Сергей Прокофьев. Анни Ян

11 октября 2004 года в 10 часов 30 минут на 81 году жизни после недолгой болезни переступи­ла порог духовного мира Анни Ян.

Многим антропософам старшего поколения она, долгие годы прожившая в Дорнахе, бы­ла, прежде всего, известна своей глубокой связан­ностью с Россией и Грузией.

Тишина

Остановилось время в тишине
И тихо умирает.
Снаружи ночь...
Наполнил все покой.

И круг друзей в тиши
Ждет, бодрствуя...
Ты ж шествуешь все дальше.

Уста твои молчат,
Не слышны речи,
Но оживает СЛОВО,

Когда в известный час
Нас тишина
Разбудит светом
И приоткроет тайну

Рут Дубах, Дорнах, октябрь 2004

Детство и юность в Австрии

Анни Ян родилась 9 июля 1924 года в местеч­ке Кляйн-Хаугсдорф, что лежит в Нижней Авст­рии, на границе с Чехией. Похоже, что даже са­мо место рождения по-своему предвосхитило то отношение к Восточной Европе, которое позднее стало содержанием ее жизни.

Ее отец был техником, а мать работала в аптеке. Оба родились и выросли в Вене, но хотели жить в деревне и соби­рались заняться чем-то новым. И вот в том самом нижнеавст­рийском местечке им удалось приобрести крестьянское хо­зяйство. Отец Анни, которого новые соседи ценили не толь­ко как уроженца столицы, но и как человека «сообразитель­ного», вскоре был избран бургомистром. Он был одарен и художественными талантами: писал пьесы, разучивал и ста­вил их вместе с односельчана­ми. На выручку от спектаклей удалось построить небольшую часовню. Вскоре после того, как часовня была ос­вящена, Анни Ян стала первым ребенком, которо­го там крестили.

Даже в раннем детстве Анни была склонна к «путешествиям». Как-то раз случилось так, что Аннерль (так ласково звали ее старшие) вдруг пропала. Искали ее по всему двору и уже подума­ли, что она была украдена цыганами. К поискам активно подключилась полиция, но и это не при­несло успеха. Когда отец чуть позже пошел дать коровам сена и стал вилами сбрасывать его вниз с сеновала, он наткнулся на какой-то твердый предмет. Это была мирно спящая в сене Анни. Все были удивлены тому, как малое дитя смогло так высоко забраться. Так, по ее собственным словам, уже в ранние годы она «давала работу» своему ангелу-хранителю.

Когда сестра Маргарете, которая была на 5 лет старше нее, должна была пойти учиться, семейст­во Анни переехало в Мархэгг в окрестностях Ве­ны, поблизости от границы со Словакией, непода­леку от Братиславы. В этом городке Анни позже тоже ходила в школу. После «присоединения» Ав­стрии к Германии, произошедшего в годы фашиз­ма, Анни Ян смогла переехать в Мюнхен, чтобы учиться там домоводству. Вероятно, в это время она начала заниматься и испанским языком, пото­му что уже в молодые годы она чувствовала, что ей предстоит исполнение определенной задачи в Южной Америке.

Однако судьба поначалу направила ее на восток Евро­пы. В фашистской Германии молодые женщины должны были в обязательном порядке отбыть на общественных рабо­тах один год. Его Анни отрабо­тала в крестьянском хозяйстве в Чехии. Затем ей пришлось переехать в польский город Ка­товице, где она проходила так называемую вспомогательную военную повинность. Это вре­мя она жила в благочестивой католической семье.

По окончании войны Анни вернулась в Вену и работа­ла, в том числе, в одной мас­терской, где делали детские игрушки и матерчатые куклы. В это время на правах домаш­ней учительницы она жила в одном благородном семействе и интересовалась новыми идеями в педагогике. Этот интерес привел ее в 1953 году на доклад руководителя одного заве­дения для глухонемых - антропософа, который был знаком с доктором Раймаром Теттером. Че­рез него Анни Ян познакомилась с антропософи­ей и антропософским обществом в Вене, уже в тот же год став его членом. Для нее сразу же стало ясно, что этот новый мир был ее миром, и только ради него хотела она теперь жить.

Дорнах

В 1954 году Анни переехала в Дорнах, где сначала окончила семинар для вальдорфских учителей, а затем скульптурную школу Рауля Ратновского. На семинаре преподавал очень высоко ценимый ею педагог - Рудольф Гроссе. С ним и его коллегой по работе в правлении Ан­тропософского общества австрийцем Фридри­хом Хебелем Анни с тех пор ощущала особенно глубокую связь.

Параллельно с учебой в Дорнахе Анни заня­лась изучением ткацкого искусства в Базеле. В этой области ей удалось продвинуться доволь­но далеко, так что вскоре она сдала экзамен на мастера. Вслед за этим она открыла на Херцентальштрассе в Дорнахе свое ателье. Здесь она одной из первых стала красить шерсть рас­тительными красками и обратилась к созданию красочных «полотен» из шерсти. Ее мастерская вскоре стала оживленным центром, где многие люди, позже и те, кто приезжал из Восточной Европы, всегда находили приют, душевную и ду­ховную поддержку.

Через 19 лет Анни переехала вместе со сво­ей мастерской в другую часть Швейцарии - Бернер Оберланд, а затем в австрийский город Грац, где на протяжении 4 лет она работала классной учительницей в местной вальдорфской школе. Когда в начале 1990-х годов она за­вершила свою деятельность в области художе­ственного ткачества, все станки из мастерской она раздарила. Самый большой из них отпра­вился - как и следовало ожидать - на восток: в лечебно-педагогическое заведение города Симерия в Румынии. В рамках секции изобрази­тельных искусств Анни Ян провела немало се­минаров и других мероприятий, посвященных искусству ткачества, различным видам рукоде­лия, а также мистериям Грааля. Последняя те­ма сопровождала ее на протяжении всей жизни и определила ее постоянно растущий интерес к творчеству Рихарда Вагнера, а в конце ее жиз­ни - к индивидуальности друга и покровителя великого музыканта - короля Людвига II Бавар­ского.

В последние годы Анни проживала в дере­веньке Чингель (область Бернер Оберланд), в доме, из которого открывался чудесный вид на три знаменитые вершины Швейцарских Альп: Айгер, Мёнх и Юнгфрау. Здесь, в Чингеле, она надеялась завершить свой земной путь, но про­жить эти годы, как и всегда, самым активным об­разом. Так, например, она хотела организовать на озере Тун культурный центр- своего рода новый вагнеровский Байройт. Она действительно смогла настолько воодушевить целый ряд людей своими планами, что в один прекрасный момент то, что казалось сначала чем-то спустившимся из мира фантазии, вдруг начало об­ретать совершенно реальные контуры. Здесь, в Чингеле, в ее гостеприимном доме многие приезжие из России, Грузии, Армении, Украины имели возможность в любое время года совер­шенно бесплатно и со всеми удобствами про­вести несколько дней отдыха. Сама же она жи­ла только на небольшую пенсию.

Анни Ян была очень хорошо знакома с жизнью в Советском Союзе и с теми опасностями, кото­рые поджидали там людей, связанных с антропо­софской работой. Поэтому она часто говорила, что если у друзей в России и Грузии на этом пути возникнут серьезные препятствия, то она добьет­ся для них права жить и заниматься этой работой в Швейцарии.

Однако судьба распорядилась так, что Анни пришлось снова вернуться в Дорнах, а затем в Арлесхайм - в те места, которые всегда остава­лись ее духовной родиной.

Случай из военных лет

Центральным мотивом в жизни Анни Ян, без сомнения, было ее отношение к Восточной Евро­пе и Кавказу - прежде всего, к России и Грузии. Она была тем человеком, который, несмотря на железный занавес, невзирая на все трудности и препятствия, установил первые контакты с рус­скими и грузинскими антропософами. Однако это отношение к Востоку поначалу было непростым и исполненным настоящего драматизма.

В апреле 1945 года, незадолго до заверше­ния Второй мировой войны, семейство Ян вме­сте с Ирменгард, сестрой Анни, которая была на девять лет моложе нее, вынуждено было пере­браться в местечко Вальдфиртель на границе с Чехией. Вскоре туда переехала из Мюнхена и Анни. Вся семья вдруг оказалась в советской зоне. Еще до прихода русских войск в округе раз­неслись слухи о том, какими катастрофическими последствиями - особенно для женского населе­ния - могло обернуться пребывание этих войск на завоеванной территории. Поэтому семья с тремя дочерьми чувствовала себя в этих обстоятельствах особенно уязвимой. Когда первая груп­па солдат постучала в дверь дома, обе младшие сестры убежали на второй этаж. Ирменгард забралась под кровать, а Анни схватила опасную бритву отца и спряталась в большом шкафу для одежды.

Когда русская речь зазвучала громче и сол­даты вошли в комнату, 21-летняя Анни вскры­ла себе вены на обеих руках. Так она стояла, затаив дыхание, пока не потеряла сознание и, истекая кровью, не выпала из шкафа. Солдаты были потрясены видом залитой кровью девуш­ки. Получилось так, что именно они оказали ей первую помощь и, в общем-то, спасли ей жизнь. Они забинтовали ей руки, и когда она еще ле­жала без сознания, прикрепили у нее на груди листок бумаги с несколькими словами, написан­ными по-русски, В записке говорилось, что этой девушке никто не смеет сделать ничего плохо­го. Все это видела младшая сестра, прятавшая­ся под кроватью.

Эта трагическая история подействовала на Анни так, что первое время она ничего не хотела знать ни о русских, ни о Востоке Европы, ни о чем подобном. Но после знакомства с антропо­софией она все чаще наталкивалась в трудах Ру­дольфа Штейнера на высказывания, в которых он говорил о сущности и задачах русских людей, в особенности о важности духовной связи между Центральной и Восточной Европой для будуще­го человечества.

Путь в Восточную Европу

Однако до той поры, когда в ее душе про­изошел внутренний переворот, прошло более 20 лет. Это было в 1967 году в Финляндии. На­ходясь там и всё снова обращая свой взгляд в сторону России, Анни Ян однажды совершенно ясно увидела задачу всей своей последующей жизни: построить антропософский мост между Центральной и Восточной Европой через железный занавес. В том же году ее подруга юности Карла Кинигер неожиданно для себя получила от Анни открытку из Сибири. Тогда, еще под строгим надзором государства, проехала Анни по всей доступной для туристов России. По ее собственным рассказам, она просто ходила по улицам и заглядывала людям в глаза, надеясь таким образом встретить антропософов. Но в то время это было едва ли возможно, посколь­ку работали они тогда в глубоком подполье. Так что необходимо было искать другие пути. По­сле многочисленных и разнообразных попыток в 1968 году ей все же удалось наладить первые контакты.

В Таллине тогда жила Зинаида Зепп, вдова Отто Зеппа, первого, рекомендованного еще Ру­дольфом Штейнером, генерального секретаря Антропософского общества Эстонии. Ее сестра после вторжения русских войск в Эстонию бежа­ла в Германию, и Анни Ян нашла ее. Поскольку сестры оставались друг с другом в контакте, то в один прекрасный день Анни уже сидела в тал­линской квартире Зинаиды. Благодаря помощи одной из московских знакомых, которая тоже была антропософкой, вскоре после этого Анни Ян встретилась с другими русскими антропософами и почти в то же самое время - с антропософами из Грузии.

Две решающие встречи

Уже после этих первых знакомств была достиг­нута договоренность о более представительной встрече между антропософами из Центральной Европы, России и Грузии, намеченной на лето 1969 года. И словно благодаря какому-то чуду, она действительно состоялась. Чтобы как можно менее попадаться на глаза, решено было провес­ти ее в Пицунде, на летней даче отца Звиада Гамсахурдия.

Здесь, на берегу Черного моря, где в древ­ности проходили столь разнообразные и глубо­кие мистериальные течения, сошлись антропо­софы из Австрии, Германии, Грузии, России. Эта встреча положила начало их регулярным отношениям и совместной духовной работе. На Рождество того же года в центре Москвы впер­вые - вечер за вечером - должно было совер­шиться совместное празднование 12 Святых Ночей. Местом собраний служила квартира Марии Александровны Скрябиной, жившей все­го лишь в километре от самого Кремля. Сама она в это время в первый раз поехала в Дор­нах (внешним поводом для поездки послужило посещение ее сестры в Париже). Там она пере­дала Анни Ян ключ от своей московской квар­тиры. В ней за общим столом при свете свечей собирались русские и грузинские антропософы и каждый вечер работали с Анни Ян и Карлой Кинигер - австрийскими антропософками - над духовно-научными текстами Рудольфа Штейне­ра. С того времени и вплоть до сегодняшнего дня празднование 12 Святых Ночей стало - осо­бенно в Москве - непрерываемой традицией. Эта встреча в Москве, которая по праву может считаться началом настоящей антропософской работы в России, на Рождество 1990 года приве­ла к основанию российского Антропософского общества.

И еще один момент, который имел для судеб многих антропософов на Востоке особое значе­ние. Во время московской встречи на Рождест­во 1969 года впервые в России каждый вечер читалась Медитация Камня Основы Рудольфа Штейнера по-немецки и по-русски. С этого мо­мента эта медитация и работа над ней получили распространение среди российских и грузинских друзей.

С тех пор Анни Ян все чаще бывала в России, где летом 1977 года с ней познакомился и автор этих строк, что послужило началом многолетней дружбы, продлившейся до конца ее жизни. Поз­же пути Анни Ян чаще уводили ее в Грузию. Но отправляясь на Восток, она всегда брала с собой столько книг Рудольфа Штейнера, сколько могла унести, вполне сознавая, какая опасность была с этим связана.

Служение людям

После падения железного занавеса, когда стали возможны поездки на Запад, Анни Ян ста­ралась помочь как можно большему числу вос­точноевропейских антропософов увидеть Гетеанум. Многие друзья из России, Украины, Грузии, Армении, приезжая в Дорнах, пользовались ее помощью, находили у нее ночлег, добрый со­вет, посредничество при общении с местными чиновниками, а также - и не в последнюю оче­редь - материальную поддержку. Само собой разумеется, она на свои скромные доходы не могла одна осилить финансовую поддержку всех своих многочисленных друзей. Тогда она находила других людей, готовых помочь. И ес­ли ее самоотверженное служение порой принимали без должной благодарности (а иногда ее безграничной готовностью помочь и просто злоупотребляли), она сама продолжала непоколебимо выполнять свою задачу. Всякому, кто приезжал из Восточной или Южной Европы, она обязательно должна была и хотела помочь. Вскоре это стало известно не только среди ан­тропософов, но и среди их неантропософских знакомых от Москвы и Тбилиси до Парижа. И те­перь перед дверью ее дома постоянно - неред­ко даже ночью - появлялись русские и грузины: без денег, без крыши над головой, часто даже без необходимых документов - и никто из них не уходил от Анни Ян, не получив какой-либо помощи, поддержки, а часто и жизненно важно­го совета. А когда кто-нибудь из посетителей, даже не сказав спасибо, просто исчезал, то она любила повторять: ведь это же русские, за ни­ми будущее, а я уже стара, мне благодарности не нужно.

Но все же справедливости ради следует ска­зать, что немало людей, которым она так безза­ветно помогала, отплатили ей за это искренней и многолетней дружбой. При всем этом Анни часто и охотно смеялась, была человеком с большим чувством юмора, что наряду с терпе­нием, особенно в общении с людьми из Восточ­ной Европы, просто необходимо.

Последние годы

Лишь в поздние годы Анни Ян смогла нако­нец осуществить другую свою мечту. В начале 1980-х годов она на многие месяцы уехала в Юж­ную Америку. Там ей удалось побывать в шести странах - иногда самыми невероятными путями, порой пересекая совершенно непроходимые мес­та. Всюду, где только было возможно, она прово­дила семинары по искусству живописи и пласти­ки. Даже если ей, быть может, и не удалось непосредственно посеять там семена антропософии, то в ее сознании на протяжение всей жизни жила путеводная мысль, что духовное будущее челове­чества, которое Рудольф Штейнер связывает с VI и VII культурными эпохами, географически имеет отношение к двум областям Земли: на Востоке - к славянско-кавказской, на Западе - к южноаме­риканской.

В Анни Ян жило сознание великого будущего человечества, охватывающее целый мир, протя­нувшийся от Москвы и Тбилиси до Лимы и Сантьяго-де-Чили, - сознание, связанное с задачей, выполнению которой она оставалась верна до самого конца: воздвигнуть мост, устремленный из Центральной Европы в будущее.

При встрече с Анни Ян каждый человек был прежде всего поражен почти прозрачными голу­быми глазами, казавшимися совершенно бес­страшными. Когда она бывала чем-то воодушев­лена, то из них начинал струиться свет, они слов­но загорались внутренним огнем. Обращала на себя внимание и красота ее рук. Нежные и тонко сформированные, это были руки художественно одаренного, глубоко чувствующего человека. Но в то же время это были сильные руки ткачихи, которая на протяжении целой жизни сплетала в единое целое не только земные, но - что еще важнее - небесные нити бесчисленных судеб людей из разных частей мира: с Востока, Запада и из Центра Европы. Она сплетала их вместе в своем сердце и так несла в нем до конца своей жизни... для будущего.

В небесном свете ее глаз, в художественной утонченности ее рук таилась огромная духовная сила, сила человека Центральной Европы, кото­рый оказался способен преодолеть железный за­навес - совершить поступок, имеющий поистине духовно-историческое значение.

Сергей Прокофьев
Перевод с нем. Алексея Жукова