Перевоплощение духа и судьба

В середине между телом и духом живет душа. Впечатления, которые приходят к ней через тело, преходящи. Они остаются лишь до тех пор, пока тело открывает свои органы предметам внешнего мира. Мой глаз ощущает цвет розы лишь до тех пор, пока роза находится перед ним и пока сам он открыт. Необходимо присут­ствие предмета во внешнем мире так же, как и существование телесного органа, для того, чтобы могло возникнуть впечатление, ощущение или восприятие. — Но то, что я познал в духе, как истину о розе, то не исче­зает вместе с настоящим. И в своей истине это совершенно не зависит от меня. Это было бы истиной, если бы даже мне никогда не приходилось видеть розы. То, что я познаю духом, коренится в том элементе душевной жизни, посредством которого душа связана с миро­вым содержанием, открывающимся в ней независимо от ее преходящих телесных основ. Суть не в том, будет ли открывающееся само во всем непреходящим, а в том, происходит ли это откровение для души так, что при этом играет роль не ее преходящая телесная основа, но то, что в ней независимо от этого преходящего. Непреходящее (Das Dauernde) в душе предстает наблюдению именно в тот момент, когда замечаешь, что имеются переживания, не ограниченные ее преходящим, Суть точно также не в том, осознаются ли эти переживания сперва через преходящие отправления телесной организации, но в том, что они содержат нечто, что, хотя и живет в душе, но в своей истинности не зависит от преходящего процесса восприятия. Между настоящим временем и вечностью (Dauer) стоит душа, держа середину между телом и духом. Но она является также посредником между настоящим временем и вечностью (Dauer). Она сохраняет настоящее для воспоминания. Этим она вырывает настоящее у преходящего и подымает его в вечность своего духовного. Она также запечатлевает вечное во временно-преходящем, когда она в своей жизни не отдается одним только мимолетным возбуждениям, но из самой себя определяет вещи, внедряет свое существо в действия, совершаемые ею. При помощи воспоминания душа сохраняет вчерашний день; своими действиями она подготовляет себе завтрашний день.

Моя душа должна была бы постоянно снова воспринимать красный цвет розы, чтобы иметь его в сознании, если бы она не могла удержать его через воспоминание. То, что остается во внешнем впечатлении, что может быть удержано душой, то может независимо от внешнего впечатления снова стать представлением. Благодаря этому дару душа так претворяет внешний мир в свой собственный внутренний, что может потом посредством памяти удержать его — для воспоминанитя — и затем далее продолжать свою собственную жизнь с ним, независимо от приобретенных впечатлений. Таким образом душевная жизнь становится длительным следствием (dauernden Wirkung) преходящих впечатлений внешнего мира.

Но и действие получает длительность, раз оно запечатлелось во внешнем мире. Если я отрезаю ветку дерева, то благодаря моей душе произошло нечто, совершенно изменившее течение событий во внешнем мире. С этой ветвью на дереве произошло бы нечто совсем иное, если бы я не вмешался своим действием. Я вызвал к жизни ряд следствий, которых не было бы без меня. То, что я сделал сегодня, остается на завтра. Оно получает длительность благодаря поступку, подобно тому, как мои впечатления от вчерашнего дня получили длительность для моей души благодаря памяти.

В обыкновенном сознании для этой возникающем благодаря поступку длительности (Dauernwerden) не составляют себе представления такого же рода, как для «памяти», т. е. для возникающей длительности какого-либо переживания, появляющегося на основе восприятия. Но не связывается ли через свой поступок «Я» человека подобным же образом с происшедшей в мире переменой, как и с воспоминанием, возникаю­щим из впечатления? «Я» судит о новых впечатлениях различно, смотря по тому, имеет ли оно или нет то или иное воспоминание. Но как «Я», оно вступило также и в иную связь с миром, смотря по тому, совершило оно или нет тот или иной поступок. Произвел ли я каким-нибудь поступком впечатление на другого человека или нет — от этого зависит, существует ли нечто в отноше­нии мира к моему «Я» или нет. Я в своем отношении к миру уже иной после того, как я произвел на свое окру­жающее известное впечатление. Если то, что подразу­мевается здесь, не замечается в той же мере, как изме­нение «Я» через приобретение воспоминания, то это происходит исключительно оттого, что воспоминание тотчас же при своем образовании соединяется с душев­ной жизнью, которую человек постоянно и раньше ощу­щал как свою собственную; внешнее же действие по­ступка протекает отдельно от этой душевной жизни в последствиях, представляющих собою нечто иное, не­жели то, что сохраняется от него в воспоминании. Не­смотря на это, следовало бы признать, что после со­вершенного поступка в мире существует нечто, характер чему напечатлевает «Я». Если действительно проду­мать то, что здесь подлежит рассмотрению, то придешь к вопросу: не могло ли бы быть так, что последствия совершенного поступка, сущность которых напечатлело им «Я», получают тенденцию вновь подступить к «Я», как и сохранившееся в памяти впечатление опять ожи­вает, если к тому представляется внешний повод? Со­храненное в памяти ждет такого повода. Не могло ли бы и это, сохранившееся с характером «Я» во внешнем мире, точно так же ждать, чтобы подобным же образом подступить извне к человеческой душе, как при данном поводе воспоминание подступает к ней изнутри? Здесь это поставлено лишь как вопрос, потому что, конечно, могло бы быть и так, что никогда не явилось бы пово­да к тому, чтобы последствия поступка, носящие харак­тер «Я», настигли бы человеческую душу. Но что они, как таковые, существуют и что они своим существова­нием определяют отношение мира к «Я», это встает тотчас же, как возможное представление, если мыслен­но проследить то, что здесь изложено. В последующих рассмотрениях будет исследовано — существует ли нечто в человеческой жизни, что, исходя из этого «возможного» представления, указывает на действительность.

***

Теперь прежде всего рассмотрим память. Каким образом создается она? Очевидно совсем иным путем, чем ощущение или восприятие. Без глаза я не могу иметь ощущение «синего цвета». Но благодаря глазу я еще не имею воспоминания о «синем цвете». Чтобы мой глаз дал теперь это ощущение, для этого он должен встретиться с синим предметом. Телесность снова и снова отбрасывала бы в ничто все впечатления, если бы, одновременно с образующимся через акт восприятия сиюминутным (gegenwartige) представлением, не разыгрывалось бы в отношении между внешним миром и душой нечто, имеющее в человеке такого рода последствие, что он позже, благодаря процессам в самом себе, мог бы снова иметь представление о том что прежде вызвало представление извне. Кто приобрел опыт для душевного наблюдения, тот может найти, что совершенно неправильно выражение, исходящее из такого мнения: сегодня мы имеем представление, а завтра, благодаря памяти, это представление, побывав за это время где-то в человеке, появляется снова. Нет, это представление, которое я имею теперь, есть явление, которое вместе с «теперь» и исчезает. Когда появляется воспоминание, то во мне происходит процесс, который является последствием чего-то, что произошло сверх вызванного сиюминутного представления в отношении между внешним миром и мною. Вызванное воспоминанием представление есть новое, а не сохраненное старое. Воспоминание состоит в том, что можно опять представлять, а не в том, что представление может опять оживать. То, что снова появляется, есть нечто иное, чем само представление. (Это замечание здесь делается потому, что в духовно-научной области необходимо, чтобы об известных вещах составлялись более точные представления, чем в обыкновенной жизни и даже в обыкновенной науке). — Я вспоминаю, это значит: я переживаю нечто, чего уже больше нет. Я связываю прошедшее переживание с моей настоящее жизнью. Так бывает при каждом воспоминании. Пред­положим, я встречаю человека и вновь узнаю его, по­тому что я вчера встретился с ним. Он был бы для ме­ня совершенно незнакомым, если бы тот образ, который я создал себе вчера путем восприятия, я не мог свя­зать с моим сегодняшним впечатлением. Сегодняшний образ дает мне восприятие, т. е. моя чувственная орга­низация (Sinnesorganisation). Но кто же словно каким-то колдовством заключил вчерашнее в мою душу? То же самое существо во мне, которое присутствовало вчера при моем переживании, присутствует опять при сегодняшнем переживании. В предыдущем оно было названо душой. Без этой верной хранительницы прошлого каждое внешнее впечатление было бы для человека всегда новым. Несомненно, что душа, как бы посредством оттиска, запечатлевает в теле событие, благодаря которому нечто становится воспоминанием; но именно душа должна сделать этот оттиск и затем воспринять этот свой собственный оттиск, как она вос­принимает что-либо внешнее. Таким образом она яв­ляется хранительницей воспоминаний.

В качестве хранительницы прошлого, душа постоян­но собирает сокровища для духа. То, что я могу отли­чить верное от неверного, зависит от того, что я, как че­ловек, представляю собой мыслящее существо, которое в состоянии охватить истину в духе. Истина вечна; и она могла бы мне снова и снова открываться в вещах, даже если бы я постоянно терял из виду прошедшее и каждое впечатление было бы для меня новым. Но дух, который во мне, не ограничивается только впечатле­ниями настоящего; душа охватывает своим кругозором и прошедшее. И чем больше она может прибавить к нему из прошлого, тем богаче делает она этот круго­зор. Таким образом душа передает дальше духу то, что она получила от тела. — Вследствие этого дух че­ловека в каждый момент жизни содержит в себе двоя­кое. Во-первых, вечные законы истины и добра, и во-вторых, воспоминание о переживаниях прошедшего. Все, что человек делает, он совершает под влиянием обоих этих факторов. И если мы хотим понять челове­ческий дух, мы должны также знать о нем две вещи: во-первых, насколько раскрылось ему вечное, и во-вторых какие сокровища прошлого лежат в нем.

Эти сокровища отнюдь не остаются для духа в неизменном виде. Впечатления, которые человек приобретает из переживаний, понемногу исчезают из памяти. Но не плоды их. Мы не помним все переживания, через которые мы прошли в детстве, пока усваивали себе искусство чтения и письма. Но мы не могли бы ни читать, ни писать, если бы мы не прошли через эти переживания, и если бы их плоды не сохранились в нас в форме способностей. Это и есть то превращение, которое производит дух с сокровищами памяти. Он предоставляет то, что может вести к картинам отдельных переживаний, его судьбе, и берет из него лишь силу для возвышения (Erhohung) своих способностей. Таким образом несомненно, что ни одно переживание не проходит бесплодным; душа сохраняет его как воспоминание, а дух извлекает из него то, что может обогатить его способности, содержание его жизни. Человеческий дух растет благодаря переработанным переживаниям. — И поэтому, хотя и нельзя искать прошлые переживания в духе, как если бы они хранились в кладовой, но мы находим их воздействия в способностях, приобретенных человеком.

***

До сих пор мы рассматривали дух и душу лишь в тех границах, которые поставлены рождением смертью. Нельзя ограничиться этим. Кто ограничился бы лишь этим, походил бы на того, кто и человеческое тело захотел бы рассматривать лишь в тех же границах. Безусловно, в этих границах можно найти очень многое. Но никак нельзя объяснить человеческий облик (Gestalt) на основании того, что лежит между рождением и смертью. Этот человеческий облик не может строиться непосредственно из одних только физических веществ и сил. Он может происходить лишь от подобного ему облика, который получается на основе воспроизведения. Физические вещества и силы строят тело в течение жизни; силы воспроизведения дают возможность рождения от него другого тела, которое может иметь его облик; следовательно такого, которое может быть носителем того же жизненного тела. — Каждое жизненное тело есть повторение своего предка. Только потому, что оно является таковым, оно принимает не любой облик, а тот, что передан ему по наследству. Те силы, которые сделали возможным мой человеческий облик, лежали в моих предках. Но и дух человека явля­ется в определенном облике (причем слово «облик», ко­нечно, употребляется в духовном смысле). И облики духа бывают самые различные у отдельных людей. Нет двух людей с одинаковым духовным обликом. Надо лишь так же спокойно и точно наблюдать в этой обла­сти, как и в физической. Нельзя сказать, что различия людей в духовном отношении происходят только от раз­личия окружающей их обстановки, их воспитания и т. д. Вовсе нет, ибо два человека развиваются при одинако­вых влияниях среды, воспитания и т. д. совершенно различным образом. Поэтому необходимо признать, что они вступили на свой жизненный путь с совершенно различными задатками. — Здесь мы стоим перед важ­ным фактом, бросающим свет на сущность человека, если только вполне признать его значение. Кто свое внимание хочет направлять лишь в сторону материаль­но-происходящего, тот мог бы, конечно, сказать — ин­дивидуальные различия человеческих личностей проис­ходят от различий в свойстве физического зародыша. (И, принимая во внимание законы наследственности, найденные Гр. Менделем и далее разработанные дру­гими, подобное воззрение может сказать многое, что даст ему также и перед научным суждением видимость правоты). Но судящий так обнаруживает лишь, что он не вник в действительное отношение человека к его переживанию. Так как надлежащее наблюдение пока­зывает, что внешние обстоятельства действуют на раз­личные личности различным образом посредством чего-то, что не вступает непосредственно во взаимоотноше­ние с материальным развитием. Для исследователя, действительно точного в этой области, обнаруживается, что происходящее из физических задатков можно отли­чить от того, что хотя и возникает через взаимоотно­шение человека с переживаниями, но может получать свой облик только благодаря тому, что сама душа уста­навливает это взаимоотношение. Душа стоит тут ясно во взаимосвязи с чем-то во внешнем мире, что не мо­жет, по своему существу, иметь никакого отношения к физическим задаткам зародыша.

Своим физическим обликом люди отличаются от своих животных собратий па земле. Но в известных границах, по отношению к этому облику, они сходны между собой. Есть лишь один человеческий род. Как бы ни были велики различия рас, поколений, народов и личностей: в физическом отношении сходство между человеком и человеком больше, чем между человеком и какой-либо породой животных. Все, что запечатлено в человеческом роде, обусловливается наследственно­стью от предков к потомкам. И человеческий облик; связан с этой наследственностью. Как лев может унаследовать свой облик лишь от львиных предков, так и человек лишь от человеческих предков наследует свой физический облик.

Насколько очевидно физическое сходство между людьми, настолько для беспристрастного духовного взора обнаруживается различие их духовных обли­ков. — Существует один очевидный факт, посредством которого обнаруживается это. Это — наличие биогра­фии человека. Если бы человек был просто существом, принадлежащим к известному роду, не могло бы быть биографии. Лев, голубь возбуждают интерес лишь по­скольку они принадлежат к львиной и голубиной поро­де. Мы поймем каждого из них в отдельности во всем существенном, если мы опишем породу. Почти безраз­лично, имеем ли мы тут дело с отцом, сыном или вну­ком. То, что нас в них интересует, одинаково общим имеют и отец, и сын, и внук. Значение же человека на­чинается лишь там, где он является не только сущест­вом известного рода или вида, но отдельным сущест­вом. Я еще вовсе не понял существа господина Шульце из Крэвинкеля, если я описал его сына или его отца. Я должен узнать его собственную биографию. Тот, кто подумает над сущностью биографии, тот заметит, что в духовном отношении каждый человек сам по себе есть отдельный род. — Тот, кто понимает биографию лишь как чисто внешний перечень событий жизни, тот конечно может утверждать, что он совершенно в том же смысле мог бы написать собачью биографию, как и че­ловеческую. Но тот, кто в биографии изображает ис­тинную, самобытную природу человека, тот понимает, что он имеет в ней нечто, соответствующее описанию целого вида в животном царстве. Дело не в том, что — как это само собой разумеется — о животном, — особенно об умном, — можно рассказать нечто подобное биографии, дело в том, что человеческая биография соответствует не этой биографии отдельного животного, но описанию животного вида. Конечно, всегда найдутся люди, которые сказанное здесь захотят опровергнуть, утверждая, что, например, владельцы зверинцев знают, как индивидуально отличаются друг от друга отдельные животные одной и той же породы. Но кто судит подобным образом, тот показывает лишь, что он не в состоянии отличать индивидуального различия от различия, приобретенного исключительно индивидуаль­ностью.

Как вид или род в физическом смысле нам понятны лишь тогда, когда мы их понимаем, как обусловленные наследственностью, точно так же и духовное существо может быть понято лишь путем подобной же духовной наследственности. Мой физический человеческий облик я имею вследствие моего происхождения от человече­ских предков. Откуда же у меня явилось то, что выра­жается в моей биографии? Как физический человек я повторяю облик моих предков. Но что же я повторяю, как духовный человек? Тот, кто будет утверждать, что никакого дальнейшего разъяснения не требуется для того, что заключено в моей биографии, что все это дол­жно просто принять, тот мог бы с таким же правом утверждать, что он где-то видел земляной пригорок, на котором комки земли сами собой складывались, об­разовывая живого человека.

Как физический человек, я происхожу от других физических людей, потому что я имею тот же облик, как и весь человеческий род. Таким образом, свойства рода могли быть приобретены в пределах рода путем наследственности. Как духовный человек, я обладаю своим собственным обликом, так же как и своей соб­ственной биографией. Следовательно этот облик я не могу иметь ни от кого другого, кроме себя самого. И так как я вошел в мир не с неопределенными, а с оп­ределенными душевными задатками, и так как эти за­датки определяют мой жизненный путь, как он отража­ется в моей биографии, то моя работа над самим собой не могла начаться лишь с моего рождения. Как духов­ный человек, я должен был существовать до моего рождения. В моих предках я очевидно не существовал раньше, потому что, как духовные люди, они отличны от меня. Моя биография не разъясняется их биографией. Как духовное существо, я скорее должен быть повторением такого существа, чьей биографией уясняется моя. Другой еще допустимый случай был бы тот, что выработкой того, что составляет содержание моей биографии, я обязан только духовной жизни до рождения (или зачатия). Но такое представление было бы правильно только в том случае, если допустить, что то, что воздействует на человеческую душу из физического окружения, однородно с тем, что душа имеет лишь из духовного мира. Такое допущение противоречит действительно точному наблюдению. Ведь то, что из этого физического окружения является определяющим для человеческой души, таково, что оно действует, как нечто пережитое в физической жизни позднее на нечто, одинаковым образом пережитое ранее. Чтобы правильно наблюдать эти соотношения, нужно приобрести себе взгляд на существование в человеческой жизни воздействующих впечатлений, которые действуют на задатки души таким же образом, как стояние перед поступком, который должен быть совершен, по отношению к тому, что в физической жизни ты уже совершил; но только такие впечатления встречаются не с тем, что уже выработано в этой непосредственной жизни, а с душевными задатками, столь же восприимчивыми, как и способности, приобретенные упражнением. Кто вникает в эти вещи, тот приходит к представлению о земных жизнях, которые должны были предшествовать данной. Он не сможет в своем мышлении остановиться на чисто духовных переживаниях до этой земной жизни. — Физический облик, который носил Шиллер, он унаследовал от своих предков. Но так же как этот физический облик не мог вырасти из земли, так не могла этого и духовная сущность Шиллера. Он должен быть повторением другого духовного существа, биография которого объясняет его биографию так же, как физический облик Шиллера объясняется человеческим воспроизведением. — Итак, подобно тому как физический облик человека есть постоянное повторение, перевоплощение родовой человеческой сущности, так и духовный человек должен быть перевоплощением этого же самого духовного человека. Потому что в качестве духовного человека каждый составляет свой особый род.

Против вышесказанного можно возразить, что это чистейшие измышления ума, и можно потребовать здесь внешних доказательств, к которым привыкло обычное естествознание. Но на это нужно сказать, что перево­площение духовного человека есть процесс, не принад­лежащий к области физических фактов, но происходя­щий всецело в духовной области. И к этой области не имеет доступа ни одна из наших обыкновенных духов­ных сил, кроме мышления. Тот, кто не хочет доверять силе мышления, тот не сможет уяснить себе высшие духовные факты. — Для того, чьи духовные очи откры­лись, вышеуказанный ход мысли действует с точно та­кой же силой, как действует какое-нибудь явление, происходящее перед его физическими глазами. Кто признает за так называемыми «доказательствами», по­строенными по методу обыкновенного естественно-науч­ного познания, больше силы и убедительности, чем за вышеприведенными доводами о значении биографии, тот может быть крупным ученым в обычном значении этого слова, но от путей истинно духовного исследова­ния он очень далек.

Одним из самых сомнительных предрассудков явля­ется тот, когда духовные свойства человека стараются объяснить наследованием от отца или матери, или иных предков. Если, к примеру, кто-нибудь придерживается предрассудка, что Гете унаследовал от матери и отца то, что является его главной сутью, то с таким челове­ком вряд ли что поделаешь доводами, ибо в нем лежит глубокая антипатия к беспристрастному наблюдению. Материалистический гипноз мешает ему увидеть соот­ношения явлений в их настоящем свете.

В подобных разъяснениях даны предпосылки, позво­ляющие проследить человеческое существо за предела­ми рождения и смерти. В границах, определенных рож­дением и смертью, человек принадлежит к трем ми­рам — телесному, душевному и духовному. Душа об­разует посредствующий член (Mittelglied) между телом и духом, пронизывая третий член тела, душевное тело, способностью к ощущениям, и проникая первый член Духа, Самодух, как душа сознательная. Поэтому в течение жизни душа сопричастна как телу, так и духу. Эта сопричастность выражается во всем ее бытии. От организации душевного тела будет зависеть, как сможет развернуть душа ощущающая свои качества. И с другой стороны, от жизни души сознательной будет зависеть, насколько сможет развиться в ней Самодух. Чем лучше строение душевного тела, тем совершеннее становится взаимодействие души ощущающей с внешним миром. И тем богаче и сильнее становится Самодух, чем больше пищи доставляет ему душа сознательная. Мы уже указали на то, что в течение жизни через переработанные переживания и через плоды этих переживаний Самодух получает эту пищу. Ибо указанное взаимодействие между душой и духом конечно может быть лишь там, где душа и дух заключены друг в друге, проникнуты друг другом, значит в пределах объединения «Самодуха с душой сознательной».

Прежде всего рассмотрим взаимодействие душевно го тела и души ощущающей. Правда, душевное тело, как выяснилось, есть тончайшее преобразование телесности, но все же оно принадлежит к телесности и зависит от нее. Тело физическое, тело эфирное и тело душевное в известном отношении образуют одно целое. Поэтому и душевное тело подчинено законам физической наследственности, через которую тело получает свой облик. И так как оно есть наиболее подвижное, как бы самая преходящая форма телесности, то оно и обнаруживает самые подвижные и преходящие явления наследственности. Поэтому, в то время, как физическое тело менее всего разнится в расах, народах, поколениях, а в эфирном теле, хотя оно и являет собой большие отклонения для отдельных людей, все же преобладает несомненное сходство — это различие очень велико в отношении тела душевного. В нем выражается то, что мы уже ощущаем как внешнюю, личную особенность человека. Поэтому, оно есть также носитель того, что из этих личных особенностей наследуется потомками от родителей, дедов и т. д. Правда, душа, как таковая, как это уже разъяснялось, ведет собственную, вполне обособленную жизнь; она замыкается в себе самой, со своими склонностями и отвращениями, со своими чувствами и страстями. Но все же она действует, как целое, и поэтому это целое выражается и в душе ощущающей. И так как душа ощущающая проникает душевное тело, как бы наполняет его, то оно строится сообразно природе души, и таким образом, как носитель наследственности, оно может передавать склонности, страсти и т. д. от предков к потомкам. На этом факте основано то, что говорит Гете: «От отца у меня осанка, строгий строй жизни: от матери веселость нрава и охота к сочинительству». Но, конечно, его гениальность не от них. Таким образом нам выясняется, что именно из своих душевных свойств может передать человек по линии физической наследственности. — Вещества и силы физического тела, как таковые, находятся так­же и во всем круге внешней физической природы. Они постоянно берутся из нее и снова возвращаются ей. В течение нескольких лет совершенно обновляется со­став вещества, образующего наше физическое тело. Что этот состав вещества принимает форму человеческого тела и что он внутри этого тела постоянно обнов­ляется, это зависит от того, что он сдерживается телом эфирным. И форма эфирного тела определяется не только событиями между рождением — или зача­тием — и смертью, но она находится в зависимости от законов наследственности, переходящих за грани рож­дения и смерти. То обстоятельство, что путем наслед­ственности могут передаваться также и душевные свойства, т. с. что при своем продолжении физическая наследственность получает душевный вклад, это имеет свою основу в том, что душевное тело может нахо­диться под влиянием души ощущающей.

Каким же образом складывается взаимодействие между душой и духом? В течение жизни дух связан с душой вышеуказанным образом. Душа получает от духа дар жить в истине и добре и этим приводит к выра­жению сам дух в своей собственной жизни, в своих склонностях, стремлениях и страстях. Самодух приносит для «Я» из мира духа вечные законы истины и добра. Эти законы через душу сознательную связываются с пере­живаниями собственной душевной жизни. Сами эти переживания преходящи. Но плоды их остаются. И то, что Самодух был связан с ними, налагает на него неизгладимый отпечаток. Когда человеческий дух подходит к такому переживанию, которое сходно с другим, с которым он уже однажды был связан, то он видит в этом переживании нечто, уже знакомое, и относится к нему иначе, чем если бы он встретился с ним впер вые. Ведь на этом основано всякое обучение. И плода ми обучения являются приобретенные способности. — Таким образом, в вечный дух запечатлеваются плоды преходящей жизни. — И разве мы не воспринимаем эти плоды? На чем основаны задатки, которые изложены выше, как отличительные черты духовного человека? Чем являются они, как не способностями к тому или иному, которые приносит с собой человек, когда он начинает свой земной путь. В известных отношениях эти способности вполне подобны тем, которые мы можем усвоить себе также и в течение жизни. Возьмем гений человека. О Моцарте известно, что он ребенком мог записать по памяти всего раз услышанное им длинное музыкальное произведение. Он был к этому способен лишь потому, что был в состоянии сразу окинуть взором все произведение целиком. И в течение жизни человек в известных пределах расширяет способность все охватывать взором, улавливать связи, так что тем самым он приобретает новые способности. Ведь говорит же о себе Лессинг, что благодаря своему дару критического наблюдения он приобрел себе нечто близкое к гениальности. Если такие способности, основанные на известных задатках, мы не хотим принимать за чудеса, то мы должны их считать плодами переживаний, которые имел Самодух через душу. Они запечатлелись в Самодухе. И так как это случилось не в этой жизни, то значит в какой-либо прежней. Человеческий дух есть свой собственный особый род. И подобно тому как человек, как физическое существо известного рода, на следует свои свойства в пределах этого рода, так же и дух — в пределах своего рода, т. е. в пределах себя самого. В жизни человеческий Дух является повторением самого себя, с плодами своих прежних переживаний в прошлых жизнях. Таким образом эта жизнь есть повторение других, и приносит с собой то, что Самодух выработал для себя в прошлой жизни. Когда Самодух принимает в себя нечто, что может стать плодом, то он проникается Жизнедухом. Подобно тому, как жизненное тело из вида в вид повторяет форму, так же точно Жизнедух переносит душу от одного личного бытия в другое.

Благодаря предыдущим рассмотрениям, представление, ищущее в повторяющихся земных жизнях основу для известных жизненных процессов в человеке, поды­мается в область достоверности. Свое полное значение представление это может получить, конечно, только через наблюдение, вытекающее из тех духовных про­зрений, которые могут быть добыты благодаря вступ­лению на путь познания, описанный в конце этой кни­ги. Здесь надлежало лишь показать, что обыкновенное наблюдение, правильно ориентированное мышлением, уже ведет к этому представлению. Подобное наблюде­ние даст, конечно, сначала лишь очертание представ­ления. И оно не сможет вполне сберечь представление от возражений неточного, правильно не руководимого мышлением, наблюдения. Но, с другой стороны, верно, что тот, кто приобретает такое представление путем простого разумного наблюдения, тот подготовляет себя к сверхчувственному наблюдению. Он как бы выраба­тывает нечто, что необходимо иметь прежде этого сверх­чувственного наблюдения, как необходимо иметь глаза прежде чувственного наблюдения. Тот, кто возражает, что, образуя подобное представление, можно внушить самому себе это сверхчувственное наблюдение, то он только доказывает, что не в состоянии свободным мыш­лением подойти к действительности и что как раз бла­годаря этому он сам внушает себе свои возражения.

***

Таким образом, душевные переживания получают длительность не только в границах рождения и смерти, но и сохраняются после смерти. Но не только в духе, который вспыхивает в ней, запечатлевает душа свои переживания, а как это было указано выше также и во внешнем мире путем поступка. То, что со­вершил человек вчера, еще существует сегодня в своем следствии. Образ такой связи между причиной и след­ствием дает в этом отношении аналогия сна и смерти. — Нередко сон именуется младшим братом смерти. Я встаю утром. Ночь прервала мою текущую деятель­ность. При обыкновенных условиях для меня невоз­можно утром приняться за свою деятельность каким мне вздумается способом. Чтобы в моей жизни царили порядок и связность, я должен связать ее с моей вчерашней деятельностью. Мои дела вчерашнего дня обусловливают собой те, которые мне предстоят сегодня. Тем, что я сделал вчера, я создал свою судьбу на сегодня. На время я отделился от своей деятельности; но эта деятельность принадлежит мне и она снова влечет меня к себе после того, как я на время отдалился от нее. Мое прошедшее остается связанным со мной; оно продолжает жить в моем настоящем и последует за мной в мое будущее. Не проснуться сегодня утром дол жен был бы я, а быть заново сотворенным из ничего, если бы последствия моих вчерашних дел не являлись моей судьбой на сегодня. Ведь было бы нелепо, если бы при нормальных условиях жизни я не поселился в доме, который я построил для себя.

Так же как человек не творится утром заново, так и человеческий дух не создается вновь при начале свое го земного жизненного пути. Попытаемся объяснить себе, что происходит при вступлении на этот жизненный путь. Возникает физическое тело, которое получает свой облик благодаря законам наследственности. Это тело становится носителем духа, который повторяет прежнюю жизнь в новом образе. Между обоими находится душа, ведущая замкнутую в себе, свою собственную жизнь. Ее склонности и антипатии, ее желания и вожделения служат ей; она ставит мышление себе на службу. Как душа ощущающая, она воспринимает впечатления внешнего мира; и она передает их духу, чтобы он извлек из них плоды для вечности (Dauer). Она как бы играет роль посредника и се задача исполнена, если она удовлетворяет этой роли. Тело формирует ей впечатления; она преобразует их в ощущения, сохраняет их в памяти как представления и передает их духу, чтобы он пронес их через вечность (Dauer). Собственно говоря, душа есть то, чем человек принадлежит своей земной жизни. Своим телом он принадлежит к физическому человеческому роду. Посредством него он является членом этого рода. Своим духом он живет в высшем мире. Душа временно связует вместе оба эти мира.

Но физический мир, куда вступает человеческий дух, не является для него чуждой областью. В ней запечатлены следы его деятельности. Из этой области нечто уже принадлежит ему. Оно несет на себе отпечаток его существа. Оно родственно ему. Как некогда душа передала ему впечатления внешнего мира, чтобы они пребывали в нем, так же точно, как его орган, она претворила полученные ею от него способности в поступки, которые также длительны в своих следствиях. Через это душа действительно влилась в эти поступки. В следствиях своих поступков душа человека продол­жает жить второй самостоятельной жизнью. А это мо­жет дать повод к исследованию жизни в отношении то­го каким образом в эту жизнь вступают процессы судь­бы. Что-нибудь «постигает» человека. Вначале он скло­нен рассматривать это «постигшее», как вступающее в его жизнь «случайно». Однако он может заметить, что он сам есть результат подобных «случайностей». Кто рассматривает себя на сороковом году своей жизни и не хочет в вопросе о своем душевном существе ограни­читься бессодержательным абстрактным представлени­ем «Я», тот вправе себе сказать: я — ничто иное, как то, чем я стал благодаря тому, что до сегодняшнего дня «постигало» меня, как судьба. Разве не стал бы я иным, если бы, например, в двадцать лет, вместо по­стигших меня переживаний, я имел бы определенный ряд других? И он будет тогда искать свое «Я» не толь­ко в своих импульсах развития, исходящих «изнутри», но в том, что «извне» вторгается в его жизнь, давая ей облик. В том, что «с ним случается», он будет позна­вать свое собственное Я. Если отдаться такому позна­нию непредвзято, то необходим лишь один дальнейший шаг действительно интимного наблюдения жизни для того, чтобы в том, что притекает к человеку через из­вестные переживания судьбы, увидеть нечто, что так за­хватывает Я извне, как воспоминание действует изнут­ри, чтобы дать вновь ожить прошедшему пережива­нию. Так можно сделать себя способным воспринимать в переживаниях судьбы то, каким образом прежний по­ступок души находит путь к Я, подобно тому, как в вос­поминании прежнее переживание находит путь к пред­ставлению, если к этому есть внешний повод. Как о «возможном» представлении было выше сказано, что последствия поступка могут снова встретиться с чело­веческой душой. В пределах отдельной земной жизни для известных последствий поступка подобная встреча невозможна потому, что эта земная жизнь была предрасположена к выполнению поступка. В этом-то выполнении и лежит переживание. Тогда известному последствию поступка так же невозможно встретиться с душой, как невозможно вспоминать о переживании, в котором еще пребываешь. В этом отношении речь может идти лишь о переживании таких последствий поступка, которые настигают «Я» с иными уже задатками, а не с теми, что присущи ему в этой земной жизни, в которой оно совершает поступок. Взгляд может обращаться лишь на последствия поступка из других земных жизней. Как только ощутишь, что то, что казалось бы «настигает» нас как судьба, также связано с Я, как и то, что образуется «изнутри» этого самого Я — так становится единственно возможной мысль, что в таком переживании судьбы имеешь дело с последствиями поступка из прежних земных жизней. Мы видим, что интимное, руководимое мышлением, понимание жизни приводит к парадоксальному для обычного сознания предположению, что переживания судьбы одной земной жизни находятся в связи с поступками предшествующих земных жизней. Всю свою полноту представление это может получить опять таки лишь через сверхчувственное познание. Без него оно остается силуэтом. Но, будучи приобретено из обычного со знания, это представление опять таки подготовляет душу к тому, чтобы она смогла созерцать его истину в подлинном сверхчувственном наблюдении.

Во внешнем мире находится лишь одна часть моего поступка; другая часть — во мне самом. Это соотношение между «Я» и поступком можно пояснить простым сравнением из естествознания. Животные, которые некогда пришли в пещеры Кентукки зрячими, утратили свою способность видеть из-за жизни в этих пещерах. Пребывание в темноте лишило глаза деятельности. Благодаря этому в этих глазах более не происходит та физическая и химическая деятельность, которая совершается во время зрения. Поток питания, который раньше шел на эту деятельность, теперь притекает к другим органам. Теперь эти животные могут жить лишь в этих пещерах. Своим поступком, своим переселением они создали условия своей дальнейшей жизни. Это переселение сделалось частью их судьбы. Существо, которое некогда было деятельным, связало себя с последствиями своих поступков. Так и с человеческим духом. Душа могла передать ему известные способности лишь благодаря тому, что она была деятельна. И эти способности соответствуют поступкам. Благодаря совершенному душой поступку, в ней живет проникнутый силой задаток к возможности другого поступка, являющегося плодом предыдущего. Пока последний не совершится, ду­ша несет в себе это как необходимость. Можно ска­зать также, благодаря поступку в душу заложена не­обходимость совершить последствия этого поступка.

Своими поступками человеческий дух действительно подготовил свою судьбу. В своей новой жизни он свя­зан тем, что он творил в прошлой. — Можно, конечно, спросить: как возможно это, ведь при своем новом во­площении человеческий дух переносится в совсем иной мир, чем тот, который он однажды покинул? Такой воп­рос указывает на очень поверхностное понимание сцеп­лений судьбы. Если свое поле действия я перенесу из Европы в Америку, я тоже окажусь в совершенно но­вой обстановке. И все же, моя жизнь в Америке будет вполне зависеть от моей предшествующей жизни в Ев­ропе. Если в Европе я был механиком, то моя жизнь в Америке устроится совсем иначе, чем если бы я слу­жил в банке чиновником. В одном случае, в Америке я по всей вероятности буду иметь дело с машинами, в другом случае — с банковскими делами. Во всяком слу­чае моя предыдущая жизнь определяет окружающую обстановку; она как бы притягивает к себе из всего окружающего мира те вещи, которые родственны ей. То же самое и с Самодухом. В своей новой жизни он необходимо окружает себя тем, с чем он сроднился в прошедших жизнях. — И потому сон вполне подходя­щий образ смерти, что во время сна человек отрывает­ся от поля действий, на котором ждет его судьба. Пока человек спит, события на этом поле действий текут дальше. Некоторое время человек не имеет никакого влияния на это течение. Все же жизнь каждого нового дня зависит от последствий дел прежних дней. Наша личность действительно каждое утро воплощается вновь в мире наших действий. То, что в течение ночи было отдельно от нас, днем снова находится вокруг нас. — То же и с делами прежних воплощений человека. Они связаны с ним как его судьба, так же, как жизнь в темных пещерах остается уделом животных, которые, благодаря своему переселению в эти пещеры, потеря ли способность зрения. Как эти животные могут жить лишь в той среде, в которую они сами вступили, так и человеческий дух может жить лишь в той обстановке, которую он сам создал себе своими делами. То, что утром я вновь нахожу то же самое положение, которое я сам создал себе накануне, — об этом позаботилось непосредственное течение событий. То, что при своем новом воплощении я нахожу вокруг себя мир, соответствующий результатам моих действий в прошлой жизни, — об этом позаботилось сродство моего вновь воплощенного духа с вещами окружающего его мира. Отсюда можно себе составить представление, каким образом вчленена душа в существо человека. Физическое тело подчинено законам наследственности. Человеческий же дух должен все вновь и вновь воплощаться; и его закон состоит в том, что он переносит плоды прежних жизней в последующие. Душа живет в настоящем. Но эта жизнь в настоящем не независима от предыдущих жизней. Ведь воплощающийся дух при­носит с собой свою судьбу из своих прежних воплоще­ний. И эта судьба определяет жизнь. Какие впечатле­ния сможет иметь душа, какие ее желания смогут быть удовлетворены, какие радости и печали выпадут на ее долю, с какими людьми она встретится - все это за­висит от того, каковы были поступки в предшествую­щих воплощениях духа. Людей, с которыми душа была связана в одной жизни, она должна будет снова найти в одной из последующих, потому что совершенные между ними поступки должны иметь свои последствия Как эта душа, так должны будут в одно время с нею стараться снова воплотиться и те, которые с нею свя­заны. Таким образом жизнь души есть последствие судьбы, созданной самим же человеческим духом. Трояко обусловлено течение жизни человека в пределах между рождением и смертью. И трояким образом зависит оно благодаря этому от факторов, которые ле­жат по ту сторону рождения и смерти. Тело подлежит закону наследственности; душа подлежит судьбе, созданной ею самой. Эту, самим человеком созданную судьбу, согласно древнему выражению, называют его кармой. Дух же подлежит закону перевоплощения, закону повторяющихся земных жизней. — В соответствии с этим соотношение между духом, душой и телом еще выразить так: дух непреходящ; смерть и рождение, согласно законам физического мира, господствуют над телесностью; душевная жизнь, подчиненная судьбе, является посредником между обоими в течение земной жизни. — Всем дальнейшим познаниям о существе человека должно предшествовать знакомство с «тремя мирами», к которым он принадле­жит. Об этом мы будем говорить дальше.

Мышление, которое противопоставляет себя явлениям жизни и не боится проследить до конца цепь умо­заключений живого размышления, может путем простой логики придти к представлению о повторяющихся зем­ных жизнях и к закону судьбы. Насколько верно то, что перед видящим, обладающим открытым «духовным оком», прошедшие жизни лежат как раскрытая книга, как переживание, столь же верно, что эта истина мо­жет воссиять для познающего разума.*

__________

* Сравните с этим сказанное в «отдельных примечаниях и дополнениях» в конце книги.