Отдельные примечания и дополнения

К главе «Существо человека. Тело, душа и дух».

Еще недавно говорить о «жизненной си­ле» считалось признаком ненаучного мышления. В на­стоящее время в науке снова то здесь, то там пере­стают отрицать идею «жизненной силы» в том виде, как ее признавали в более старые времена. Но тот, кто следит за направлением современного научного развития, найдет более последовательной логику тех, которые, исходя из этого развития, не желают ничего знать о «жизненной силе». «Жизненная сила» ни в коем случае не принадлежит к тому, что в настоящее время называется «силами природы». И тот, кто не же­лает от привычек мышления и образа представлений современной науки перейти к более высоким, тот не должен бы говорить о «жизненной силе». Лишь образ мышления и предпосылки духовной науки дают возможность, избегая противоречий, касаться подобных вещей. Даже такие мыслители, которые свои воззрения хотят обосновать исключительно на естественнонаучной почве, отказались в настоящее время от убеждения, которое во второй половине 19-го столетия допускало и для объяснения жизненных явлений существование только таких сил, которые действуют также и в без­жизненной природе. Книга столь значительного естест­воиспытателя, как Оскар Гертвиг: «Развитие организ­мов. Опровержение Дарвиновской теории случайно­стей» является весьма значительным научным явлением. Оно опровергает предположение, что лишь одно взаимодействие физических и химических законов мо­жет создавать живое. — Значительно также и то, что в так называемом неовитализме выражено воззрение, снова допускающее для живого начала существование особенных действий силы подобно тому, как это делали прежние приверженцы «жизненной силы». — Но в этой области тот не выйдет из схематически абстрактных понятий, кто не сможет признать, что действую­щее в живом сверх неорганических сил достижимо лишь при таком восприятии, которое восходит к созер­цанию сверхчувственного. Речь идет не о привнесении в область жизни способа познания, подобного естест­веннонаучному, но о том, чтобы приобрести другой вид познания.

Когда здесь говорится о «чувстве осяза­ния» низших организмов, то под этим словом подразу­мевается не то, что определяется этим выражением в обыденном понятии «чувство». О правильности этого выражения можно было бы даже многое возразить с точки зрения Духовной науки. Здесь под «чувством осязания» подразумевается скорее всеоб­щее восприятие внешнего впечатления в противопо­ложность частичным восприятиям, зрению, слуху и т. п.

Может показаться, что данное в этой изложении расчленение человеческого существа осно­вано на чисто произвольном различении частей в еди­ной душевной жизни. Против этого можно возразить, что это расчленение единой душевной жизни подобно появлению семи цветов радуги при прохождении све­та сквозь призму. То, что производит физик для объяс­нения световых явлений, изучая этот переход и семь цветовых оттенков в их последовательности, произво­дит соответствующим образом и духоиспытатель для существа души. Семь душевных членов являются не только результатом абстрагирующего рассудка. Этим они являются столь же мало, как и семь цветов по от­ношению к свету. В обоих случаях различие основано на внутренней природе фактов. Только в свете семь цветов становятся видимыми с помощью внешнего прибора, а семь членов души путем наблюдения, на­правленного на существо души в согласии с законами духа. Истинная сущность души не может быть понята без познания этого расчленения. Ибо тремя членами: физическим телом, жизненным телом, душевным те­лом душа принадлежит миру преходящему; другими четырьмя членами она коренится в вечном. В «единой душе» неразличимо связано преходящее и вечное. Не видя этого расчленения, нельзя познать отношения души к общему миру. Можно употребить еще одно сравнение. Химик разлагает воду на водород и кисло­род, оба эти вещества нельзя наблюдать в «единой воде». Но они имеют свою собственную сущность. И водород и кислород дают соединения с другими веще­ствами.

Так, в смерти три «низшие члена души» сое­диняются с преходящей сущностью мира; четыре выс­ших присоединяются к вечному. Тот, кто не хочет до­пустить расчленения души, подобен химику, который ничего бы не хотел знать о том, что вода разлагается на водород и кислород.

Духовно-научные описания должны быть принимаемы совершенно точно. Ибо они имеют цен­ность лишь при точной формулировке идей. Кто, на­пример, во фразе: «У него (т. е. у животного) они (ощущения и т. д.) не переплетаются с самостоятель­ными, переходящими за пределы непосредственных переживаний мыслями», оставит без внимания слова: «самостоятельными, переходящими за пределы непо­средственных переживаний», тот легко мог бы впасть в заблуждение, будто здесь утверждается, что в ощу­щениях или в инстинктах животных не содержится ни­каких мыслей. Но именно истинная духовная наука и стоит на почве познания, которое говорит, что всякое внутреннее переживание животных (как и все бытие вообще) переплетено с мыслями. Только мысли живот­ных являются не самостоятельными мыслями обитаю­щего в животном «Я», но мыслями группового Я жи­вотных, которое мы должны рассматривать как суще­ство, управляющее животным извне. Это групповое Я не находится в физическом мире, подобно Я человека, но действует на животное из мира душ. (Более подробно об этом можно найти в моем «Тайноведении»). Что же каса­ется человека, то в нем мысли приобретают самостоя­тельное бытие, так что и душевно переживаются не косвенно в ощущении, но непосредственно, как мысли.

Когда упоминается о том, что маленькие дети говорят: «Карл хороший», «Мария хочет этого», то нужно принять во внимание, что дело не в том, как рано начинают дети употреблять слово «Я», а в том, когда с этим словом они связывают соответствующее понятие. Когда дети слышат это слово от взрослых, то они могут употреблять его, не имея представления о «Я». Но употребление этого слова, возникающее в большинстве случаев поздно, указывает на важный факт в развития, а именно на постепенное раскрытие Я—представления из Я—чувства.

Описание истинной сущности «интуи­ции» можно найти в моей книге «Как достигается по­знание высших миров?» и в моем «Тайноведении». При невнимательном отношении к предмету легко можно найти противоречие между употреблением этого сло­ва в указанных двух книгах и тем, которое встречается в этой книге. Оно исчезает, если точно при­нять во внимание, что то, что из духовного мира, бла­годаря интуиции, в полноте реальности раскрывается для сверхчувственного познания, в своем низшем про­явлении открывается Самодуху так же, как внешнее бы­тие физического мира открывается в ощущении.

К главе «Перевоплощение духа и судьба».

От­носительно изложения этой главы надо принять во внимание, что здесь сделана попытка из мыслительно­го рассмотрения самого хода человеческой жизни, не принимая во внимание духовно-научных познаний, из­ложенных в других главах, приобрести представление о том, в какой мере человеческая жизнь и судьба са­ми в себе несут указание на повторяющиеся земные жизни. Само собой разумеется, что эти представления должны будут показаться весьма рискованными тому, кто «прочно обоснованными» считает лишь обычные представления о единственной жизни. Однако следует также принять во внимание, что данное здесь изложе­ние стремится обосновать мнение, что именно такой обычный способ представления не может привести к познанию основ жизни. Поэтому нужно искать другие представления, которые кажутся противоречащими обычным. И только тогда не ищут эти иные представ­ления, когда принципиально отклоняют такое же при­менение мыслительного рассмотрения к ходу событий, понимаемых исключительно душевно, как это приме­няется к тому, что происходит в физическом мире. При подобном отклонении не придают, например, ни­какого значения тому факту, что удар судьбы, пости­гающий Я, в ощущении оказывается родственным с тем, когда воспоминание сталкивается с переживани­ем, родственным этому воспоминанию. Но кто попыта­ется воспринять, каким образом действительно пере­живается удар судьбы, тот сможет отличить это пере­живание от тех, которые должны возникнуть, если точ­ка зрения берется во внешнем мире, благодаря чему всякое живое отношение удара к Я, разумеется, отпа­дает. При такой точке зрения удар кажется либо слу­чаем, либо предопределенным извне. Так как бывают также и такие удары судьбы, которые в известной ме­ре в человеческой жизни являются лишь так сказать, первоначальным вкладом, последствия же обнаружатся только позже, то тем больше искушение обобщить то, что относится только к этим случаям, а на другую возмож­ность совершенно не обратить внимания. Обращать вни­мание начинают лишь тогда, когда жизненный опыт дает такое направление способности представления какое об­наруживается у друга Гете — Кнебеля, который в од­ном письме пишет: «при точном наблюдении найдут, что в жизни большинства людей обнаруживается из­вестный план, который, благодаря ли их собственной природе или благодаря обстоятельствам, которые их ведут, им как бы предначертан. Как бы ни были измен­чивы и непостоянны состояния их жизни, в конце концов обнаруживается все же цельность, позволяющая заметить известную согласованность... Как бы скрыто не действовала рука определенной судьбы, хотя бы она и двигалась благодаря внешнему воздействию или внутреннему побуждению, все же обнаружи­вается: даже противоречивые силы часто движутся в ее направлении. Как бы ни было запутанно течение, все же всегда сквозит основание и направление». По­добное наблюдение может легко встретиться с возра­жениями в особенности таких людей, которые не хо­тят вникнуть в наблюдение душевных переживаний, из которого оно происходит. Но автор этой книги полага­ет, что в изложении идей о повторяющихся земных жизнях и судьбе он точно очертил границу, в пределах которой можно составить себе представления о причи­нах, формирующих жизнь. Он указал на то, что воззрение, к которому ведут эти представления, определяется ими лишь «силуэтно», что они могут лишь мыслительно подготовить к тому, что должно быть найдено Духовной наукой. Но эта мыслительная подготовка является внутренней душевной работой, которая, — если она свое значение не оценивает ложно, если она не хочет «доказывать», а лишь «упражнять» душу, — делает человека непредвзято восприимчивым для по­знаний, которые без подобной подготовки кажутся ему безумием.

К главе «Три мира. Мир душ».

Более подробное описание «духовных ор­ганов восприятия», о которых лишь вкратце сказано в главе «Путь познания», можно найти в моих книгах «Как достигается познание высших миров?» и «Тайноведение».

К главе «Три мира. Страна духов».

Было бы неправильным заключить отсю­да, что в духовном мире царит непрекращающееся движение, так как в нем нет «покоя, остановки на одном месте, как это бывает в физическом мире». Там, где находятся «праобразы, творящие существа», нет, правда, того, что можно назвать «покоем на одном месте», но все же есть иной покой, духовного рода, который может согласовываться с деятельной подвижно­стью. Его возможно сравнить со спокойным удовлетво­рением и блаженством духа, открывающимся в дея­тельности, а не в бездействии.

По отношению к побуждающим Властям мирового развития приходится употребить слово «замыслы», хотя тем самым попадают в искушение представить эти Власти просто, как человеческие за­мыслы. Это искушение может быть устранено, если при этих словах, которые приходится брать все же из области человеческого мира, подняться к тому их зна­чению, в котором откинуто все, что они имеют узко­ограниченно-человеческого, а взамен придать им то, что приблизительно дает им человек в тех случаях своей жизни, когда он в известной степени поднимается над самим собой.

Дальнейшее о «духовном слове» можно найти в моем «Тайноведении».

К главе «Три мира. Дух в стране духов после смерти».

Когда говорится: «...из вечного он может определить направление для будущего», то это есть указание на особый род душевного строя человека в соответствующее время между смертью и новым рождением. Постигающий человека в жизни в физическом мире удар судьбы может, для настроения души в этой жизни, казаться чем-то, что совершенно противоположно воле человека; в жизни между смертью и рождением душой владеет сила, по­добная воле, дающая человеку направление к пережи­ванию этого удара судьбы. Душа до известной степе­ни видит, что к ней из прежней земной жизни пристало несовершенство. Несовершенство, проистекающее от некрасивого поступка или некрасивой мысли. В душе между смертью и рождением возникает, подобный воле импульс, — изжить это несовершенство. Поэтому она принимает в свою сущность тенденцию в следующей земной жизни «броситься» в несчастье, чтобы на пути страдания произвести выравнивание. После рождения в физическом теле душа, которую встречает удар судь­бы, не чувствует, что она в чисто духовной жизни до рождения дала самой себе направление к этому уда­ру судьбы. Итак, то, что с точки зрения земной жизни является совсем нежелаемым, было желаемо душой в сверхчувственном. «Из вечного человек определяет се­бе будущее».

К главе «Три мира. О мыслеформах и о человеческой ауре».

Она является той главой, которая лег­че всего даст повод к недоразумениям, противники именно в этих рассуждениях ощущают лучший случай для своих нападок. Например, действи­тельно очень легко требовать, чтобы свидетельство ви­дящего в этой области было доказано опытами, соот­ветствующими естественнонаучному образу представ­ления. Можно требовать, чтобы известное количество людей, утверждающих, что они видят духовные ауры, дало бы ауре других людей воздействовать на себя. Тогда пусть видящие скажут, какие мысли, ощущения и т. д. они видят у наблюдаемых людей, как ауру. Если затем их показания совпадут друг с другом и если окажется, что наблюдаемые люди действительно имели указанные видящими ощущения, мысли и т. д., тогда можно согласиться и поверить в существование ауры. Это, конечно, вполне соответствует естественно­научному мышлению. Однако необходимо принять во внимание следующее: работа духоиспытателя над собственной душой, дающая ему способность духовного видения, направлена к тому, чтобы приобрести именно эту способность. Воспринимает ли он затем в отдельном случае нечто в духовном мире и что он восприни­мает, это зависит не от него. Это притекает к нему, как дар из духовного мира. Он не может его вынудить, он должен ждать, пока оно будет дано. Его намерение вызвать восприятие никогда не может принадлежать к причинам возникновения этого восприятия. Но именно этого намерения требует для эксперимента естественно­научный образ представления. А духовный мир не терпит повелений. Если бы опыт совершился, то он должен был быть предпринят из духовного мира. Некое существо должно было бы возыметь на­мерение раскрыть одному или нескольким видящим мысли одного или нескольких человек. Затем, по «ду­ховному побуждению», эти видящие должны были бы быть соединены для наблюдения. Тогда их показания, несомненно, совпали бы друг с другом. Как ни пара­доксально все это может показаться естественно­научному мышлению, но все же это так. Духовные «эксперименты» не могут производиться подобно физическим. Когда к видящему, например, приходит незна­комое лицо, то он не может просто «поставить себе целью» наблюдать ауру этого лица. Но он видит ауру, когда в духовном мире есть повод к тому, чтобы она ему раскрылась. — Этими немногими словами должно быть только указано на недоразумения, заключенные в вышеприведенных возражениях, Духовная наука долж­на показать, на каком пути человек приходит к видению ауры: то есть, на каком пути он сам может на опыте убедиться в ее существовании. Итак, тому, кто хочет познавать, эта наука может только ответить: обрати ус­ловия видения на свою собственную душу и ты будешь видеть. Было бы конечно удобнее видеть выполненным вышеупомянутое требование естественнонаучного рода представления; однако тот, кто ставит его, показывает, что по-настоящему он не изучил самых первых резуль­татов Духовной науки.

Данным в этой книге описанием «человеческой ау­ры» не имеется в виду угодить жажде сенсации, на­правленной на «сверхчувственное» и получающей в от­ношении духовного мира лишь тогда удовлетворение, когда под видом «духа» ей предлагают нечто, что в представлении не отличается от чувственного, и она таким образом со своим представлением может удобно пребывать в этом чувственном. Сказанное о том, как своеобразно надо представлять аурические цвета, могло бы, возможно, оградить это писание от подобного недоразумения. Точно так же должно было бы быть ясно, тому, кто стремится в этой области правильно видеть, что, когда человеческая душа имеет переживание духовного и душевного, она безусловно созерцает аурическое духовно, а не чувственно. Без такого созерцания переживание остается в бессозна­тельном. Не следует смешивать образное созерцание с самим переживанием; но нужно себе также уяснить, что в этом образном созерцании переживание находит вполне соответствующее выражение. Не такое, которое созерцающая душа образует произвольно, но которое само себя образует в сверхчувственном восприятии. Естествоиспытателю в настоящее время прощается, если он вынужден говорить о своего рода «человеческой ауре» так, как это делает проф. Мориц Бенедикт в своей книге «Rutenund Pendellehre»: «Существуют, хотя и в относительно небольшом числе, люди, кото­рые являются «приспособленными к темноте» (dunkelangepasst). Сравнительно большая часть этого мень­шинства видит в темноте очень много предметов без красок и только сравнительно очень немногие видят предметы также красочно... Многие ученые и врачи были исследованы в моей темной камере двумя моими классическими представителями «приспособленных к темноте», и у исследованных ими лиц не могло остать­ся никакого сомнения в правильности наблюдения и описания... Приспособленные к темноте и воспринимающие краски видят лоб и темя спереди в синем, ос­тальную правую половину также в синем, а левую в красном, или некоторые... в оранжево-желтом. Это распределение и эта окраска те же и сзади». Но духов­ному исследователю не так легко простят речи об «ауре». Здесь не имеется в виду какая-либо позиция от­носительно изложения Бенедикта — принадлежащему к интереснейшему в современном учении о природе — нет и стремления воспользоваться дешевым случаем, ко­торым многие так охотно пользуются, чтобы естественной наукой «извинить» Духовную науку. Имелось лишь в виду указать на то, как естествоиспытатель, при слу­чае может придти к утверждениям, не столь уж несходным с утверждениями Духовной науки. Но при этом необходимо подчеркнуть, что та, постигаемая духовно аура, о которой идет речь, в этой книге есть нечто со­вершенно иное, нежели аура, исследуемая физически­ми средствами, о которой идет речь у Бенедикта. И, конечно, впадают в грубое заблуждение, если думают, что «духовная аура» доступна исследованию внешни­ми естественнонаучными средствами. Она доступна только духовному зрению, прошедшему через путь по­знания (как он описан в последней главе этой книги). Но было бы также основано на недоразумении требо­вание, чтобы действительность духовно воспринимаемо­го была доказана тем же способом, как и действитель­ность чувственно воспринимаемого.