Рождественский курс. Лекция шестая (Дорнах, 7 января 1924 года).

Мои дорогие друзья!

По причинам, на которых я сейчас не хочу останавливаться, намеченную на сегодня лекцию более эзотерического характе­ра я проведу в конце этого курса.

Сегодня я хочу поговорить с вами о другом. Если вы вспом­ните сказанное вчера, то вы, пожалуй, будете удивлены тем, что, желая приблизиться к реальности, необходимо научиться в проявлениях твердого, земного начала видеть мысль, в то время как, к примеру, в газообразном элементе — стоящее за ним мужество. И то, что люди будут надлежащим образом направлять свое внимание на связь, существующую между твердым, земным, являющимся нам в твердых очертаниях с одной стороны, и мыслью — с другой, будет иметь особое зна­чение и для истории медицины. Лишь так можно непосредст­венно подойти к тому, чтобы сказать себе: с жидким началом, а также с тем, что как циркуляция соков (или какая-нибудь иная циркуляция) имеет место в человеческом организме, мысль не связывается и не присутствует в нем как сила. То же можно сказать и о воздушном и тепловом элементах. Как об­стоит с ними дело в Космосе, мы уже рассмотрели. Однако в человеке все это содержится опять же в совершенно особом виде. Здесь это проявляется так, что все, имеющее в человеке устойчивые очертания, будь оно даже, грубо говоря, «мягким», все же именно в силу своей очерченности является твердым по своему характеру и что, собственно, лишь оно может охваты­ваться мыслью. И если мы рассматриваем то, что в человеке выступает как жидкость, пока что на обычном физическом плане, и желаем понять стоящее за ним духовное, нам стано­вится ясно, что за жидкостью следует видеть чувство.

Необходимо особым образом подойти к тому, что связано с чувством в человеческом организме. Ведь чувства, о которых обычно говорят — это те субъективные ощущения, которые человек имеет благодаря своей душевно-телесной конституции. Однако чувство в человеке — это не только то, что он переживает непосредственно. Чувство в человеке есть то, что его строит, и поскольку «жидкое» тело, образованное всеоб­щим космическим жидким началом, уже по самой своей сути содержит в себе чувство, то необходимо понять, что эфирная сила, действующая в «жидком» теле, также должна стать предметом познания, однако способ этого познания должен отличаться от того способа, которым мы познаем явления вне человека. Ибо то, что является для нас субстанциями и процес­сами во внешнем мире, в самом человеке становится совер­шенно иным. Таким образом, здесь необходимо понять следу­ющее: там, где начинается «жидкий» организм, та часть человеческой организации, которая обнаруживает себя в цир­куляции жидкостей, — даже если пути этой циркуляции пролегают через сосуды, — все познавательные силы, приме­няемые для рассмотрения физического мира вне человека, становятся здесь непригодными.

Поэтому, как видите, случилось так, что «жидкий» чело­век, последний член человеческой организации, был забыт медициной. Точнее говоря, до середины сороковых годов де­вятнадцатого столетия медицина все еще имела о нем какое-то представление. Еще говорили о гуморах, о циркуляции соков, об их смешении и разделении. Существовали не только кле­точная физиология и патология, но существовало именно воззрение о смешении и разделении соков в человеке. Однако в девятнадцатом столетии все это, конечно, было уже только традицией. Но традиция эта еще обнаруживала связь с эпохой, предшествовавшей XV-XVI столетиям, когда существовала не только она сама, но и то познание, которое сегодня, в антропо­софии, вновь должно быть обретено нами в имагинации. Упо­мянутая эпоха носила имагинативный характер, но эти имаги­нации были инстинктивными. Тогда знали, что человеческий организм познается не только через чувственное созерцание или размышление (мысли и чувственное созерцание действен­ны лишь в том случае, когда речь идет о структурах организма, имеющих строго определенные очертания), но что все, относя­щееся к циркуляции соков, к «жидкому» человеку, должно быть познано через имагинацию. И неудивительно, что созерцание этого «жидкого» человека утрачено, ибо утрачена древняя инстинктивная имагинация. Оно будет вновь достигнуто только тогда, когда вновь, но уже совершенно сознательно, будет обретена способность к имагинациям. Подведем итог сказанному и поговорим о том познании, к которому нам следует прийти.

В силу того, что костный скелет строится из целокупности человеческого организма, в силу того, что, я бы сказал, — это не самое удачное выражение, но я уверен, что вы поймете меня, — человек кристаллизуется в скелет, — в нем действуют мировые мысли. И органы, обладающие четкими очертания­ми, таковыми являются именно потому, что они подчинены тем же силам (вскоре мы познакомимся с силами, присущими им самим), что и костный скелет.

Итак, можно сказать: на физическом плане только костное строение несет в себе мыслительное начало, между тем как другие, обладающие четкими границами органы мыслительно выстроены из плана эфирного. Однако поскольку они имеют твердые очертания, они построены опять же мыслью, и поэто­му все то, что сегодняшней физиологии и патологии известно в отношении формы человеческого организма, все это нахо­дится в подчинении мыслительному началу. Но здесь перед нами лишь одна часть человеческой организации, и, если не подняться к имагинации, она выпадает из общей картины того, чем является человеческая организация. Но имагинация восходит уже к «жидкому» человеку и к видению того способа, каким из жидкого начала формируются мышцы и как человек устремляется в них. Имагинация нужна там, где ставится задача проследить связь между твердой с виду мышцей, твер­дость которой является лишь кажущейся, и кровью. И здесь мы уже от «костного» переходим к «кровяному». Итак, здесь можно сказать: мысль, опирающаяся на чувственное восприя­тие, может, собственно, охватить лишь костную систему, и поэтому знание о человеке, исходящее из мысли, — если при этом имеется в виду что-то, не являющееся костной системой, — есть лишь фантазия. Необходимо от мышления подняться к имагинации. Восходя к имагинации, мы приходим к «жидко­му» человеку и к тому, как он, собственно, внедряется в мышечную систему. Постичь же мышцу в ее сущности воз­можно только при помощи имагинации.

Отчего это так? Видите ли, прибегая к мысли, вы должны применять и соответствующие мысли законы, механические законы. Вы должны применять статику и динамику. Это воз­можно только в отношении костной системы. Но примените статику и динамику к мышечной системе, попробуйте исходя из статики вычислить, как можно разгрызть вишневую или персиковую косточку. Попытайтесь вычислить это. Попробуй­те как-нибудь экспериментально установить, какую силу необ­ходимо приложить к вишневой косточке, чтобы раздавить ее. Вот вы разгрызаете ее, некоторые из вас в состоянии разгрызть даже персиковую косточку. Вычислите, позволяют ли механи­ческие законы, чтобы мышца раздавила вишневую косточку. С тем, что дает мысль, вы никогда даже не приблизитесь к мы­шечной системе. Вы не сможете этого сделать. Когда имеешь дело с мышечной системой, механика становится полной бес­смыслицей, и здесь следует перейти к тому познанию, которое оставляет позади себя все механические законы и охватывает посредством имагинации, для которой обычная тяжесть ничего не значит, всю картину мышечного строения. Ибо в то мгнове­ние, когда вы сталкиваетесь с жидкой средой, вы начинаете иметь дело с подъемной силой, и все то, что вы делаете посред­ством своего эфирного тела, вы совершаете безотносительно к силе тяжести, посредством того, что эту силу в основном пре­одолевает. Из всего этого вы можете заключить, что, рассмат­ривая мышечную систему, необходимо прибегнуть к совершен­но особому роду познания, а именно — к имагинации.

Итак, можно утверждать — пусть с некоторой долей услов­ности, поскольку всегда существуют переходные состояния. — что мышечная система постигается в имагинации. Нельзя об­разовать никакого понятия о мускульной системе, если видеть в ней картину, образованную тем же путем, что и костная система. Мышечная система — это система, образовавшаяся путем кровообращения. Я вновь говорю об этом не в самых удачных выражениях, как и тогда, когда я говорил, что чело­век кристаллизуется в костной системе, но все же они относи­тельно верны.

Теперь представьте, что относительно одной из костей, на­пример, локтевой, лучевой кости или кости предплечья, вы пытаетесь применить закон рычага. В случае с костями подо­бное возможно. Но посмотрите: если вы прекрасно можете с помощью закона рычага и других механических законов по­нять то, что происходит с лучевой или плечевой костью, то можете ли вы с тем же успехом понять, что происходит с мышцей? Здесь как раз необходимо, чтобы образы стали более пластичными, чтобы они стали способны к превращениям. В этой податливости — суть имагинации: ею можно охватить все, что обнаруживает свою сущность в метаморфозе. Такова мышца, живущая метаморфозой. Кость послушна законам ме­ханики, мышца — нет. Подобно метаморфизирующим обра­зам имагинации, а не мыслям, — она подвижна, и это позво­ляет ей прослеживать эти образы своим внутренним движени­ем. Итак, в костной системе мы имеем человека «твердого», «земного», в то время как в мышечной системе мы сталкиваем­ся с «жидким», «водным» человеком.

Если теперь от имагинации мы восходим к инспирации, мы приходим к «воздушному» человеку, к тому, что в человеке «воздушно». В инспирации, мы приходим к тому способу восприятия, который больше всего напоминает слышание му­зыкальных тонов, гармоний, мелодий, который ближе всего к музыкальному восприятию. Инспирация уже совершенно не связана с понятийной сферой; она родственна тому, что дано восприятию как музыкальный элемент. Ведь необязательно, чтобы музыкальное начало воспринимался исключительно через слух. Поскольку оно духовной природы, оно может быть дано также и в переживании, и, в сущности, любая инспира­ция так или иначе несет его в себе. Особенность здесь в том, что форма человеческих внутренних органов, отвечающих в ходе жизни человеческого организма за его питание, дыхание и так далее, не может быть объяснена ни из каких механических законов. Она не раскрывается и в имагинации. Ведь когда форму легкого или печени пытаются объяснить, ссылаясь при этом на их местоположение, клеточную структуру или вес, то в итоге получается абсолютная чушь. Попробуйте выяснить, Удавалось ли кому-либо объяснить форму печени или легкого. Это еще никому не удавалось, поскольку органы, поддержива­ющие жизнь человека в его земном бытии, в своем устройстве появились очень давно, хотя с тех пор и сильно метаморфизировали. Все они происходят из формирующих сил воздуха. Человек, знакомый с современной наукой скажет: воздух —. это кислород, азот и другие содержащиеся в нем компоненты; он является более или менее однородной субстанцией, диффе­ренцированной благодаря внутреннему, присущему ей меха­ническому движению, которое именуется ветром. Но того воздуха, который сегодня описывает физик, просто не сущест­вует. Существует совершенно конкретный воздух, окружаю­щий нашу Землю. Однако, дорогие друзья, этот окружающий нашу Землю воздух насквозь пронизан чистыми формообразу­ющими силами. Их мы и вдыхаем вместе с физическими субстанциями воздуха. Когда органы уже сформированы, ког­да, к примеру, легкие уже готовы, формообразующие силы, вдыхаемые нами с субстанцией воздуха, так сказать совпада­ют с формой легких. Поэтому когда человек уже родился, эти силы уже не так важны, они нужны только для роста. Но в эмбриональный период, во время физической изоляции от внешней воздушной среды в зародыше через материнское тело действуют формирующие силы воздуха. Они-то и строят лег­кие, равно как и все остальные органы человека, за исключе­нием мышц и костей. Все жизненно важные внутренние орга­ны построены из формообразующих сил воздуха.

То, что здесь происходит, можно, пусть несколько грубо, сравнить с образованием фигур Хладни. Покрытые порошком пластины закрепляются в одной точке, по ним определенным образом проводят смычком, и в зависимости от движения смычка, порошок образует на пластинах те или иные формы. Они образуются за счет действия в воздухе формообразующих сил, порожденных движением смычка. Так же из общих фор­мообразующих сил воздуха образуются и внутренние органы человека. Они возникают из формообразующих сил воздуха. Фактически и легкие, и другие органы образованы из сил, участвующих в процессе дыхания. Только легкие образованы ими непосредственно, в то время как над другими органами они работают в той или иной мере опосредованно. Но все это — то, что органы человека возникают из формообразующих вибраций воздуха — можно понять только благодаря инспира­ции. Все, что формируется из воздухоообразного начала, и то, что уже сформировано им, в постижении подобно музыкаль­ному. Это как хладниевы фигуры, в основе которых тоже лежит музыкальное начало.

В физиологии все это представляется настолько неверно, что порой неловко говорить правду: ведь рядом с обычными утверждениями правда выглядит гротеском. Когда человек слушает, вместе с воздухом колеблются все его органы, а не одни только внутренние органы слуха. Колеблется — пусть неслышно — весь человек, и ухо является органом слуха не потому, что оно колеблется, а потому, что оно благодаря своей внутренней организации, доводит до сознания то, что проис­ходит в это время во всем человеческом организме. Существу­ет большое, но и тонкое различие между утверждениями «человек слышит благодаря уху» и «человек посредством уха осознает услышанное». Ибо человек строится из звучаний, и из звучаний, не обязательно слышимых, поэтому здесь следу­ет сказать: внутренние органы человека схватываются инспи­рацией. Организация внутренних органов человека, «воздуш­ного» человека, должна познаваться в инспирации. И нет ничего удивительного в том, что уже в седой древности понимание человеческих органов было утрачено; ведь была утраче­на способность к инспирации — единственный путь, ведущий к пониманию внутренних органов. Без нее их можно срисовать с трупа, но понять их нельзя.

Видите ли, весь человеческий организм живет в физиче­ском мире. Поэтому когда в разговоре мы используем ту форму, которую я применил в моей книге «Как достигнуть познания высших миров?», то у людей обычно складывается следующее представление: вот физический мир и за ним постепенно открывается мир духовный. То есть в ближайший Духовный мир попадаешь благодаря имагинации, в более отда­ленный — благодаря инспирации, а в еще более далекий — интуиции. Но люди и понятия не имеют, что в человеке лишь костная система построена элементарными духами, в то время как его мышечная система образована духовными существами высокой иерархии. Сейчас самое время понять это. Если желаешь понять мышечную систему, надо путем имагинации прийти к этим существам. Точно так же для постижения внутренних органов необходимо путем инспирации прийти к еще более высоким духовным существам. Когда вы строите скелет, это только выглядит так, будто вы приспособились к пониманию этой формы. На самом деле скелет в его внутрен­нем строении можно исследовать только путем инспирации.

То, что я собираюсь вам сказать, можно представить следу­ющим образом: современный естествоиспытатель, исследуя растение, анализирует то, что дано ему непосредственно, то, что доступно ему в качестве субстанций. Он анализирует это обычными современными методами. Но согласитесь, ведь он имеет дело и не с растением вовсе. О том, что оно из себя представляет, я говорил вчера. Оно образовано Космосом, и только корень строится при помощи земных сил. Форма расте­ния целиком есть духовная, сверхчувственная действитель­ность — материя лишь заполняет эту сверхчувственную фор­му. И тот, кто в растении видит и исследует одну только физи­ческую материю, подобен человеку, посыпающему еще влаж­ное письмо песком, дума» при этом, что именно песок и есть то существенное, что в этом письме содержится. Сегодня исследо­ватель растений ведет себя так же, как и тот человек, перед которым лежит еще влажное письмо, которое он только что посыпал песком. Рассыпав песок по всей поверхности письма, он соскребает его и говорит: я исследую песок и по нему читаю написанное. Вот так и пытаются сегодня объяснить нам, напри­мер, корень, тогда как на самом деле корень — это духовная сущность, только пространство ее заполнено физической суб­станцией. Точно так же и человеческая система органов лишь заполняется физической субстанцией. На самом же деле собст­венно физической является только костная система, эфирной — мышечная система и астральной — система органов.

Если же мы восходим к истинной интуиции, мы приходим к «тепловому человеку», к организации, представляющей со­бой внутренне дифференцированное тепловое пространство. Я хочу сказать, что человек достигает подлинного самопережи­вания именно в феномене тепла. Он не противополагает себе тепло, подобно углю или азоту. Тепло здесь. Оно — в челове­ке, и человек — в нем, поскольку он переживает его. Это именно то, что переживается человеком с наибольшей интен­сивностью. Поэтому человек не может отрицать, что он пере­живает тепло, в то время как о своем переживании воздуха, воды и земли он не имеет ни малейшего представления. Он не имеет о них представления, так как он «перерос» их. Но переживание тепла есть непосредственное применение интуи­ции к человеческому организму, только оно не должно быть тем грубым переживанием, которого вполне достаточно для повседневной жизни. Оно должно реагировать на очень тонкие тепловые различия, в которых обнаруживает себя форма орга­нов. Если посредством интуиции вы рассмотрите тепловой организм во всем человеческом теле, то этот род познания приведет вас к пониманию уже не формы, а деятельности внутренних органов. К постижению деятельности внутренних органов следует идти через понимание того, какой организм создается в тепловом эфире. Всякий иной путь для понимания деятельности внутренних органов ни к чему не приведет.

Представление о деятельности теплового эфира, «теплово­го» человека, полученное интуитивно, должно быть и понято благодаря интуиции. Иначе говоря, мысль о том, что физиче­ский мир находится перед нами, в то время как для прохожде­ния в другие миры необходимы имагинация, инспирация и интуиция, неверна. Эти другие миры присутствуют здесь. Здесь и эфирный мир, создающий в человеке мышечную систему, и астральный, работающий над его системой органов, здесь и мир духа, деваханический мир, благодаря которому существует «тепловой» человек. Духовное всегда в нас, оно здесь. Ведь человек — это дух, только он заполнен физически­ми субстанциями, этот дух. Именно поэтому мы и предаемся иллюзии, будто человек — существо физическое. Между тем человек — это сам-по-себе-дух, который благодаря своей тепловой организации уже связан с высшим из всех достижи­мых миров. Поэтому так комично выглядят спириты, когда они, рассевшись вокруг стола в количестве восьми-десяти человек, начинают вызывать духов, по сути неизмеримо более зависимых, чем сами эти восемь-десять человек, которые и не подозревают, что каждый из них и есть дух. Все это, дорогие друзья, должно глубоко запасть в душу, и лишь после этого может быть начато восхождение.

Теперь смотрите: когда вы постигаете в интуиции эту дея­тельность, эту удивительную, идущую от органа к органу и рас­пространяющуюся на всю человеческую организацию деятель­ность, которая всецело протекает в тепловом эфире, вы прихо­дите, собственно, к двум разновидностям тепла. Тепловой эфир как таковой является совершенно особой стихией. Когда проис­ходит какой-нибудь процесс, вызывающий изменения в тепло­вом эфире, в ответ всегда возникает противодействие. Тепло­вые потоки всегда противонаправлены друг другу как действие и противодействие. Тепловой эфир тонко дифференцирован в себе самом. Здесь навстречу тонкой эфирной субстанции посто­янно выступает более грубая. Но только благодаря этому воз­можно встретить такие его проявления, которые мы можем по­яснить хотя бы таким грубым примером. Представьте себе, что вы сначала находитесь в хорошо прогретой комнате; это прият­но. Вы продолжаете нагревать ее дальше, пока жара не станет невыносимой. Это состояние не только физическое, но и душев­ное. Тонкое тепло душа переживает особо. Тепло мы пережи­ваем, собственно говоря, двояко: как то тепло, которое мы пе­реживаем душевно, и то тепло, в котором мы живем, которое находится вне нашей души; тепло, содержащееся в нашем теп­ловом организме, и тепло наружное. Мы можем сказать, что существует тепло физическое и тепло душевное.

Когда мы переходим к рассмотрению внутренних органов, к «воздушному» человеку, который познается в инспирации, мы в первую очередь обнаруживаем в организации его головы воздушный элемент. Но в этом воздушном элементе действует свет (правда, совсем не так, как действует тонкое тепло в самом элементе тепла), в формообразующих силах воздуха действует свет, и поэтому можно сказать: для интуиции тепло раскрывается в феномене тепла же, тепло, дифференцируясь внутри себя, везде остается самим собой. Но с воздухом это не так. Истинный воздух не имеет ничего общего с теми научны­ми фантазиями, в которых он выглядит как какая-то оболоч­ка, окружающая нашу Землю. Ничего такого нет. Истинный воздух немыслим без света, без световых состояний (темнота также является одним из световых состояний). Так воздух и свет, дифференцируясь, составляют единство, и свет тоже участвует в организации всего «воздушного» человека. Здесь мы еще глубже проникаем в душевное. Существует не только внешний, но также и метаморфизированный внутренний свет, пронизывающий всего человека и живущий в нем. Вместе с воздухом в нем живет свет.

Равным образом и с водой, с жидким элементом в нас живет химизм, химические силы. Вода как физическое явле­ние, вода, встречающаяся в физических описаниях, это тоже фантазия. Там, где вода участвует в образовании организма, она не может не действовать химически. Представлять себе жидкостное начало в человеке без химизма — все равно, что рисовать себе в воображении человеческий организм без головы. Можно, конечно, рисовать картинки, можно вообще элиминировать душу, но от реальности тогда уже ничего не останется. Если вы отделите голову от тела, вы не сможете жить, вы перестанете быть организмом. Равным образом и жидкое в человеке вовсе не является тем, что физики изобра­жают в виде воды. Как человеческий организм образует с головой неразрывное целое, так и жидкому элементу присущ химизм. Собственно твердое, земное начало в человеческом организме как таковое присутствует лишь in statu nascendi. Так же дело обстоит и с водой, которая, попав в человеческий организм, тотчас же преобразуется.

Земное в человеке присутствует лишь таким образом, что оно тут же вовлекается в процесс жизни.

Проведем вертикальную линию и изобразим слева физиче­ское тело, а справа эфирное:

Земное   I Жизнь
       Вода   I Химизм  
Воздух   I Свет  
  Тепло   I Тепло
___________________________

Физическое тело I Эфирное тело

Они составляют единое целое, в каком-то смысле они суть одно, только увиденное с двух различных сторон. Вот эфирные состояния, то есть тепло, свет, химизм и жизнь, — и состояния физические, а именно тепло, воздух, вода и земля. Абстрактно изобразив эфирные состояния, мы видим, что тепловой эфир является низшим эфиром, если идти от жидкого, твердого и так далее. Высшим является жизненный эфир. Но когда мы описываем человека, нам следует учесть, что внутренняя деятельность органов, «тепловой» человек познается благода­ря интуиции. Двигаясь в физическом организме по направле­нию к его грубой части, то есть от тепла к земному, мы в эфирном теле поднимаемся от тепла к жизни.

Что это означает? Представьте себе, что тут происходит. Здесь, собственно говоря, человек меняет в себе порядок основных качеств. Он привязывает тепловой эфир исключи­тельно к тепловому организму, световой — к воздушному, химический эфир — к жидкому организму и жизненный эфир — к своей твердой организации. Поняв это на самом деле, вы уже не сможете мыслить так, как мыслят обычно. Придержи­ваясь обычного образа мышления, вы сможете понять лишь «костного», земного человека. Вам необходимо от обычного мышления перейти к такому постижению мира, чтобы нау­читься внутреннему пониманию вещей, о чем я уже не раз говорил.

В этом и состоит, мои дорогие друзья, специфика медицин­ского знания. В древних мистериях, когда люди еще обладали пониманием того, как лечить человека, наука о врачевании составляла исключительно важную часть мистерий. Врачи наставлялись в мистериях и поэтому были не только врачами, но и мудрецами, хранителями религиозного культа. Тогда считалось само собой разумеющимся, что врач держал свои знания, как и, собственно, любое другое мистериальное зна­ние, в некотором смысле в тайне. Видите ли, если человек хочет обладать знанием, то ему необходимо облачить его в мысль, ибо в противном случае он будет витать в неопределен­ности. Следовательно, необходимо облечь в мысль и знание имагинативно-образное, духовно-услышанное и интуитивно-увиденное. Эти мысли были бы того же рода, что и мысли сегодняшней антропософии, а ведь о них часто говорят, что они поданы в дурном стиле.

Людям было ясно: медицинское знание нужно обратить в мысль. Но медицинское знание, превращенное в мысль — терапевтическое знание — теряет в своей действенности. Я касаюсь здесь очень глубоких вещей. Нельзя отрицать, что само знание лечебных средств в определенной мере отнимает у них силу и что поэтому серьезно настроенному врачу придет­ся отказать себе в тех средствах, которые он использует при лечении своих пациентов. Ему придется искать себе других методов лечения.

Пожалуйста, обдумайте все это, и вы сами придете к еще более глубокому осмыслению того, что было сказано раньше: что врач должен развить в себе личное побуждение к оказанию помощи. Предлагая пациенту медикаменты, он, собственно, должен отказать себе в его целебных силах. Если же кто-то склонен приписывать действенность лекарств химическим си­лам, если он считает, что действие лекарств аналогично дейст­вию пара в локомотиве, то подобные духовные законы не имеют на него влияния. Но когда человек видит, что он в действительности погружен в духовное, то уже ни секунды не сомневаешься, что основу лекарственных средств, предназна­ченных специально для человека, составляют именно духовные законы. Медицина, если правильно понять ее как таковую является совершенно изумительным средством для воспита­ния самоотверженности. Поэтому сегодня люди совершают грубейшую ошибку, когда стремятся выучить общую терапию наподобие механики или чего-то в этом роде. В конечном счете с механикой дело обстоит так, что она может быть применена к любому человеку, человеку как таковому. Для врача же все индивидуально, и если он обладает действительно доскональ­ным знанием какого-либо лечебного средства, то он становит­ся перед лицом высшей необходимости отказаться от примене­ния этого средства для себя. Это и есть настоящее воспитание самоотверженности.

Я еще буду говорить о том, как врач все же может помочь себе. Но то, что лежит в основе этих фактов, вы должны взрастить в своем сердце. Если вы воспримите все это с полной серьезностью, то перед вами уже просто в силу действия мировых законов предстанет необходимость вносить в меди­цину не эгоизм, а альтруизм. Таков ее почерк; альтруизм, самоотверженность — это стихия медицины. Медицинская мораль не есть нечто придуманное, она следует из исконных законов Неба, из законов, создавших Космос. Эти же законы формируют лечебные средства.

Чем серьезнее будет воспринято последнее, тем больше оно будет способствовать постижению самого принципа лечебного средства.

Мышление — костная система = «твердый», «земной» человек

Имагинация — мышечная система = «жидкий», «водный» человек

Инспирация — внутренние органы = «воздушный» человек

Интуиция — деятельность = «тепловой» человек внутренних органов