Православная энциклопедия. Антропософия

Антропософия в зеркале энциклопедий

(Православная энциклопедия т.2: Алексий, человек Божий — Анфим Анхиальский. М., 2001 г.)

Для постоянного читателя нашего журнала очевидна, как мы надеемся, побудительная причина для нижеследующей публикации. Ведь у энциклопедий такого рода, вынуждены предположить, имеет­ся, мягко говоря, несколько более широкий круг читателей, нежели у антропософской литературы... Так что представляется полезным и важным для всех нас узнать, в каком образе предстает антропо­софия на страницах этих авторитетных и многотиражных изданий, увидеть качество и тенденции освещения там того, что занимает центральное и ответственное место в нашей собственной жиз­ни. А если принять во внимание, так сказать, конфессиональную доминанту религиозной, культурной жизни в нашей стране, наиболее интересным и важным видится ознакомление с изложением этого предмета прежде всего в «Православной энциклопедии». — А.К.

Антропософия [от греч. человек и мудрость], или духовная наука, оккультно-мистическая система, создателем которой яв­ляется австрийский мыслитель Рудольф Штайнер (1861—1925). Антропософия вышла из теософии: Штайнер стремился превратить ее в эксперимен­тальную науку, которая была бы способна выявить скрытые возможности человека; ее возникновение ознаменовано основанием Антропософского об­щества в 1913 г. в Дорнахе (Швейцария), где по архитектурному проекту Штайнера был воздвигнут Иоаннов «храм», позже названный Гётеанум. Со­жженный в новогоднюю ночь 1922/23 г. Гётеанум был вновь отстроен, в настоящее время в нем расположен центр Всемирного Антропософского общества с Высшей школой духовной науки. Ре­гиональные представительства Антропософского общества имеются во многих странах, в том числе в России (1-е антропософское общество было соз­дано в 1913).

Основные постулаты антропософии: сущест­вует духовный мир, который не воспринимается обычными физическими чувствами; с помощью физических методов исследования познать этот мир невозможно, но его можно познать, развив в себе новые органы для восприятия духовной дей­ствительности. Сделать это может каждый, исполь­зуя методы антропософии, являющиеся путем посвящения; чтобы познавать духовный мир, не­обходимы сверхчувственные органы восприятия, но чтобы понять то, что сообщается о нем, доста­точно здоровой непредвзятой способности мышле­ния. Сущностное ядро антропософии составляет медитативная самоуглубленность мышления.

Антропософия — учение пантеистическое. Нет Бога и мира как Творца и творения, но мир пред­ставляет собой лествицу Божественных потенций или сущностей (Wesenheiten), «иерархий», «пла­нов» и т. д. «Это есть своеобразное языческое Миробожие, которое не знает Бога над миром, но только в мире» (Булгаков. С. 36). Мир есть эволю­ция Бога в мире, которая определяется особыми планетарными состояниями (Сатурна, Солнца, Лу­ны. Земли, а далее— Юпитера, Урана, Венеры). Данным планетарным состояниям соответствуют семь состояний человеческого «тела», которым соответствуют духовные «сущности» в иерархии мира. Все духовно; «дух» есть первовещество ми­ра — это спиритуализм, по существу являющийся гилозоизмом.

Пантеизм антропософии не признает за лично­стью человека подлинной реальности и ценности. Ее конечная судьба — полное растворение в Божественном. Человеческая личность есть лишь скрещива­ние влияний космических иерархий. «Одинаково не существует личного Бога, как и личности человека, и качестве неизменного субъекта всех своих состоя­ний. Поэтому нет места и личному отношению чело­века к Богу, каковым является молитва и любовь, но существует лишь безличное и обезличивающее растворение в космосе, медитация, «упражнения». Поэтому, в точном смысле слова нет места и пере­воплощению, но лишь безличной эволюции» (Булга­ков. С. 39-40). Следовательно, проблема личности с ее самотождеством и непрерывностью, столь суще­ственными для христианства в его учении о смерти и воскресении, здесь не рассматривается. В конце эво­люции, считает Штайнер, человек должен подняться до «ступени божества», но речь здесь не идет о хри­стианском понимании обожения по благодати, а о саморазвитии человека, развитии его воли до такой степени, что «однажды предметы станут настолько ярко отпечатлеваться в его сознании, что образы их начнут жить глубокой самостоятельной жизнью внут­ри него, и тогда облекающее такие образы слово че­ловека станет творческим... Человек будет не только создавать образ, но и давать ему самостоятельную жизнь... человек начнет творить в сверхчувственном и будет в состоянии воспроизводить самого себя в ок­ружающей среде» (Штайнер Р. Из области духовного знания. М., 1997. С. 229) — человек, таким образом, ставится на место Бога-Творца.

В языческой по существу антропософской христологии Христос предстает солнечным Божеством, ко­торое было послано на землю и в момент Крещения соединилось с человеком Иисусом. Смерть Христа на Голгофе, по антропософским представлениям, изменила астральную оболочку земли. Этот факт, полагает Штайнер, был предчувствован в мистери­ях древности (см.: Штейнер Р. Христианство как мис­тический факт и мистерии древности. Ереван, 1991. С. 85-88). В антропософии Иисус Христос считается сложным существом, соединяющим в себе, путем перевоплощений и совоплощений. Будду, Зороаст-ра и Солнечного Духа. «...Христос есть лишь косми­ческий агент, лишь момент космической эволюции. Штейнер видит Христа лишь опрокинутым в космос и не видит в Боге, в Божественной Троице,— пишет Бердяев.— Его Христос —натуралистический, он открывается в химии. ...Отношение к Христу в антропософии не религиозное и не мистическое, а исключительно оккультическое» (Теософия и антро­пософия в России. С. 475-476).

Штайнер много писал о Евангелиях, трактуя их в гностическом смысле. Его последователь Эмиль Бок (1895—1959) предпринял более широкую по­пытку истолковать всю Библию в антропософском ключе. Этим толкованиям свойственны оккультная фантазия, антиисторизм и навязывание Священно­му Писанию абсолютно чуждых ему идей.

Антропософия имеет ряд активно развиваю­щихся практических направлении: вальдорфская педагогика (методика претендует на воздействие, сохраняющееся «в течение всей жизни»), биоди­намическое сельское хозяйство (идея о преодоле­нии бездушно-механического хозяйствования на основе земледелия через постижение биоритмов растений), антропософская медицина, формы социального устройства, новые формы искусства (эвритмия) и др.

В 60-х гг. XX в. антропософия получила повтор­ное распространение в Европе и США, преимуще­ственно в областях педагогики и медицины.

Лит.: Бердяев Н.А. Теософия и антропософия в России // Собр. соч. II., 1989. Т. 3: Типы религиозной мысли в России. С. 463-486; он же. Учение о перевоплощении и проблема человека // Переселение душ: Проблема бессмертия в оккуль­тизме и христианстве. П., б. г. С. 65-82; Булгаков С, прот. Хри­стианство и штейнерианство//Там же. С. 34-64; Хондзинский П., свящ. Против Штайнера: Православие и Вальдорфская педагогика //ЖМП. 2000. № 8. С. 71-83; № 10. С. 62-76.

Мнение неравнодушного читателя

В скромном предположении, что журнал этот может попасть в руки думающего и подлинно ве­рующего православного христианина, одного из тех, для кого подобные статьи чаще всего — един­ственный источник сведений об антропософской духовной науке и ее основателе, хотелось бы сде­лать здесь хотя бы несколько принципиальных замечаний, обратить внимание на то, как авторы приведенной статьи обходятся с фактической стороной освещаемой ими темы, как вообще от­носятся к своей задаче — т.е. объективно, а не привычным по советским временам образом дать представление о значительном явлении в духовной жизни современности.

Читаем: «...в Дорнахе... был воздвигнут Иоан­нов «храм». Сначала с чьих-то «компетентных» слов ничтоже сумняшеся констатируется никогда не существовавшая претензия Антропософского общества или самого Рудольфа Штейнера воздвиг­нуть некое культовое здание для выполнения рели­гиозных обрядов (по определению любой, в том чис­ле, наверное, и Православной, энциклопедии), а за­тем слово «храм» иронически берется в кавычки... А каковы многозначительность и «наукоемкость» собственного определения антропософии авто­рами статьи: это, изволите ли видеть, «спири­туализм, по существу являющийся гилозоизмом». Бедному читателю приходится, видимо, основа­тельно полистать данную энциклопедию (наде­емся, небезрезультатно). Главное— поставить всё на привычную полочку среди других вездесущих «измов», тогда, несомненно, и обретется полная ясность касательно предмета рассмотрения.

А вот вам «языческая по существу антропо­софская христология». Что такое язычество? Ду­мается, на страницах той же энциклопедии — пра­вославная ведь!— авторы статьи могли бы при желании обнаружить самое обычное, традицион­ное определение язычества как нетеистических религий. Какое это имеет отношение к антропо­софии, постоянно и принципиально определяющей себя как духовная наука? Это ведь с уважением признавал и столь охотно цитируемый в статье Николай Бердяев, писавший в своем «Смысле творчества»: «Самый замечательный и значительный из современных теософов, Рудольф Штейнер, строит свою теософию как науку, строгую нау­ку. Его теософия — это как бы естествознание иных планов бытия. ..Для Штейнера факт науки— основной в жизни человечества. Но он борется с материалистическими последствиями этого факта». (Цит. по изданию: Николай Бердяев. Философия творчества, культуры и искусства. М., 1994, с.76) Лучше и точнее трудно сказать. Поневоле спросишь себя, не в том ли одна из при­чин сегодняшнего катастрофического состояния пресловутой нашей российской «духовности», что статьи для религиозных энциклопедий не Бердяев у нас пишет...

Заодно, кстати, можно бы и таким вопросом задаться: с чего бы это идеологам явного религи­озного обскурантизма, претендующим вещать от имени православия, так вдруг в последнее время полюбились имена Ник. Бердяева, Сергия Булга­кова — глядишь, и Владимира Соловьева полю­бят— ведь долгие десятилетия были имена эти для них что красная тряпка для быка по причине нежелательной масштабности и независимости воззрений этих замечательных русских мыслите­лей. Причина лежит на поверхности. Просто ин­теллектуалы-инквизиторы отечественные наши, заботами которых в сознании окормляемого ими народонаселения определение «православный» как-то совсем уж вытеснило, заменило собой своего сущностного субъекта — «христианина», эти на­ши богобоязненные мыслители попросту следуют принципу: «враг моего врага — друг мне», благо не всякий сегодняшний читатель энциклопедий помнит совсем недавние анафемы клерикально-совет­ского свойства в адрес того же Бердяева.

Сомнительно только, друзьями ли и единомыш­ленниками новоявленных своих православствующих почитателей оказались бы сегодня носители имен, на которые повадились ссылаться критики антропософии. Общеизвестно, насколько основа­тельно и глубоко занимался темами реинкарнации и личного, внеконфессионального духовного прак-сиса патриарх русской религиозно-философской эмиграции Николай Онуфриевич Лосский; интере­сующиеся легко найдут сегодня в библиотеках среди прочих трудов его «Учение о перевоплоще­нии» и «Интуитивизм». А если говорить о Николае Бердяеве, то те, кто знакомы с его биографией, хорошо знают, насколько заинтересованно и серь­езно относился он к антропософии и Рудольфу Штейнеру, как потрудился он, к примеру, приехать в Гельсинфорс, чтобы непосредственно прослу­шать цикл лекций Штейнера, и каких внутренних борений стоила ему выработка своей позиции по отношению к современному духопознанию.

Одно несомненно: тот, кто берет на себя сегодня ответственную миссию религиозного просвещения потерявших в большой мере всякие духовные ориентиры современников, должен был бы честно познакомиться с реальными факта­ми в этой области. Но одно дело — с легкостью вырывать нужные «для пользы дела» цитаты из масштабного и многостороннего наследия, удоб­ные для поддержки своей заведомой позиции, а другое— попытаться глубже и уважительнее подойти к подлинной сложности отношения цити­руемых авторитетов к предмету критики.

Исключительно красноречив приводимый в Энциклопедии перечень относящейся к делу лите­ратуры. Хотя в тексте самой статьи при цитиро­вании имеется пара ссылок на изданные в России книги самого Рудольфа Штейнера, тем не менее, в конце, на самом видном читателю месте указаны одни лишь отвергающие антропософию, по мне­нию авторов, источники, рекомендуемые таким способом читателю как самые подходящие. Работ самого Штейнера там нет! При этом невольно продемонстрирована реальная степень понима­ния значимости привлекаемых имен: в один ряд с чистейшими вершинами русской мысли поставлен небезызвестный в сегодняшней России своими идеологическими доносами безграмотный клирик.

Как убедительное свидетельство упомянутой сложности отношения живших в изгнании рус­ских религиозных философов к антропософии и их стремления объективно оценить ее значение, лучше всего привести некоторые неудобные для наших новейших духовных просветителей и по­тому не замечаемые ими высказывания Бердяева об антропософии и ее основателе все в том же «Смысле творчества»: « <...> Мистическая тео­софия есть высшее искусство. В конце концов и Штейнер к этому приходит, поскольку в знании видит восхождение бытия, развитие самого чело­века. ...Так восходит Штейнер в составе человека до Я идо духа и вскрывает божественное в челове­ке. Человек включает в себя весь космос, от камня до Божества, и на нем отпечатлелась вся миро­вая эволюция. ... Значение Штейнера в том, что он выявляет мистические учения о человеке как микрокосме, как центре вселенной, обладающем творческим призванием во вселенной, и ставит проблему антропософическую. Во всех мистиче­ских и оккультных учениях скрыто исключитель­ное антропологическое сознание, которое трудно найти в официальных церковных учениях и в офи­циальных философских учениях, (с.76, 88 того же издания. Выделено нами. — А.К.) <...> Ныне нельзя уже отрицать сферу оккультного в познании и оккультного в действии, в отношениях людей и в отношении к природе. ...Оккультное познание может быть необходимо в момент потрясения фи­зического плана бытия. Но оккультизм может ока­заться враждебным всякому творчеству человека. Тут необходимы религиозные критерии. Наиболее, по-видимому, благоприятен человеку и его твор­ческому началу оккультизм Штейнера, который признает новую мировую эпоху. (Там же, с.292-293) <...> Штейнер непосредственно связывает себя с христианской эзотерикой, (с.316) ...У Штейнера восточная безличная теософия ограничивается уже христианским антропософическим сознани­ем». (с.319)

Что же касается других имен русских фило­софов, десятилетиями замалчивавшихся или поносимых официозными идеологами Московской Патриархии, а сегодня ставших вдруг для них чем-то вроде тех свечек, что держит в руке, как стаканы, по престольным праздникам в храмах постсоветская номенклатура, то необходимо за­метить следующее. И Николай Бердяев, и Сергий Булгаков, и Павел Флоренский, да и Владимир Со­ловьев, конечно, — все они стремились к синтезу науки, философии и религии. Но как раз на примере этих великих тружеников, подвижников русской ре­лигиозной мысли, видишь, что на путях метафизи­ческого философствования такой синтез вообще вряд ли осуществим. Эти мыслители работали, честно искали. И если по разным и весьма серьез­ным причинам кто-то из них не смог распознать и признать другой, соответствующий времени, путь к упомянутому синтезу, это еще не есть основание ссылаться на них как на последнюю и непогрешимую инстанцию при оценке этого пути, использовать для своей демагогической и деструк­тивной критики эти большие имена как поленья для инквизиторского костра.

А.С. Конвиссер