Идея братства — изначальный импульс Теософского движения

29 января 1906 г., Берлин 

Вновь и вновь выясняется, как трудно нашим современникам приходить к пониманию теософской жизни. Поэтому, пусть, в общих чертах, будут высказаны об этом некоторые мысли. Теософия это нечто, о чем каждый, кто чувствует к ней тягу, составляет себе то представление, что она, в отношении духовной жизни, должна удовлетворить глубочайшую тоску по духовному. Если же мы будем держать перед душой основную идею теософии, какой она должна быть в современности, наполним всё наше сознание мыслью, что духовное есть нечто действительное, то наконец придем к признанию достоинства личности нашего ближнего. Мы признаём личность в том смысле, что мы, будучи людьми, наделенными чувствующей душой, не позволили бы себе намеренно ранить внешнюю личность наших ближних. Мы не позволили бы себе посягать на их личную свободу. Но мы не достигли, далеко еще не достигли того, чтобы распространить такую же терпимость на наивнутреннейшее существо человека, так как мы пока далеки от знания — в лучшем случае, мы знаем это теоретически, но еще не практически, — что ощущение и мысль, вообще всё духовное, это — нечто действительное. Это всем вам, конечно, понятно. И сегодня также понятно уже всем людям, что если я ударю кого-то рукой, то это нечто в высшей степени действительное, в высшей степени реальное. Однако людям не так-то легко поверить, что это нечто действительное, если я посылаю кому-нибудь плохую мысль. Нам надо осознать, что плохая мысль, с которой я встречаю моего ближнего, мысль антипатии, ненависти, для его души то же, что и пощечина для его лица. Негативные чувства, чувство ненависти и нелюбви, с которыми я отношусь к моим ближним, на самом деле то же, что обычное внешнее оскорбление, нанесенное человеку. Только осознав это, становишься теософом.

Если мы пронизаем себя полностью этим сознанием, придем к ясности того, что дух в нас самих есть действительность, — значит мы постигли идею теософии, и тогда придём к тому, что является, собственно, итогом, важным следствием такого духовного миропонимания. Как нечто само собой разумеющееся, люди образованного общества не станут друг друга бить, не будут наносить друг другу внешних оскорблений. Но с какими мыслями, какими мнениями люди нашего образованного общества сидят рядом друг с другом, об этом я могу вам не рассказывать. Вы знаете это. Теософское общество имеет задачу довести до сознания симпатию к личности и ее неприкосновенность. Если в наше время, когда для людей самое важное — это иметь мнение, иметь точку зрения, оказываются вместе семеро, то у них появляется тринадцать мнений, и вследствие этих тринадцати мнений их тянет расколоться на тринадцать партий. Таково следствие разности мнений, а на место различия мнений Теософское движение хочет глубоко внутренне поставить идею братства. Мы только тогда вполне постигнем теософию, эту идею братства, когда будем в состоянии сидеть вместе друг с другом в братстве — при величайшей разности в мыслях. Мы хотим не только уважать и ценить личность нашего ближнего и относиться к ней, признавая таковую в ее полном человеческом достоинстве, но мы хотим вплоть до глубочайшего внутреннего существа души признавать наших собратьев, признавать их души. Тогда мы будем собираться и будем вместе, даже если существует наибольшая разность мнений. Никто не вправе из-за разницы мнений покидать Теософское общество, теософское братство. Именно это преимущество теософов — что они по-братски остаются вместе, если даже они не одного мнения. Пока мы не соединимся братски, мы не будем в состоянии проводить основную идею теософии. Лишь тогда сделается для нас возможным черпать из души глубочайшие тайны, в ней дремлющие, глубочайшие возможности, живущие в донных глубинах наших душ, когда мы уясним себе, что мы можем действовать вместе с нашими ближними также и в том случае, если мы действуем не так, как действуют они.

Неспроста, как я часто говорил, в последней трети XIX-го столетия было основано Теософское общество. Ведь тот характер и способ, как им ищется духовное, существенно отличают его от других устремлений, которые также стремятся найти доказательства бессмертия человека. Есть огромное различие между исканиями вечного, как это делается в Теософском обществе, и исканиями вечного в других духовно ориентированных течениях. В действительности Теософское движение не что иное, как популярная форма потаенно преобразующих мир оккультных братств истекшего тысячелетия. Я уже упоминал, что в XIV веке в Европе было основано выдающееся, величайшее братство — братство розенкрейцеров¹⁷⁶. Это розенкрейцерское братство, собственно, источник, исток всех остальных братств, существовавших в культуре Европы. В этих братствах в строгой тайне взращивалась оккультная мудрость. Для характеристики того, чего хотели достигнуть объединенные в этих различных братствах люди, я сказал бы вам так: тех высоких и возвышенных учений мудрости и того труда мудрости, которые взращивались в этих оккультных братствах. И розенкрейцерское братство самое из них выдающееся. Учения и труды, там взращиваемые, приводили человека к тому, что он осознавал свое вечное ядро. Они приводили человека к тому, что он находил связь с высшим миром, с мирами, находящимися над нами, и прозревал к водительству наших старших братьев, к водительству тех, кто живет среди нас и достиг ступени, которой достигнете вы все в будущем. Мы называем их старшими братьями на том основании, что они, опережая общее развитие, раньше других достигли этой высокой ступени: достоверного познания вечного ядра, его пробуждения; так, что они могут созерцать вечное, как обычный человек — чувственный мир. Чтобы достичь этого самим, нужно следовать старшим братьям, живущим повсюду среди нас. Эти старшие братья, или Мастера, великие Водители человечества, всегда были верховными Руководителями и верховными Хранителями оккультной возвышенной мудрости, через которую человек осознаёт вечное начало своего существа. Те, кто хотели вступить в подобное оккультное братство — так было до середины истекшего XIX столетия, — подвергались строгим экзаменам и испытаниям. Лишь тот мог вступить в подобное братство, о ком знали, что его характер является ручательством того, что высокое учение мудрости никогда не сможет быть употреблено для низких целей. Затем, его интеллект должен был быть залогом того, что получаемое им в оккультных братствах он поймет правильным образом и в правильном смысле. И лишь выполнив эти условия, лишь предоставив полную гарантию, что он в состоянии пребывать в надлежащем душевном настрое, необходимом для восприятия высших учений жизни, и что он находится в таковом, человек мог быть принят в такое братство.

Как бы мало люди ни хотели в это верить, но: всё действительно великое, что происходило до Французской революции и вплоть до XIX столетия, изошло от этих оккультных братств. Люди вовсе не знали, насколько сильное влияние оказывали на них течения, исходящие от оккультных братств. Описать вам один эпизод, как эти братства действовали в мире оккультным образом? Возьмем такую сцену. Одну высокоодаренную, значительную личность несколько неожиданно посещает внешне безвестный человек. Этот незнакомец сумел сделать так, что между ним и важной персоной, быть может, государственным мужем, завязалась беседа. И всё это происходит естественным образом и совершенно случайно, причем «случайно» надо взять в кавычки. Разговор этот был не просто о чем угодно, ибо в ходе беседы высказывались вещи, которые совершенно незаметно вжились в характер и интеллект означенной персоны. Эта беседа, длившаяся, может быть, всего три часа, повлекла за собой полное преобразование упомянутого лица. Так — можете верить или не верить — многие великие, значимо действующие в мире идеи вносились в души людей. Так были пробуждены великие идеи в Вольтере, который, может, не имел понятия, кем является эта, с виду в высшей степени незначительная, личность, имевшая, однако, сказать ему нечто важное. Так некоторые основные мысли были подобным же образом вложены в Руссо; а также и в Лессинга.

Такой характер и образ действий, исходящий от оккультных братств, в течение XIX столетия прекращался всё более и более. XIX век, согласно необходимости, был веком материализма. Оккультные братства отошли на задний план. Великие Мастера Мудрости и Созвучия Ощущений, используя техническое выражение, отошли на Восток. Они прекратили воздействовать на Запад. И вот на Западе произошло нечто совершенно особо важное. Разберемся в этом, чтобы уяснить значение Теософского Мирового Движения.

Шел 1841-й год, когда те, кто являлись членами совершенно закрытого сообщества, познали, что в Европе предстоит произойти чему-то важному. С тем, чтобы приглушить бурный прилив материализма, было необходимо ввести в человечество поток духовной жизни. В то время среди самих оккультистов имелась известная разность мнений. Одни говорили: «Человечество еще не созрело для того, чтобы уже теперь принять духовные факты и опыты, будем придерживаться системы молчания». — Это были консервативные оккультисты. Такая система была во многом оправданна, ибо распространение оккультных истин таит большие опасности. Другие говорили: «Опасность материализма слишком велика, необходимо что-то сделать в противовес ему — так, чтобы человечеству были сообщены, по крайней мере, элементарные вещи». Но — в какой форме? Человечество полностью отучилось воспринимать Дух в истинном облике, отучилось действительно подниматься к высшим мирам, совсем отучилось от этого понятия, так что этот мир духа вообще уже больше не существовал для него. Как такому человечеству, которое имеет понимание одного лишь материального, принести знание о том, что существует нечто духовное? И почему было так необходимо принести человечеству сознание духовного мира?

Тут мы касаемся одной из важных тайн, сокрытых в нашей современности. Я уже, то здесь, то там, указывал, почему, собственно, существует Теософское движение, для чего оно необходимо. Кто умеет взирать в духовный мир, знает, что всё, существующее внешне, материально, имеет свое духовное происхождение, вырастает из духовного. Нет ничего вещественного, что не вырастало бы из духовного. Также и то, что существует в человеке внешне как здоровье и болезнь, приходит от образа мыслей, от его мыслей. Совершенно права пословица: «Что ты думаешь сегодня — тем ты будешь завтра». Вы должны уяснить себе, что если одна эпоха имеет плохие, разрушительные мысли, то следующему поколению и следующей эпохе предстоит физически расплатиться за это. Это истина изречения: «Грехи отцов будут мстить в стольких-то и стольких-то коленах». Не безнаказанно человечество XIX века начало мыслить настолько грубо материально, настолько отвратило свой ум от всего духовного. Чтó мыслили тогда люди, это и будет исполняться теперь. И мы не так далеки от того времени, когда в наше человечество вступят своеобразные болезни и эпидемии! То, что мы называем нервозностью, самое позднее через полстолетия примет тяжелые формы. Так же, как некогда были чума и холера, а в средние века — проказа, начнутся и эпидемии душевных заболеваний, заболеваний нервной системы в эпидемической форме. Таковы действительные последствия того обстоятельства, что людям не хватает духовного ядра жизни. Там, где имеется сознание такого жизненного ядра, центра, там человек выздоравливает под влиянием здорового, истинного, мудрого мировоззрения. Но материализм отрицает душу, отрицает дух, выхолащивает человека, вытесняет его на его периферию, далеко оттесняет его от собственного центра. Здоровье есть только тогда, когда глубоко-внутреннее ядро его существа духовно и истинно. Из опустошения внутреннего проистекает настоящая болезнь, духовная эпидемия, на пороге которой мы стоим.

Для того чтобы дать человеку сознание его духовного сущностного ядра, у нас есть Теософское общество. К оздоровлению человечества призвано оно прежде всего остального, а не к тому, чтобы тот или иной узнал то или это. Знаете вы или нет о том, что существует реинкарнация и карма, — я подразумеваю, просто знаете, — от этого ничего не зависит, а всё зависит от того, чтобы эти мысли целиком и полностью становились плотью и душой, духовным ядром существа, ибо эти мысли — здоровы. Докажем ли мы их, или не докажем, сможем ли мы основать науку, которая с математической точностью излагала бы реинкарнацию и карму, — это не главное. Существует только одно доказательство духовнонаучных учений, и это — жизнь. Духовнонаучные учения докажут себя, если под их влиянием возникнет здоровая жизнь. Это станет истинным доказательством теософских учений. Кто хочет иметь доказательство теософии, должен переживать теософские истины; тогда она явит свою истинность. Каждый шаг и каждый день должен приносить нам доказательство духовнонаучных учений.

На этом основании и возникло Теософское общество. Но как материалистическому человечеству XIX столетия принести знание о том, что существует дух? И тогда сначала появилось спиритическое движение. Оно появилось именно потому, что не верили, что удастся привести человечество к знанию о существовании чего-то духовного; надо было показать дух так, чтобы люди видели его глазами. В Штутгарте¹⁷⁷ меня кто-то спросил, почему бы теософии не устроить так, чтобы Геккелю были предъявлены осязаемые доказательства того, что существует дух! Вот ведь как, нужно осязаемо показать, что такое дух! Это сначала и попытались сделать через спиритизм. Пытались это делать в течение десятилетий, вплоть до шестидесятых, семидесятых годов. Но тут выявился один очень фатальный факт. Проведем этот факт перед душой. И вы сможете увидеть, какая разница между переживанием высших миров теософским образом и тем, другим методом. Мы сейчас вовсе не говорим об истинности или неистинности спиритических явлений. Ясно, что существуют явления, посланные в наш мир сущностями других миров, так что и тем, кто признает только воспринимаемое чувствами, может быть предъявлено фактическое доказательство. Мы далеки от такой глупости, чтобы утверждать вслед за говорящими, что в спиритизме много надувательства. Бывают и фальшивые деньги, но ведь есть и настоящие.

Однако не будем дальше обсуждать вопрос подлинности. Что же переживал человек, участвовавший в спиритическом сеансе? (Мы предполагаем, что имеем дело с истинными откровениями, исключив всё остальное.) Когда демонстрировали явление какого-нибудь умершего, то человек получал ясное доказательство бессмертности человеческой души. Он получал материальное доказательство, он мог убедиться, что мертвые продолжают существовать в каком-то мире и даже могут быть вызваны в наш мир. Но тут же стало выясняться, что дело не в знании, что знание — вовсе не главное. Предположим, вы все таким же образом убедились, что через спиритический сеанс мы вызываем кого-либо из умерших в круг присутствующих. Тогда вы знали бы, что человеческая душа бессмертна. Но вопрос теперь будет такой: имеет ли подобное знание действительное значение в высшем смысле для истинной высшей человеческой жизни? Так сначала и думали. Вначале думали, что люди продвинутся на одну ступень выше, узнав, что существует бессмертие. Но здесь тот пункт, где духовнонаучное миропонимание полностью расходится с тем миропониманием, которое предоставляет ясное, зримое доказательство бессмертности.

Приведу такое сравнение. Я уже часто рассказывал о всевозможных высших мирах, я описывал, как выглядит астральный мир и как выглядит Девахан, и вы знаете, что человек после смерти вступает сначала в астральный, а затем в деваханический мир. Теперь представим, здесь могут сидеть многие, кто скажет: «Тому, что он рассказывает, мы не можем верить, это для нас слишком неправдоподобно!» Те, кто не верят, уходят и не возвращаются, изъявляют этим, собственно, только лишь свое мнение. Если же кто-то приходит снова, несмотря на то, что не верит, то его неверие ничего не меняет. Им, кто продолжает приходить, я бы сказал: «Не верьте мне вовсе, вам не надо ни во что верить, вера ничего не значит! Вы можете даже считать это надувательством или думать, что я вам рассказываю что-то, что произросло из царства фантазии; но слушайте и примите это!». Это главное. Представьте себе, что я нарисовал вам карту Малой Азии. И тут приходит кто-то и заявляет: эти реки и горы, которые он здесь изображает, — бессмыслица. Тогда я ему сказал бы: тому, что ты мне не веришь, я не придаю вовсе никакого значения. Но восприми это, поставь перед своим взором и сохрани в памяти. Приехав же в Малую Азию, ты обнаружишь, что карта верна, и там ты будешь по ней ориентироваться. В этом всё дело (как и в астрономии), — чтобы с картой в руках войти в высшие области; это — самое существенное, самое важное. Так же обстоит дело и со знанием высшего мира: лишь тогда мы сможем войти в этот высший мир, если воспримем что-то о его природе. Когда здесь описывается астральное, вы должны воспринимать нечто от колыхающегося и подвижного астрального мира, и когда говорится о Девахане, вы должны воспринять нечто от своеобразия деваханического мира, столь противоположного нашему. Когда вы всего лишь только соединяетесь с этими мыслями и вживаетесь в эти высшие области, — уже тогда вы приобретаете чувство того состояния сознания, какое мы имеем, когда нас окружает астральный мир, состояния сознания, которое имеет человек, окруженный деваханическим миром. Когда вы воспроизводите в своем переживании состояния, которые переживает видящий, поднимаясь в эти миры, то приобретаете еще нечто иное, чем если бы вы получали осязаемое доказательство того, что пережили что-то. Таково различие между духовнонаучным методом и всеми другими способами, убеждающими в существовании духовного.

Через теософию мы стараемся подняться в высшие миры, стать способными непосредственно ощущать духовное — так, чтобы уже в физическом мире мы ощущали дыхание высших миров. Спиритическое воззрение, которое я уже описал, стремится низвлечь духовный мир в физический, поставить его перед нами, как если бы он был физическим. Теософ стремится поднять человеческий мир в духовную сферу. Спирит говорит: «Чтобы доказать мне свое существование, духам надо спуститься ко мне. Им надо меня, так сказать, пощекотать, тогда они станут воспринимаемы для осязания». Теософ же поднимается к ним, он старается приблизиться к ним; старается так воспитать свою душу, чтобы уметь понимать духовное.

Вы сможете составить себе об этом понятие, рассмотрев один простой пример. При настоящих обстоятельствах человеку уже трудно подняться и до некоторых высоких духовных сущностей, которые инкарнированы во плоти. Представьте себе ситуацию: что было бы если бы в нашей сегодняшней действительности явился Христос Иисус! Как вы думаете, много бы нашлось таких, кто бы его признал? Я вовсе не хочу сказать, что если б кто-то пришел с теми же притязаниями, с какими пришел однажды Христос Иисус, то многие тут же побежали бы за полицией. Но всё зависит от того, являются ли люди зрелыми, чтобы узреть то, что живет рядом с ними.

Небольшой пример. Одна певица была приглашена на ужин, но пришла с опозданием. Ее стул стоял свободным между двумя сидящими господами. Один из них был Мендельсон, другой господин был ей незнаком. Она весь вечер беседовала с Мендельсоном; господин же по левую руку был очень любезен, всячески выказывая вежливость. Когда ужин был окончен, дама спросила у Мендельсона:

— Кто тот глупый малый, что сидел рядом со мной?

— Это Гегель, знаменитый философ, — ответил Мендельсон. Наверное, если б ее пригласили посмотреть на Гегеля, то она, определенно, пришла бы. Но поскольку она сидела рядом с ним, не имея об этом никакого понятия, он показался ей глупым малым.

Так же обстоит дело и с высшими индивидуальностями. Личностей, инкарнированных во плоти, человек может узнать только тогда лишь, когда он развил самого себя. Это то, чему способствует теософия: она хочет развить человека, преобразовать, а не добивается от духов, чтобы те спускались к нам. Чтобы Христу Иисусу быть признанным людьми как Христос Иисус, ему пришлось бы показать себя таким, каким люди его себе представляют, таким, каким следовало бы быть, по их мнению, великому человеку; его не должны принимать в обществе за глупца.

Как вы видите, нашему сегодняшнему культурному сознанию приходится испытывать трудность. Но главное не то, чтобы живущее в высшем мире спускалось к нам, но — чтобы мы восходили к нему. Нам надлежит сделать себя способными восходить к высшим мирам. Только это даст нам способность после нашей смерти достойным образом достигнуть высших миров. Действительно ориентироваться в Малой Азии может лишь тот, кто имеет карту, карту, составленную исходя из жизни. Кто здесь познал вещи, ожидающие его там, тот вступает в уже знакомый мир, зная, что в нем есть.

Простое знание о том, что такой мир существует, стóит, однако, не так много. Тут мы стоим перед великой тайной и перед ещё одним фактом огромной важности, и исходя из этого факта европейские и американские оккультисты решили отказаться от спиритической тактики и ввести в мир Теософское движение. Большая конференция оккультистов, состоявшаяся тогда в Вене, дала важный толчок к изменению тактики¹⁷⁸.

Для осуществления спиритического движения было необходимо совершать определенные процедуры. Эти процедуры, которые проводились в цивилизованных странах, исходили от американских оккультистов или из лож. В этих ложах был указан спиритический путь. Он состоял в том, что определенным кругам предоставляли возможность через род гальванизации определенных умерших давать осязаемые доказательства бессмертности. То есть на астральном плане сначала автоматизировались (automatisiert wurden) астральные трупы определенных умерших и посылались в круг спиритов, в физический мир. Они должны были доказать бессмертие. Тут можно спросить: подобает ли оккультистам Земли вызывать мертвых? Конечно, для того, кто работает оккультно, не существует границ между живым и мертвым. Он может навещать умерших в астральном мире и в Девахане. Если он захочет, то на самом деле может — я уже рассказывал об этом — привести в спиритический круг доказательство бессмертия. Этот факт я прошу учесть и не терять его из виду. Для человека, не сведущего в таких делах, это могло оказаться чем-то не совсем понятным. Но для оккультиста дело обстояло иначе. Выяснилось, что такой способ убеждаться в бессмертии не только лишен ценности, но и, в определенном отношении, исключительно вреден. Способ, которым человек, не становясь при этом лучше, получает в чувственном мире осязаемое доказательства бессмертия, оказался не только лишенным ценности, но даже и весьма вредным, а именно по следующим причинам.

Представьте себе, что люди, получавшие таким способом доказательство бессмертия, теряли стремление, тоску по вживанию в духовный мир; они становились материалистами также и по отношению к духовному миру. По своему знанию они были спиритуалисты, по привычке мыслить — не более чем материалисты. Они верили в некий духовный мир, но думали, однако, что его надо постигать чувственными средствами, а не духовными. Выяснилось, что тем, кто с такими материалистическими привычками мышления приходят в Камалоку, еще непривычнее познавать вещи «наверху», чем материалистам. Там материалистам обычно кажется, что они в мире сновидений; это нечто для них привычное, когда они туда приходят. Материалисту кажется, что он видит сны, и каждую минуту он думает, что должен проснуться. В Камалоке человеку кажется: он видит сны, он спит, он хочет проснуться.

Для того, кто обстоятельно составил себе убеждение о духовном мире и вот теперь обнаруживает, что духовный мир выглядит совсем иначе, дело обстоит так, что он не просто находится в сновидческом мире, но разница между тем, как он представлял себе духовный мир, и тем, каким он теперь его видит, действует на него как свинцовые гири. И когда люди поднимаются в Камалоку, где им и без того уже предстоит достаточно вытерпеть, особенно если у них есть неудовлетворенные желания, например, гурман, для которого удовлетворение возможно лишь, если у него есть язык, органы чувств, а их-то больше и нет, — то это похоже на то, как если бы у них была жгучая жажда или же они оказались в раскаленной печи. Чувство это несколько иное, нежели ощущение жгучей жажды, но все-таки похожее. Если вы обдумаете, что предстоит пережить человеку наверху и через что ему надо пройти, всё это можно будет охватить словами: он должен привыкнуть жить без тела. Для того, кто сильно зависит от чувственного, это тяжело. Тому, кто вырвал себя из чувственного, это вовсе не так трудно. Кто не сделал ничего, чтобы возвысить свою душу, ничего не сделал, чтобы выше развить свою душу, тот ощущает разницу между тем, что духовно, и тем, что чувственно, как разницу в весе, как висящую на нем свинцовую гирю. Это на самом деле разница в весе. Духовное обусловливает восприятия совершенно иного рода и вида, чем чувственное; но вот кто-то ожидает, что духовное должно быть таким же материальным и конкретным, а там, в духовном мире, он обнаруживает, что астральное устроено совершенно иначе. Тогда эта разница становится для него словно гирей, которая тянет его обратно в физический мир. А это самое ужасное.

На этом основании истинные Мастера Мудрости отказались от того способа, коим в пятидесятые, шестидесятые и в начале семидесятых годов приходили к убеждению в существовании духовного мира. От этого способа отказались, и для того, чтобы проложить пути в духовный мир, было решено обратиться к теософскому пути развития. В существенном он сводится к двум основным фактам. Один из них это тот, что в самом широком смысле необходимо образовывать духовное ядро, чтобы уберечь человечество от духовной эпидемии. Другой же — это дать людям возможность вживаться в высший мир, самим развиваться вверх, а не стремиться высший мир притягивать вниз. Будучи понятой в правильном духе, есть одна идея, одно ощущение непосредственной задачи Теософского движения. В духе этого Теософское движение ставит перед нами задачу, требует от нас, чтобы мы всё больше и больше развивались к тому, чтобы врастать в духовный мир. Тогда, я думаю, идея братства будет притекать к нам в самом высоком смысле. Мы тогда не будем больше стремиться прочь друг от друга. Люди разобщаются лишь до тех пор, пока они по-материалистически стремятся быть совершенно одни на этом физическом плане. В действительности мы разделены лишь покуда находимся на физическом плане. Как только мы взойдем в высший мир, то сразу же обнаружим духовное братство; духовное единство достигает там нашего сознания.

Я часто пытался, по крайней мере в форме мыслей, представить вам это духовное братство. Оно выражено столь прекрасно в словах: «Это ты». Посмотрим на самих себя. Я уже говорил однажды: отсеките мне руку, и через короткое время это уже будет не моя рука. Она может быть моей рукой, если только находится в моем организме, иначе это больше не рука, она отомрет, засохнув. Подобной рукой также являетесь и вы в организме Земли. Представьте себя на высоте нескольких миль от земли: там вы, как физический человек, будете не в состоянии жить, там ваша жизнь прекратится. Вы всего лишь только член нашей Земли, как моя рука — член моего тела. Та иллюзия, что вы самостоятельные существа, возникает лишь оттого, что вы вольно разгуливаете по земле, в отличие от руки, которая сращена с телом. Но от этого ничего не меняется. Гёте имел в виду нечто совершенно реальное, когда говорил о Духе Земли. Он имел в виду, что Земля имеет душу, члены которой — это мы. Он говорит о чем-то действительном, вкладывая в уста Духа Земли слова:

Я в буре деяний, в житейских волнах,
В огне, в воде,
Всегда, везде,
В извечной смене
Смертей и рождений.
Я — океан,
И зыбь развития,
И ткацкий стан
С волшебной нитью,
Где времени кинув сквозную канву,
Живую одежду я тку божеству¹⁷⁹.

Так уже физический человек является членом организма Земли и частью одного целого. А теперь промыслите это в духовной и душевной сфере, здесь дело обстоит точно так же. Как я часто подчеркивал, человечество не смогло бы жить, если бы оно не развилось на основе других царств. Точно так же и высоко развитый человек не может существовать без тех, кто развит менее высоко. Духовное не может существовать без тех, кто остался позади, так же, как не мог бы существовать человек, если бы не отстали животные, так же не может существовать животное без растения, растение без минерала. Прекраснее всего это выражено в Иоанновом Евангелии после рассказа об омовении ног: «Меня не было бы без вас…» Ученики — это необходимость для Иисуса, они — его почва. Это великая истина.

Загляните в судейскую комнату: за судейским столом сидит судья и чувствует себя возвышающимся над подсудимым. Этот судья, однако, мог бы поразмыслить и признаться себе, что он, быть может, в одной из прежних жизней был вместе с ним и упустил свой долг по отношению к нему, потому подсудимый и стал таковым. Если исследовать его карму, то могло бы статься, что, собственно, судья должен был бы быть сидящим на скамье подсудимых. Ведь всё человечество — один организм. Вырвите из него одну отдельную душу, и она не сможет существовать, она зачахнет. Единая связь связывает всех нас. Мы осознаем это, если попытаемся вжиться в высший мир, действительно поднять себя и пережить в себе духовное сущностное ядро. Если в нас живет духовное сущностное ядро, то оно поведет нас к братству. Братство уже есть на высших планах. На земле — лишь его отраженный образ. Братство на нашей Земле это образ того, что существует на высших планах. Мы отречемся от уже существующего в нас, если на Земле не будем взращивать среди нас братство.

Таково глубокое значение идеи братства. Исходя из него мы должны всё более и более стараться так воплощать теософские мысли, чтобы мы до глубочайших основ души понимали наших ближних и при величайшей разности мнений по-братски были вместе. Это правильное сообщество, правильное братство, когда мы не добиваемся, чтобы другой был с нами потому, что имеет одинаковое с нами мнение, но признаем за каждым человеком право иметь свое собственное мнение. Тогда в совместной деятельности будет достигнута вершина истины. Таково глубокое понимание нашего первого теософского основного положения. Если мы постигнем идею братства так, то скажем себе: мы объединены при всех прочих обстоятельствах и, если даже чьи-то мнения так отличны от наших, различия во мнениях никогда не могут быть основанием, чтобы разъединить нас. Только тогда мы полностью поймем друг друга, когда полностью признаем друг друга. Конечно, мы далеки еще от такого понимания теософского братства, а оно сможет быть действенным не раньше, чем в этом смысле, в этом стиле укоренится эта теософская мысль.

Примечания

¹⁷⁶ Лекция в Берлине, 4 ноября 1904 г.

¹⁷⁷ Рудольф Штайнер в это время только что вернулся из лекционной поездки.

¹⁷⁸ Подробнее об этом говорится в лекции от 11 октября 1915 г., Дорнах.

¹⁷⁹ Перевод Бориса Пастернака.

© В.Волков. Перевод, 2004.
© Издательство «Энигма», 2004.
© Издательство «Антропос», 2004.