не иначе, как только обратив взгляд единственно лишь на нечто позитивное, единственно лишь на нечто уже присутствующее в мире как что-то реальное и что как таковое может взращиваться. Реальностями же является в нашем смысле лишь то, что в первую очередь принадлежит сверхчувственному миру. Ибо весь чувственный мир является нам как отражение сверхчувственного мира. Поэтому однажды будет сделана попытка, одна из тех, кои должны делаться исходя из сверхчувственного мира: попытка не основать сообщество людей, а учредить.

Я уже, по другому поводу, подчеркивал различие между основанием и учреждением; это было много лет назад¹⁹⁴. В тот раз мое объяснение не было понято, и с тех пор едва ли кто-нибудь поразмыслил над различием. Поэтому те самые духовные силы, что были явлены вам в символе Розенкрейца, доныне не видели вынесения этого различия в мир.

Теперь же, вновь — и на этот раз энергичным образом — должна быть сделана попытка добиться успеха с сообществом, которое не основывается, а учреждается. Не удастся такая попытка, — ну, тогда она будет вновь отсрочена на какое-то время.

Посему сейчас надлежит оповестить вас, что из круга подходящих для этого людей должен быть учрежден такой способ работы (Arbeitweise), который через род и характер учреждения имеет своим непосредственным исходным пунктом индивидуальность, называемую нами со старых времен Запада именем Христиан Розенкрейц. То, что может быть сказано сегодня об этом учреждении, остается предварительным. Ибо то, что могло быть учреждено до сих пор, относится только к одной части учреждения, которому надлежит вступить в мир во всеобъемлющем смысле, если будут для этого возможности. То, что могло быть учреждено до сих пор, относится к одному отделению, к одной ветви, а именно к художественному осуществлению розенкрейцеровского оккультизма.

Первый пункт, который я имею вам сообщить, это тот, что под непосредственным покровительством индивидуальности, обозначаемой нами именем, которое она имела для внешнего мира в двух своих инкарнациях, под покровительством индивидуальности Христиана Розенкрейца должно состояться учреждение в жизнь образа действия, который для начала будет характеризоваться тем, что он некоторое первое время будет носить предварительное название «Общество теософского образа действий и искусства» («Gesellschaft für theosophische Art und Kunst»). Это название не окончательное, окончательное же название займет свое место, когда соответствующим образом смогут быть сделаны первые подготовления для вынесения этого учреждения в мир. То, что должен охватить «теософский образ действий», однако, целиком еще находится в зачаточном состоянии, ибо сначала речь будет идти о том, чтобы были предприняты только подготовления к этому, которые смогли бы привести к пониманию того, что под этим задумано. Однако тому, что может разуметься под понятием теософского искусства, уже разносторонним образом положено начало нашими попытками — выступлениями в Мюнхене, и прежде всего положено значимое начало нашими начинаниями в Штутгарте, и положено ещё одно начало в отношении понимания подобного предмета непосредственно через основание Иоаннова Строительного Объединения. Всё это нечто такое, что было начато. В этом отношении существует что-то, чему, как в определенном смысле испробованному, можно дать одобрительную санкцию.

Речь идет о том, чтобы внутри рабочего круга пробудить чисто духовную задачу, задачу, которая будет исполняться в духовном способе работы, и исполняться в том, что результирует из подобного духовного способа работы. И никто не может стать членом этого рабочего круга (этого способа работы) ни при каком ином условии, как только лишь при наличии воли вложить свои силы в позитивность дела. Может быть, вы скажете, что я говорю много слов, которые, наверное, не совсем понятны. Но так и должно быть в том деле, о котором идет речь, поскольку дело это должно быть постигнуто в его непосредственной жизни.

То, что могло уже быть сделано в рамках этого учреждения, состоит, собственно, в том, чтобы согласно чисто оккультным основоположениям (законам) создался бы сперва совсем небольшой, крохотно маленький круг, видящий свою обязанность в содействии тому, о чем здесь идет речь. Этот крохотно маленький круг должен быть устроен так, что им будет положено начало этому учреждению, чтобы то, чем является наше духовное течение, в известном смысле отделить от меня самого и дать ему собственное, основанное в самом себе существование (субстанцию), в самом себе основанное существование!

Итак, прежде всего этот маленький круг выступает перед вами с теми полномочиями, что он как таковой принял свою задачу в силу своего собственного признания нашего течения. И что он известным образом признаёт принцип суверенитета духовного стремления, принцип федерализма и самостоятельности всех духовных стремлений как непременную необходимость для духовного будущего. И таковой принцип должен вноситься им в человечество тем способом, какой он считает сообразным. Поэтому в учреждении, о котором идет речь, сам я буду лишь посредником, через которого передаются основные положения, существующие как таковые только в духовном мире, проводником того, что должно быть сказано о намерениях и замыслах, лежащих в основе дела.

Сперва будет поставлен куратор для внешней заботы об учреждении. А поскольку с должностями, которые будут созданы, не будет сопряжено ничего иного — никаких почитаний, никаких преимуществ — кроме обязанностей, то не является возможным, чтобы при правильном понимании дела могло зародиться какое-либо соперничество или другие недоразумения. Так что самим учреждением предварительно, в качестве куратора рассматривается госпожа фон Сиверс. Это не что иное, как то, что исходит из самого учреждения; нету назначений, а есть только изъявления, исходящие из учреждения: госпожа фон Сиверс провозглашается куратором учреждения. И в ближайшее время ее задача — делать то, что может выполняться в духе этого учреждения, для того чтобы собрать для него соответствующий круг членов, — не внешним образом, а так, чтобы сюда ею были допущены лишь те, у кого есть серьезная воля сотрудничать в этом образе деятельности.

В широком объеме внутри этой одной ветви нашего учреждения будет создаваться ряд побочных ветвей. А в качестве ведущих индивидуальностей этих вспомогательных ветвей — поскольку таковые доныне существуют — будут поставлены, с соответствующими обязанностями, опять же отдельные личности, испытанные в нашем духовном Движении. Это также изъявление учреждения, согласно которому ведущая должность отдельной вспомогательной ветви возлагается на определенную личность. Для каждой из вспомогательных ветвей избирается по архидиакону. У нас будет одна вспомогательная ветвь по общему искусству. Архидиаконом уже была объявлена в малом кругу — в полном признании всего, что сделано этой личностью в течение последних лет для общего антропософского искусства, — госпожа фон Экхардтштайн. Далее, архидиаконом по литературе предварительно был объявлен куратор: госпожа фон Сиверс. Далее было объявлено, что куратором по искусству архитектуры будет наш друг господин д-р Феликс Пайперс; по искусству музыки — наш друг господин Адольф Аренсон; по живописи — наш друг господин Германн Линде.

Ведь та работа, о которой здесь пойдет речь, в существенной своей части — внутренняя, и перед миром впервые предстоит выступить тому, чем является работа, выдержанная в абсолютной свободе, особенно этих отдельных индивидуальностей. Станет необходимым, чтобы известным образом смогло произойти объединение тех, кто принадлежит такому способу работы; это объединение должно произойти неким совершенно иным образом, нежели это происходило до сих пор в каких-либо (обычных) организациях. И нам понадобится наблюдатель этого объединения. Для наблюдения за этим объединением создается место хранителя, каковая должность возлагается сперва на Софи Штинде. В целокупности с этим объединением будет находиться и сам способ, которым надлежит осуществляться объединению (каким образом будут объединяться индивидуальности). Всё это потребует еще работы в ближайшее время; работу эту предстоит еще выполнить. Однако для того, чтобы способ объединения, другими словами, организационный принцип, смог осуществиться, войти в мир, нам необходим хранитель печати. Хранителем печати объявляется госпожа Шпренгель, секретарем же — д-р Карл Унгер.

Круг, о котором идет речь, сперва будет маленький, крохотный. Не считайте его чем-то таким, что хочет нескромно войти в мир и сказать: а вот и я! Рассматривайте его как нечто, что хочет стать не чем иным, как ростком, вокруг которого дело само сможет развиваться. Вначале оно будет расти так, что к следующему Богоявлению определится какое-то количество членов этого общества; то есть до того времени какое-то количество членов получит уведомление о том, что их просят изъявить свое согласие по поводу вступления. Так что и на самых первых порах широчайшая свобода в этом отношении (направлении) должна быть гарантирована тем, что воля стать членом не могла бы исходить ни от кого другого, кроме как от самого человека, который хочет стать членом. А факт того, что он является членом, осуществляется тем, что он признается таковым. Это относится лишь к самому ближайшему периоду, лишь ко времени до следующего Богоявления, 6 января 1912 года.

Итак, в существе этого дела мы имеем перед собой то, что уже своей своеобычностью обнаруживает себя как нечто, притекающее из духовного мира. Оно и далее будет проявлять себя притекающим из духовного мира благодаря тому, что членство будет всегда основываться единственно лишь на осуществлении и признании духовных интересов и на исключении всего, всего личного.

Здесь, в этом возвещении совершается некоторый отход от старых оккультных основоположений, и этот отход состоит именно в факте такого возвещения. Отсюда — не будет возможным применить то утверждение, которое можно было бы обратить к человеку, если бы он сказал в отношении настоящего момента: я молчу. Ведь дело обнародуется; и в полном сознании того, что оно обнародуется, должно оно и совершаться. Но если в какое-то мгновение кто-то выяснит, что у него нет понимания сегодняшнего возвещения, то ему, само собой разумеется, вовсе не может быть рекомендовано каким-либо образом принадлежать к подобному методу работы — я не говорю: обществу или чему-то подобному. Ибо для принадлежности к подобному кругу, подобному способу работы не может иметь значения ничто иное кроме абсолютно свободной воли. Но вы увидите, что если чему-то такому предстоит состояться — если наше время в его своеобразии уже допускает, чтобы нечто подобное состоялось, — то будет возможно работать действительно в духе признания духовного основоположения; того основоположения, согласно которому не только в основе всей природы и всей истории, но и в основе всех человеческих деяний, вступающих в жизнь, лежит духовный, сверхчувственный мир. И вы увидите, что для любого порядочного человека станет невозможным принадлежать подобному обществу, если он не согласен с этим обществом как таковым. Если вы считаете, что только что сказанное есть что-то очень значительное, то я прошу, воспримите его так, чтобы оно осуществлялось с полным сознанием, чтобы при этом было соблюдено всё, что относится к законам, к вечным законам бытия. А к вечным законам бытия принадлежит также необходимость брать во внимание принципы становления.

Можно, мои дорогие друзья, уже в это самое мгновение согрешить против духа того, чему предстоит свершиться, если теперь пойти во внешний мир и сказать: здесь основано то-то или то-то. Дело обстоит так, что не только ничего вообще не основано, но факт таков, что дать дефиницию того, что надлежит выполнить, не будет возможным ни в один момент времени, ибо всё должно быть в непрестанном становлении. И, в сущности, то, чему предстоит состояться, нельзя описать словами, сказанными сегодня, невозможно дать дефиницию, описание; всё, что бы об этом ни говорилось, в то же мгновение становилось бы неправдой. Так как то, чему предстоит свершиться, основывается не на словах, а на людях, и не просто на людях, а на том, что эти люди будут делать. Этому делу предстоит находиться в живом течении, в живом становлении. Так что и сегодня не устанавливается ничего иного, кроме одного (первого) основоположения, заключающегося в признании духовного мира как основной реальности.

Всем дальнейшим основоположениям предстоит только еще создаваться в процессе становления дела; подобно растению, которое в каждое следующее мгновение уже не то, каким было прежде, но в нем появилось что-то новое, — так и это дело должно быть как живое растение. То, чем должно становиться это дело, никогда не должно каким-либо образом нести ущерб от того, чем оно является в какой-то данный момент. Если кто-либо захотел бы охарактеризовать это начинание так же, как то или иное предприятие, то или иное дело во внешнем мире, то он непосредственно подпал бы той же неистине, содержащейся в выражении «я молчу», когда кто-то, описывая состояние, в котором находится, употребляет слова «я молчу». Таким образом, тот, кто каким-либо образом употребит те или иные слова для охарактеризования данного дела, тот, при всех обстоятельствах, скажет нечто неистинное. Так что прежде всего единственное, что важно — ибо всё будет в становлении, — чтобы собрались личности, которые стремятся к чему-то подобному. Важно лишь, чтобы собрались личности, хотящие чего-то такого. Тогда дело уже пойдет вперед! Из всего, что говорилось, вы можете понять, что дело тогда пойдет вперед. Оно в своей глубочайшей основе будет отличаться также и от того, чем является Теософское общество. Ибо ни один из признаков, описанных сегодня, не может быть приписан Теософскому обществу.

Я должен был говорить об этом начинании на том простом основании, что также и перед общественностью нашего Теософского общества уже выступили факты, находящиеся в некой органической (организаторской) связи с этим учреждением, и на том основании, что этим учреждением — в духе замыслов, которые поистине не принадлежат физическому миру и поистине не имеют ничего общего с Ариманом, — должен быть создан некий идеально-спиритуальный противовес (противообраз) всему, что вообще основывается во внешнем мире. В этом направлении можно видеть единственно лишь отношение (связь) с уже здесь существующим, эта ветвь нашего учреждения, ветвь теософского искусства, должна сделать нечто, что явится противовесом тому, что на физическом плане сопряжено с ариманическим.

Поэтому есть надежда, что наличие этой ветви нашего учреждения создаст замечательный пример (прообраз), — а другая ветвь сослужит службу соответствующим образом, — так как в нашу культуру из спиритуальных миров должно втекать то, чему — если использовать это выражение — надлежит фигурировать в Теософском движении в качестве искусства. Должно быть так, чтобы спиритуальная жизнь сполна присутствовала повсюду как основа того, что нами делается. Станет невозможным смешивать, путать это идеально-спиритуальное движение с какими-либо движениями, которые приходят из внешнего мира и тоже именуют себя «Теософским движением» и хотят сотрудничать¹⁹⁵. Дело будет идти о том, чтобы фундамент, на котором мы стоим, был всецело спиритуальным. Это уже стремились осуществить на празднествах в Мюнхене, при организации ветви в Штутгарте — пусть в тех границах, в каких это возможно в теперешних условиях, однако повсюду было стремление к тому, чтобы спиритуальный момент стал единственно определяющим. Это conditio sine qua non¹⁹⁶, условие, без которого ничего не может произойти … [Пробел в записях].

Те, кто уже немного проникли в то, о чем идет речь, поймут меня в этом отношении. Эти слова были сказаны в меньшей степени из-за содержания, нежели ради направляющих линий, которые должны были быть даны.

Из послесловия Марии Штайнер к частному изданию: 

Когда по прошествии года, после следующего Богоявления, не последовало дальнейших номинаций, от одного из слушателей поступил вопрос, когда это произойдет. Рудольф Штайнер ответил: то, что этого не произошло, — тоже ответ.

Несколькими годами позже, в лекции от 21 августа 1915 года, он затронул эту тему следующими словами:

«Однажды осенью было объявлено, что поскольку в нашем Обществе появились известные ужасные симптомы, то стало необходимостью основать еще и определенное, более узкое Общество, при этом, я попытался избрать некое количество близкостоящих и пребывающих долгое время в Обществе личностей, которые исполняли бы известные задачи, предполагая, что они, в духе этих задач, будут самостоятельно работать. В тот раз я сказал: если что-то состоится, то члены услышат об этом до Богоявления. Никто ничего не услышал, и это потому, что Общества теософского образа действий и искусства вообще не существует. Собственно, само собой разумеется, что никому не было сделано сообщения. Как и само собой разумеется, что сообщение было бы сделано, если б дело реализовалось. То, как было воспринято дело в одном определенном случае, сделало его невозможным. Это была попытка».

Примечания

¹⁹¹ Полных записей этой речи нет, лишь заметки разных слушателей. В частном издании Марии Штайнер 1947 г. были в распоряжении лишь стенографические заметки Берты Ребштайн-Леманн. Издание 1984 г. дополнено и исправлено по обнаруженным заметкам Миты П.-Валлер и Элизабет Фридэ. Заметки Миты П.-Валлер просмотрены лично Штайнером, и им были сделаны немногие исправления.

Текст для настоящего издания дополнен и исправлен по более подробным стенографическим заметкам Франца Зайлера, которые до этих пор не были расшифрованы. Некоторые дополнения и разночтения помещены в  круглых скобках.

¹⁹² В лекции, прочитанной 24 декабря 1923 г. на открытии Рождественского съезда, было указано, что «не из земного произвола, но из следования призыву, прозвучавшему из духовного мира», проистек импульс Антропософского движения.

¹⁹³ Узкий круг был в Эзотерической школе.

¹⁹⁴ Предположительно имеется в виду лекция от 22 октября
1905 г. (ПСС 93).

¹⁹⁵ Это может относиться к трениям, начавшимся в тот период (конец 1911 года), когда Рудольф Штайнер отказался допускать членов основанного Анни Безант ордена «Звезда Востока» на мероприятия руководимой им немецкой секции.

¹⁹⁶ conditio sine qua non, лат. = букв. ‘условие, без которого нет’, непременное условие существования чего-либо. — Прим. перев.

© В.Волков. Перевод, 2004.
© Издательство «Энигма», 2004.
© Издательство «Антропос», 2004.