Кристоф Линденау. Кто делает «делаемость»?

О духовных путях Аримана

Воля к наблюдению мышления как основа духовного исследования

Вместо того, чтобы действительно понимать тот мир, в котором мы живём, рассматривая его в широком спектре аспектов, мы находим сегодня — по крайней мере в том, что касается современной цивилизации — на удивление малое число моде­лей представлений. Но что является ещё более важным — почти повсюду мы встречаемся с волей, которая, вместо того, чтобы разобраться в мель­чайших деталях, считает действительностью толь­ко то, что беспрекословно соответствует этим моделям наших представлений.

Правда, подобные модели представлений, как показывают многие фундаменталистские течения современности, могут быть получены и благодаря редукции из религиозных или национальных тради­ций; однако решающими для сегодняшней техно­кратической цивилизации являются детерминиро­ванные модели современной естественной науки, а с ней и воля к восприятию всего мира более или менее в соответствии с моделью механизма разви­тия вселенной, берущего своё начало от "Первона­чального взрыва". В ходе нашего столетия такие модели представлений становятся всё более жёсткими компонентами мировоззрения и вытес­няют все другие представления о мире, а там, где это не удаётся, пытаются их себе подчинить.

Но в действительности и известные открытия прошлых столетий в механике, и проникшие до атомной структуры электромагнитные открытия нашего столетия провозглашают нечто совсем иное, чем то, что надеется в них найти упомянутая воля. Они свидетельствуют о том, что, если мы обращаемся к миру посредством лишь одной модели представления, мир проявляется со сторо­ны механической закономерности. Они свидетель­ствуют лишь о том, что здесь возникает опреде­ленная картина мира. Но эта картина мира уже не охватывает всего мира и никогда не является фактическим результатом исследования, ибо увиденное односторонне отрицает существование другого. Тем не менее, как раз это почти неистре­бимое суеверие становится сегодня предрассудком науки, той науки, которая когда-то выступала за то, чтобы искоренять все предрассудки в мире.

Обусловленной предвзятыми моделями пред­ставления воле в наше время противопоставлена совершенно другая вопя: воля к ответственному и тщательному, как это и должно быть в исследова­нии, наблюдению как собственного мышления, так и мышления другого.

Кроме самого научного результата, и отдельно от него, существует интерпретация отношения этого результата к миру в целом. Сам результат специально применённого мышления может быть получен и без того, чтобы мы при этом становились сознательными. Иначе в отношении касающейся его интерпретации. Она предполагает скорее наблюдение собственного мышления и применяе­мых при этом моделей представления. Ибо только она дает нам возможность признавать всегда имеющуюся односторонность принятой точки зрения и сознательно дополнять её благодаря результату, полученному среди других аспектов.

Итак, узнать, частью какого целого является всё найденное до сих пор, мы сможем, когда либо сами исследуем изучаемое явление с разных точек зрения, либо объединимся с исследователями иных специальностей, разрабатывающих его в других аспектах. Поэтому в новом способе иссле­дования основ общему рассмотрению применяемо­го мышления принадлежит ключевая роль. В даль­нейшем мы увидим, каким образом это имеет отношение к данному исследованию.

Образы жестов мышления

Поскольку мы наблюдаем как наше собствен­ное мышление, так и мышление других людей, мы воспринимаем не только отдельные мысли, как понятия и идеи, но и вызванное нашим мышлением движение, то есть жест, с которыми мы подходим к предмету нашего мышления. Исследование моста или направления ветра в аспекте механики являет­ся совершенно иным, чем изучение того, как они включены в окружающий ландшафт, какой акцент они в него вносят. Подходя при этом к одному и тому же предмету, мы делаем это с совершенно различными жестами — движениями мышления. Именно эти жесты определяют то, с каким воспри­ятием и наблюдением мы обращаемся к направле­нию ветра или мосту.

Описанный далее ряд характерных для сегодняш­ней цивилизации жестов мышления должен выявить жесты мышления, типичные для современности.

Ослепление через вытеснение

Итак, первый из описываемых здесь жестов мышления связан с вышеупомянутой моделью представления механизма развития всей вселен­ной. Он решительно "вытесняет" все другие взаи­мосвязи причины и следствия в области живого, в области душевного и духовного. Благодаря этому вытеснению возникает духовная "слепота" к тому, что связь причины и следствия в механике являет­ся лишь одной, но не единственной разновидно­стью того, как действует в мире причинная связь.

Эта вызванная вытеснением слепота приводит к тому, что мы имеем обслуживающую нас технику, возникшую прежде всего через механическое рассмотрение мира. Но благодаря ей мы всё боль­ше получаем возможность и человеческие поступки представлять по модели механического принципа действия. В конце концов мы стремимся к этому образу действий и уже не считаем возможным, чтобы образ действий и их последствия могли быть какими-либо иными.

Воля к власти как воля к деланию

Таким образом, сегодня стала общепринятой такая точка зрения, благодаря которой даже в человеческих поступках видят лишь идентичное с механическим действием "делание"; это происхо­дит и в тех случаях, когда машина выполняет работу лучше и, прежде всего, быстрее, чем чело­век. То, что вследствие этого возникает вокруг нас: от привинченной к стене полки до рафинированных продуктов генной техники — является "сделанным" миром, миром ''делания".

Таким образом, "делание" стало великим идеа­лом нашей современной цивилизации. Всё, что нужно для его существования — это, с одной стороны, — имевшийся до сих пор сырьевой склад, с другой стороны — мусорная яма. Всё, что остает­ся кроме этого, будет по возможности продаваться по сниженным ценам, как прошлогодний снег. "Воля к власти" прежнего мира преобразовалась в волю делать новый мир, которая при этом признаёт за собой право устанавливать масштаб и норму для всего, что возникает. Такая воля считает себя также уполномоченной вытеснять все другие пер­спективы для мира или, при случае, их финансово эксплуатировать, как фольклорный пережиток давно минувших времен.

"Формировать людей по своему образу"

Всё, что эта цивилизация берёт в свои руки, как обработанные и обрабатываемые объекты, в конеч­ном счете должно соответствовать определённой норме, под которую попадают и люди. Да, она мани­пулирует ими, и при этом не только в соответствии с масштабами избирателей и потребителей, но, заменив "связанность предписанием" на "гнёт об­стоятельств" или нечто подобное, она контролирует их соответствие норме как получателей зарплаты даже там, где место "заработанной платы" уже давно занял "оклад" и "доход". Она связывает "рабо­ту" и "доход" по формулам, которые, хотя и понятны из её притязаний господства, но не имеют никакого отношения к существу дела, так как в действитель­ности "доход" всегда относился к потребностям человека, а значит — всех людей, в то время как "работа" в оптимальном её проявлении предполага­ет автономию и независимость.

Короче говоря, современная цивилизация хоте­ла бы (но совершенно иначе, чем боги Ветхого завета) формировать человека "по своему образу": действенным, приспособляемым и таким же, как она сама, "слепым" по отношению к истинным ценностям человеческой жизни. Сегодня она, как и во времена национал-социалистического господ­ства силы в первой половине этого столетия, является противоправной определять, чья жизнь является "ценной" а чья — только "грузом" для тех людей, которые, по их нормам, ведут жизнь "значи­тельную". Это иллюстрируют сегодняшние рас­смотрения вопроса аборта.

Исходя из понятия прибыли

Там, где такое изменение человеческих отноше­ний невозможно или еще несвоевременно, все недейственные, неподходящие, хотя, быть может, и "видящие" истинную ценность человеческой жизни люди незамедлительно и по возможности малоза­тратным способом вытесняются с пути — с пути прогресса этой цивилизации. В примерах для этого мы не нуждаемся, хотя считаем для себя честью иметь настолько "дальше края своей тарелки" идущее сознание, чтобы принимать участие в судь­бе населяющих бразильские джунгли индейцев. Мы хорошо представляем себе причину сегодняшней массовой безработицы, когда речь идёт большей частью о людях, давно приспособленных к тому способу производства, который определяет техника, но, тем не менее, более не используемых.

Используемые или не используемые — для че­го? Для получения финансовой "прибыли". Ибо до тех пор, пока для экономического мышления рабо­чий является только фактором издержек, он непо­средственно связан со "слепым" по отношению к действительности понятием прибыли, которое наша цивилизация ещё со времён экономической тотальности встроила и продолжает встраивать в социальный мир. "Слепая" к социальной действи­тельности и потому равнодушная к ней прибыль является той, которая всё строит на убытке других: будь то банкротство конкурентов, стран-поставщиков сырья с их беднеющим населением или уволенных в связи с безработицей людей, которые в этом случае устраняются как фактор издержек, лишь только способные выполнить их работу машины становятся малозатратными. "Видящая" социальную действительность и потому чувствительная к ней прибыль делает возможным продолжение жизни всех участвующих в деле людей, блокируя чрезмерные инвестиции.

Да — засилию машин, нет — человеку

В связи с этим сегодня считается само собой ра­зумеющимся и гуманным облегчать (а во многих случаях и заменять) тяжёлую работу людей работой машин. С точки зрения отдельного человека, рабо­тающего на тяжёлой работе, это понятно и должно иметь место. С позиции же современной цивилиза­ции это выглядит совершенно противоположным образом, поскольку машина вовсе не "заменяет" рабочего. Рабочий — нравится нам это или нет — выглядит с этой точки зрения компенсацией достигнутой с помощью машин, аппаратов и автоматов производительности. Согласно цивилизации, подоб­ное будет продолжаться до тех пор, пока соответст­вующие машины, аппараты и автоматы не будут сконструированы или пока они в денежном отноше­нии по сравнению с рабочими ещё слишком дороги.

Действуя таким образом, современная цивили­зация рассуждает о "гуманизме", об "облегчении труда" или даже об "освобождении человека от физической работы". Своим существованием она обязана мышлению, в котором скрытым для нашего обычного сознания образом живёт зловещий жест: "нет — человеку" и "да — засилию машин". Этот жест мы обнаруживаем только в том случае, если наблюдаем своё мышление.

Чтобы подготовить встречу с духом

Действительно познакомиться с другим челове­ком мы можем только в беседе или при переписке: узнав, чем он интересуется и что он делает, мы узнаём, каким он водит мир. Мы учимся смотреть "его глазами". Нечто похожее происходит и в том случае, когда мы пытаемся через наблюдение мышления вжиться в найденные образы жестов.

Наряду с необходимой в этом случае осторож­ностью возникает волнующий нас вопрос: каким же образом входят в наше мышление пять найденных жестов? Здесь важно, и это должно быть особенно подчёркнуто, не соблазниться предположением, что всё вытекающее из жестов речи человека, чьё мышление мы наблюдаем, им осознаётся. Как правило, так происходит не всегда, и уж подавно не в вышеописанных случаях. Это означает, что (наперекор нашему падкому на критику времени) при работе с образами жестов мы никогда не должны обвинять человека.

Речь идёт скорее о подготовке встречи, кото­рая, для того, чтобы стать для жизни людей плодо­творной, предполагает по возможности полный мир собственной души. Ибо, как мы сейчас увидим, в дальнейшей работе нужно вживаться не в отдель­ных людей, к чьему мышлению мы благодаря их речи нашли образы жестов, но в сущность того, от кого исходят эти мысли, безразлично, знают ли люди о нём, или нет. Лишь когда мы пытаемся увидеть мир "его глазами", мы действительно знакомимся с ним. Что же это за сущность?

В первую очередь мы спрашиваем себя, как смотрит на мир существо, стремящееся истину мировой действительности подменить её частью, делая таким образом других существ — людей — "слепыми по отношению к истине"? Можно поста­вить вопрос иначе: как относится к миру существо, желающее воспрепятствовать людям в их пути к достижению полной истины посредством того, что заслоняет перспективу для её видения?

Второй вопрос: как относится к миру то сущест­во, в чьи намерения входит видеть этот мир сырь­ём для мира "делаемого" или мусорной ямой, когда "сделанное" больше не используется, чья "воля к власти" распространяется как на природные и культурные процессы, так и на "сделанный" мир?

Задавая себе подобные вопросы и пытаясь та­ким образом создать для себя представление о той сущности, которая хочет преобразовать человека "по своему собственному образу", мы подходим к третьему вопросу. Как относится к миру то существо, чья "воля к власти" над всем и каждым распростра­няется не только на исчисляемое в природе, которое хотело бы "измерить и вычислить даже то, что не измеряется и не исчисляется"? Именно вследствие этого оно может господствовать. Подобное касается и человеческой свободы. По своей собственной природе она неисчислима. Однако, позволяя делать себя послушной и управляемой благодаря "прянику" (зарплате) и "кнуту" (связанностью предписанием), она становится лишь видимостью свободы.

Здесь перед нами встаёт четвёртый вопрос о сущности, которая побуждает людей использовать собственную свободу таким образом, чтобы возни­кающая финансовая "прибыль" шла на пользу им самим, будучи, как правило, убытком для других и становясь, таким образом, "спелой" к социальной действительности. Является ли эта сущность дейст­вительно "перстом Божиим", как полагает специа­лист по национальной экономике Адам Смит?

Не можем ли мы, опираясь на упомянутые жес­ты мышления, проникнуть в ту сущность, которая хочет населить землю не работающими людьми, а функционирующими машинами, для шторой рабо­тающий человек является лишь временной "заме­ной", допускаемой, как необходимое зло, до тех пор, пока будет изобретён, сконструирован и оплачен соответствующий автомат? Каким образом смотрит ­на мир существо, которое говорит "да — заселению Земли автоматами", но "нет — человек"?

Как и при близком знакомстве с другим челове­ком, перед нами возникает образ этого существа. Мы непосредственно ощущаем, что это существо излучает нечто, что является абсолютным мраком для того, что мы называем человеческим достоинст­вом. Но если нам удаётся сохранить полное спокой­ствие души во внутреннем общении с этим образом, мы знакомимся ещё и с чем-то совершенно иным.

Мы знакомимся с трагедией современного чело­века, ибо лишь благодаря разрушающим силам, которые, исходя из этой сущности, через людей привносятся в мир, человек пробуждается к вопросу о собственном бытии. Благодаря этому мы учимся понимать глубокий трагизм самой этой сущности.

Мы понимаем, что она становится всё более бессильной найти друзей. Ведь господство надо всем и каждым и дружба взаимно исключают друг друга. В лучшем случае можно приобрести только "слуг". Но и они появляются лишь потому, что готовы стать инструментами и принадлежать "делаемому" миру. Мы понимаем, что до тех пор, пока эта сущность не изменит своей воли, она всегда будет оставаться одинокой. С волей к неог­раниченной власти над другими она стоит поперёк дороги самой себе. Чем больше мы проникаем в созданный нами из найденных жестов образ, тем больше мы понимаем бессилие его власти. И то чувство, которое благодаря этим усилиям пробуж­дается в нашей душе, является чувством скорби.

Так мы подготавливаемся к познанию той духов­ной сущности, которой персидская мифология дала имя "Ариман"; ибо сегодня можно не только в древ­них сказаниях и мифах прочесть о носителе этого имени, но пережить его здесь и сейчас. Из собст­венного опыта мы начинаем знакомиться с сущно­стью, которую Рудольф Штайнер в своих духовных исследованиях также называет этим именем.

Кристоф Линденау
"Дас Гётеанум" №39/1999