Антропософия - Антропософияhttp://anthroposophy.ru/index.php?go=Pages&in=view&id=312 |
Распечатать |
Ответ на статью о. Павла Хондзинского «Осторожно: Штайнер»
Многие родители и учителя, в том числе и православные, отдавшие своих детей в вальдорфские школы или преподающие в них, не могут понять, почему со стороны Церкви по отношению к вальдорфской педагогике существует непримиримо враждебная позиция. Им кажется, что стоит только объяснить тому или иному священнику, как хорошо их ребенку в школе, с каким уважением и серьезностью относятся в школе к отечественным традициям, прививают детям чувство благодарности и почитания к плодам человеческого труда, праздникам, природе, культуре, то недоразумения прояснятся, все уладится, наступит мир или даже сотрудничество в общем деле здорового и духовно полноценного воспитания молодого поколения. Во многих городах, где существуют вальдорфские школы и детские сады, такие попытки проводились, но, к сожалению, без заметных результатов. В лучшем случае дело кончалось тем, что в школу приходила комиссия из Патриархии, опрашивали детей, проверяли тетради, проводили беседы с учителями и, после того как никакого криминала не было обнаружено, воцарялся «мир», похожий на перемирие во время военных действий. Так происходило в Рязани и Москве. В Екатеринбурге школу закрыли. В Воронеже православная общественность требует закрытия школы, а православные родители, дети которых учатся в этой школе, пишут письма в Епархию, желая объяснить истинное положение дел и защитить любимую детьми школу.
Важно понять позицию Православной Церкви по подобным вопросам. Для этого следует принять во внимание некоторые фундаментальные духовные установки, лежащие в основе суждений, подобных суждениям о Штейнере и вальдорфской педагогике. Эти установки связаны с историей Церкви, их зачастую трудно понять современному человеку, выросшему в иной традиции. Как известно, Православие — это не единственное христианское вероисповедание. Существуют еще и другие крупные церкви: католическая и протестанская, а также множество более мелких групп1. В чем же специфика Православия? Православие — и это ее основное отличие — это святоотеческое христианство, христианство, одной из основных ценностей которого является хранение сокровищ Святоотеческого Предания. Что же такое «Святоотеческое Предание»?
Святоотеческое Предание— это, во-первых, опыт монахов-подвижников, главная суть которого— постоянное бодрствование, «невидимая брань» с помыслами и искушениями, непрестанная молитва с целью «обожения», «стяжания Святого Духа Божия». Путь подвижничества — это нелегкий путь борьбы. На этом пути подвижник должен преодолеть опасности и соблазны, описание которых составляет значительную часть святоотеческой литературы. Помимо помыслов и страстей— существует целая психология помыслов и классификация страстей — большую роль играет понятие ложной духовности — прелести. Поэтому подвижнический путь можно проходить только под строгим руководством опытного духовника, послушание которому— высшая заповедь монашествующему. Так как хранители чистоты и носители ответственности за Церковь— епископы — все должны быть монахами, а остальные священники находятся у них в строгом духовном подчинении, то постепенно добродетели послушание и смирение стали в Православии основными (напомним, что в Новом Завете основная добродетель — это любовь, в то время как послушание и смирение не играют первостепенной роли). Этот момент преобладания смирения и послушания в идеальном духовном строе личности являлся и является объектом критики Православия со стороны христианских конфессий, а также и со стороны нерелигиозных мыслителей, ученых, политиков, философов, но для православного духовенства сама эта критика является свидетельством отпадения современного человека от истины.
Вторая важная часть Православной традиции — это Вселенские Соборы. Соборы проходили в атмосфере борьбы со всевозможными еретическими учениями, пытавшимися навязать Церкви свои односторонние взгляды. Отголоски этой борьбы — например, арианские споры — еще и сегодня для Церкви являются живыми и актуальными. Помимо этого, церковное учение складывалось в столкновениях и борьбе с язычеством, гностицизмом, манихейством и иными «лжеучениями». Таким образом, понятие ложной духовности, ложных учений, борьбы со всевозможными искушениями и уклонениями стали неотъемлемой частью самого учения и жизни церкви, ее предания. Невозможно понять св. Афанасия и его учения о Единосущей Троице без того, чтобы не вспомнить «богопротивного» Ария.
Очень важный момент, который непременно следует учитывать, состоит в том, что Православие и православное духовенство ощущают духовную ответственность за судьбу Отечества, судьбу России. В последние годы в Россию хлынул поток всяческих «мод», начиная от рыночной экономики, почитающей обогащение высшей целью человека. Со святоотеческой точки зрения — это открытая пропаганда сребролюбия, одной из пагубных человеческих страстей. Далее, различные психологические группы, основанные на психоанализе и пропагандирующие «здоровую» сексуальную жизнь, с православной точки зрении суть не что иное, как открытая проповедь блуда. Различные «экстрасенсы» и «энергетики», как с Запада, так и с Востока, ищут «контактов» с «энергиями», «духами» и проч. Все это, с православной точки зрения, — попытки собственными человеческими силами проникнуть в духовный мир, то есть искушение гордыней, которое ведет к связям с темными духами — к одержимости бесами, для православного — совершенно реальными существами. Все эти экстрасенсы и маги различного рода— современные гностики и язычники.
Так как важнейшая задача Церкви — это пастырское служение, то она видит свой долг в том, чтобы вести паству к доброй пище, к подлинной духовности, ко Христу, предупреждать об опасности. Все это нужно иметь в виду и научиться понимать тем людям, которые серьезно озабочены вопросом, поставленным в начале статьи, а именно: почему православные священники часто являются непримиримыми борцами с вальдорфской педагогикой.
Есть еще одна важная деталь, без которой картина не будет полной. Дело в том, что, согласно православным воззрениям, бес, чтобы соблазнить человека, предлагает ему разные внешне красивые предметы. Райский запретный плод был приятен на вид и сладок на вкус, иначе не было бы и соблазна. Поэтому если где-то происходит нечто на вид «хорошее» и Вас встречают «добрые тети и дяди с ласковыми лицами» (А.Кураев), то это всего лишь внешняя оболочка, витрина, за которой скрывается подлинная, антихристианская сущность, подлинные «намерения», хотя возможны и искренние заблуждения. Эта установка на разоблачение внешне красивого и привлекательного является важной чертой современного православного взгляда на мир. А если сторонников вальдорфской педагогики не удается убедить в том, что они занимаются чем-то нехорошим по сути, то это является дополнительным свидетельством того, что люди попали под духовное влияние, что это — секта, подобная многим тоталитарным сектам, получившим широкое распространение в последнее время. Такие люди — духовно больны, за них нужно молиться, их нужно призывать к покаянию. Такова позиция Православной Церкви не только по отношению к вальдорфской педагогике, но и вообще к любого рода «духовности», приходящей к нам с Запада или Востока, носящей нецерковный характер. Итак, понятие внешней витрины и внутренней сущности очень важно для понимания православной позиции. Поэтому, если Вы приходите к священнику с искренним желанием объяснить, то он смотрит на Вас прежде всего как на духовно-больного человека, подпавшего пагубному влиянию. Между ним и Вами стоит тысячелетняя мощная традиция, опыт гигантов духа— Отцов, перед которым отдельный современный, слабый, немощный, блуждающий, мечущийся и страдающий человек— незначительная величина, которая не может претендовать на право духовной самостоятельности, взрослости и способности к суждению. Для священника Вы прежде всего заблудшая овца, отбившаяся от стада.
Если учесть то состояние, в котором находится в настоящее время Россия, то нельзя не признать — хотя бы частично — правомерность такой позиции духовенства по отношению ко многим явлениям жизни общества. Во всяком случае следует быть осторожным и не бросаться за первой попавшейся модой, и прежде чем отдавать ребенка в какую-либо новомодную школу, надо основательно познакомиться с тем, в чем состоит специфика обучения, каковы цели, задачи, методы обучения — короче, получить необходимую информацию.
Рудольф Штейнер, основатель вальдорфской педагогики и антропософии, которая лежит в ее основе, проходит в церковном сознании по вышеупомянутой линии экстрасенсов, колдунов, пантеистов и язычников. В Воронеже вальдорфских учителей обвинили в том, что они учат детей магии, покорению темных сил природы и т.д.
Такое мнение связано с тем, что антропософия на определенном этапе развития была связана с теософией, которая возникла и развивалась в туманно-мистической атмосфере духовных брожений начала XX века. Образ Р. Штейнера в общественном сознании прочно связался с именами Е.Блаватской и других, пытавшихся в конце XIX и начале XX века найти пути к обновлению духовной жизни на основе поиска «скрытой древней мудрости», лежащей, по мнению теософов, в основе всех религий. В действительности теософское движение было очень неоднородным и содержало самые разные элементы, в том числе и духовно нездоровые, хотя сведения о теософии, распространяемые в церковных кругах, сильно преувеличивают ее темных характер. В конечном счете все сводится к тому, что Блаватская видела в фигуре Иисуса Христа всего лишь одного из Учителей человечества, подобного Будде и Моисею, и не признавала Библии как Священного Писания по той причине, что Бог в ней описывается как карающий и мстящий («Око за око, зуб за зуб»), противопоставляя свою исключительность всему остальному миру. Такую точку зрения она делила со многими, в том числе и гностическими течениями, отвергавшими Ветхий Завет по вышеназванной причине. Штейнер этой точки зрении Блаватской не разделял. С тех еще времен за антропософией и тянется этот «теософский хвост», и на Штейнера смотрят через теософско-мистические очки, хотя этот взгляд с современной исторической перспективы безнадежно устарел.
Я понимаю опасения о. Павла и считаю, что нужно испытывать и различать духов, как об этом писал апостол Иоанн Богослов. Но я совершенно не согласен с его позицией относительно вальдорфской педагогики. Для того, чтобы различать, нужно сначала иметь достоверную информацию. Я хочу предоставить такую информацию, чтобы читатель мог сам составить свое суждение. Я делаю это как специалист, научно изучающий вальдорфскую педагогику более 15 лет, посетивший множество вальдорфских школ и детских садов в Европе и в России, наблюдавший конкретную работу этих школ и детских садов. В последние двадцать лет в связи с успешной практикой работы вальдорфских школ и обострением кризиса государственной школьной системы в ФРГ был проведен ряд исследований биографий бывших вальдорфских учеников, давший положительные результаты, и многие инновации, опробованные в вальдорфском движении, принимаются на вооружение в системе государственного образования Германии и других стран. Короче, это известная и признанная в мире педагогическая система с огромным практическим опытом, плоды которой можно наблюдать более семидесяти лет.
В статье о. Павла допущены некоторые ошибки, которые необходимо исправить, и спорные положения, о которых следует упомянуть. Он пишет, что «в некоторых школах и детских садах начали преподавать вальдорфскую педагогику». Вальдорфскую педагогику преподают в высших или средних специальных учебных заведениях будущим вальдорфским педагогам. В программу обучения входит антропология, педагогическая антропология, антропология и психология детского развития, а также общая и частная дидактика и методика преподавания отдельных дисциплин. Программы этих предметов в Германии утверждены и дипломы этих учебных заведений признаются государством. Кроме того, будущие учителя для развития творческих способностей занимаются искусствами: живописью, музыкой, пластицированием. Главная цель подготовки вальдорфского учителя и воспитателя детского сада — пробудить в них понимание природы ребенка и научить работать с детьми. Преподавать вальдорфскую педагогику в детских садах и школах просто не имеет никакого смысла.
Далее о. Павел утверждает, что Штейнер ставит бытие человека в один ряд с бытием животных. Он пишет «Животное не есть личность. Личностный способ существования свойственен только человеку, Образу и подобию Божию». Это ошибка. Штейнер еще в самом первом своем труде о «Теории познания мировоззрения Гете» писал, что основной идеей человека, которую следует удержать в науке, является идея личности. Он являлся убежденным сторонником и защитником персонализма — учения о личностном характере бытия человека — на протяжении всей жизни. Книга «Теософия», на которую ссылается и которую цитирует о. Павел, была написана в годы торжества дарвиновской теории (1904—1906 гг). Штейнер посвятил дарвинизму несколько специальных трудов и массу статей и лекций. В «Теософии», дабы подчеркнуть качественное отличие человека от животного, он говорит, что в животном мире каждый вид — уникален и отличается от других. В человеческом же мире уникален каждый отдельный человек, то есть каждый отдельный человек есть «целый животный вид» (в переносном смысле). Эту мысль и цитирует о. Павел, как доказательство того, что человек понимается Штейнером как животное. Но она была изложена Штейнером именно для тех, кто смотрел на человека только как на высшее животное, дабы подчеркнуть принципиальное отличие человека, неповторимую индивидуальность каждого.
О.Павел пишет, что «вальдорфская методика в основе своей религиозна, а не научна». Но что такое «вальдорфская методика» конкретно? Это, по сути, попытка обращаться в преподавании не только к голове, голому интеллекту и рассудку, но привлечь всего человека, развивать «и голову, и сердце, и руку», то есть чувства и волю учеников. Мышление— это лишь инструмент, орудие. Человек с развитым мышлением, интеллектом, но недоразвитым сердцем, с несформированной волей сможет направить свой интеллект на эгоистические, разрушительные цели. Задача педагогики — сформировать более глубокую основу, прежде всего нравственную основу для интеллекта и знания. Является ли это религией или наукой? Скорее это является просто настоящей педагогикой, обращением к веками существующим в культуре ценностям. Так, ведущей ценностью для всего преподавания в средней школе является обращение к идее Красоты мира. В наш безобразный век мы должны направить внимание детей на изначальную красоту божьего мира — вот ведущая идея всего преподавания по Штейнеру в младшей и средней школе. Даже если человек является атеистом и материалистом, он не сможет не согласиться, что обращение к Красоте, к эстетической стороне мира способствует более глубокому формированию личности человека, чем сообщение голой информации и научных фактов. Лишь только после того, как в детях заронилось это удивление и восхищение миром, на старшей ступени ученики приступают к собственно научному постижению мира, где на передний план выходит знание и поиск истины. В дошкольном возрасте ведущий принцип — добро. Именно доброта воспринимается в этом возрасте как ведущая ценность, что и лежит в основе всей «вальдорфской методики» в детском саду. Таким образом, эти извечные человеческие ценности: добро, красота и истина — положены Штейнером в основу «вальдорфской методики». Очень жаль, что в современной науке эти начала не являются ведущими ценностями, но тем не менее именно на них основывается вся человеческая жизнь.
Основанная на таких принципах, вальдорфская педагогика гораздо ближе православному мироощущению, чем, например, концепция развивающего обучения В.В.Давыдова, основанная на принципах диалектического материализма и марксизма (о чем он постоянно и открыто говорил и писал), на развитии у самых маленьких детей так называемого «теоретического мышления». Природа и мир не являются для него предметом уважения и благоговения, но ареной преобразовательной человеческой деятельности для достижения человеческих— может быть, эгоистических и даже разрушительных — целей в духе заветов Маркса, где философия должна не познавать, но перестраивать мир. К чему привели нас эти заветы, мы видим на экологической, социальной и экономической катастрофах нашего века. Почему же Церковь, на себе испытавшая в нашей стране все особенности такого рода преобразований в некоем «формирующем эксперименте», не выступает против введения в школы Давыдовских методик? Наверное они не такие опасные, так как там нет «духовности».
В статье о. Павла есть несколько спорных положений, о которых важно упомянуть, так как они весьма характерны для позиции о. Павла и всех, думающих как он. Он пишет, что учение Штейне-ра нельзя назвать научным, так как в науке речь идет о том, что доступно для проверки любым человеком. «Духоиспытатель приходит к человеку с требованием, не верить должен ты тому, что я тебе говорю, а мыслить это», — цитирует о. Павел. В этих словах о. Павел видит попытку подмены: в действительности речь идет о том, что нужно просто верить тому, о чем говорит Штейнер. Здесь мы касаемся вопроса соотношения веры и знания, который решали поколения философов и богословов. Этот вопрос относится к «вечным вопросам» в том смысле, что его никогда не удастся окончательно разрешить. Поэтому я ограничусь лишь тем, что поясню мысль Штейнера. По своему основному образованию Штейнер был математиком и естественником, кроме того он был доктором философии и автором нескольких трудов по теории науки. Поэтому свое понятие науки он прежде всего строит на основе математики и теории познания своего времени. Если мы хотим объяснить кому-нибудь теорему Пифагора, что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы, то слушатель может поступить с этим сообщением по-разному. Например, он может говорить везде и всюду: «я верую и исповедую, что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы. Я верю этому потому, что Пифагор был святым человеком и через него говорит сам Бог». Заметим, что человек, который будет «проповедовать» теорему Пифагора, не говорит ничего неверного. Но в его позиции отсутствует важный элемент — собственное понимание. Штейнер же хотел именно последнего. Как же, однако, человек может придти к собственному пониманию? Только включив свое мышление, начав думать о теореме Пифагора. Таким образом, не в содержании знания, не в предмете видел Штейнер критерий научности и отличие ее от веры, но в определенной внутренней позиции. Заметим, что теория науки претерпела в XX веке значительное развитие, и понятие науки Штейнера, оставляющего содержание знания в стороне и ставившего акцент на определенно познавательной установке, в наше время является довольно современным. В вопросах веры невозможен диалог. Один верит в одно, другой — в другое. По этой причине вера часто соседствует с фанатизмом. Поэтому Штейнер постоянно подчеркивал значение логического мышления и математики в духовном развитии, дабы воспрепятствовать фанатизму и сектантству уже внутри антропософского движения. Культивирование осознанного, точного мышления, важность которого постоянно подчеркивает Штейнер, никак не вяжется с «раскачкой подсознания», о которой говорит в своей статье о. Павел.
Но математика и логическое мышление — это только один полюс познания. Другой полюс — это непредвзятость по отношению к миру и жизни. Если я смотрю на мир сквозь очки какой-либо определенной теории, идеи или идеологии, то я вижу не всю полноту мира и жизни, но только то, что я хочу видеть, что позволяет мне видеть моя теория. (Попутно заметим, что критика теории и теоретической установки в философии XX века — одна из основных тем). Поэтому Штейнер говорит, что человек должен быть всегда готов стать «пустым сосудом», в который вливается неизвестный доселе мир, то есть он должен — и это важное свойство каждого учителя — не переставать удивляться, восхищаться миром, находить в нем все большую и большую глубину, постигать его загадочность. Чистое, начинающее как бы с нуля2 восприятие и переживание мира — важный источник постоянного обновления знаний. О. Павел пишет, что установка Штейнера быть пустым сосудом «несовместима с требованием Святых: о борьбе, постоянной борьбе с приходящими извне, из подсознания помыслами. Быть воинами, всегда готовыми к «невидимой брани», а не «пустыми сосудами» учили нас Святые». Но Святые не занимались наукой и не занимались педагогикой! В монашестве важно одно, а в активной жизни в миру, в работе в науке или школе — другое. Кроме того, пусть попробует о. Павел стать «пустым сосудом», то есть таким, в который не входят никакие «помыслы из подсознания» или из прошлого опыта, из прочитанных книг. Пусть он попробует, освободившись от своей православной теории, без предрассудков, чисто и непредвзято взглянуть на мир и жизнь, на ту же вальдорфскую педагогику и людей, связанных с ней. Тогда он поймет, что это — нелегкая задача, требующая неустанного труда и усилий в борьбе с собственной предвзятостью, с постоянно навязываемыми извне мнениями и установками, с предрассудками. Он поймет, что выработать свою точку зрения, свое, независимое суждение не менее трудно, чем тот духовный подвиг, которого требовали Святые.
Есть множество и других спорных моментов: совместимо или несовместимо учение о перевоплощении и карме с христианством и ответственностью, в чем сущность «посвящения» и прочее. Все эти вопросы спорные, их трудно разрешить. Но дело в том, что их и не нужно разрешать! В вальдорфских школах перевоплощение и карму не преподают, и вальдорфский учитель не обязан верить в перевоплощение и карму или проходить через «посвящение». Вопрос поставлен в корне неверно. Штейнер, как автор определенной методики и дидактики, не обязан быть христианином, как ими не были и многие другие выдающиеся деятели науки и педагогики, чей вклад в науку и педагогику мы, тем не менее, признаем. Мария Монтессори была глубоко верующей католичкой. Однако ее методику разделяют учителя, которые убеждены в правильности ее педагогических подходов и не имеют к католицизму никакого отношения. Гимназии, лицеи, идея классического образования вообще — наследие языческой Греции, несовместимое с Православием. Святые Отцы осуждали музыку и театр. Церковь боролась с античной математикой, философией и наукой. Тем не менее, сейчас на каждом шагу можно встретить православные гимназии, в которых рассказывают детям греческую мифологию, хотя все греческие боги, по православному верованию, суть бесы. Ньютон, Дарвин и Павлов были христианами, а создали самые материалистические системы! Ньютон отрицал Троицу и считал, что св. Афанасий Великий, который ввел в Символ Веры в борьбе с Арием идею Единосущия Троичного Бога, никакой не святой, а фанат и обманщик, а вот Арий отстаивал истинные взгляды на Единого и Единственного Бога.3 Такая позиция для любого православного богослова — страшная ересь, почти богохульство. Так что же — отвергнуть ньютоновскую физику на том основании, что Ньютон был еретиком? На этих примерах ясно видно, что вероисповедание, богословие, наука и педагогика — это совершенно разные вещи, которые не следует смешивать.
Другой вопрос: если Штейнер был христианином— как это утверждают его последователи, — то как тогда он совмещал идею кармы и перевоплощения с христианством? И следующий вопрос, связанный с этим: какой вариант христианства предлагает Штейнер, если в нем находится место идее перевоплощения и кармы, которые мы привыкли относить к индуизму и буддизму? Так поставленный вопрос переводит нас с позиций разоблачения в позицию научного исследования уже в области самого богословия и может обогатить наше знание. Не исключено, что Штейнер сказал по этому поводу нечто интересное.4
Я не хочу затрагивать многих других спорных положений, высказанных в статье о. Павла. Для меня принципиально важным является положение, что к любому явлению культурной и общественной жизни следует подходить основательно, то есть научно. Если я, не изучив предмет, будучи далеким от жизни церкви, полистав одну случайно попавшуюся мне в руки книгу, вынесу публичное суждение о сути церковной жизни и христианства, то я, скорее всего, ошибусь и дам неверную картину. А ведь именно так строит свою критику о. Павел и большинство других церковных критиков вальдорфской педагогики. По его же собственным словам, он не был ни в одной вальдорфской школе и вобщем о самой вальдорфской педагогике почти ничего не знает. Но педагогика, как и религия — это большая область знания, в которой также необходим свой профессионализм, как и в любой другой области.
В заключение мне хотелось бы добавить, что к «учениям, подобным штейнеровскому» (подразумевается, по всей вероятности, осужденное церковью учение Живой Этики Елены Рерих), вальдорфская педагогика и антропософия никакого отношения не имеют, хотя их часто объединяют в одну группу. Р. Штейнер ничего не знал о Рерихах, а Рерихи считали Штейнера приверженцем темного христианского учения! Из-за христианства, кстати, Штейнер был исключен из Теософского Общества и подвергся со стороны последнего нападкам и клевете (А. Безант говорила, что Штейнер — ученик иезуитов).
Из всего вышесказанного следует, что родители могут быть спокойны: никакого «вальдорфского посвящения»5 их детей в школе не ждет. Вся та проблематика, о которой говорит о. Павел и другие церковные критики вальдорфской педагогики, не имеет никакого отношения к реальной вальдорфской школе, к тому, что и как там преподают и как относятся к детям — а это то единственное, чем и является педагогика. Если у читателей есть вопросы по отношению к отдельным тонкостям штейнеровского учения и сути вальдорфского воспитания, мы готовы дать всем интересующимся самую полную и компетентную информацию.
В. Загвоздкин
Примечания
1. Согласно статистике общее количество различных религиозных христианских групп превышает 10000.
2. Здесь важно иметь ввиду, что актуально это требование никогда не может быть достигнуто, что также показано в философии XX века. Уже то, что мы смотрим в мир через очки языка, т.е. идентифицируем предметы через язык, убедительно показывает это. Поэтому речь в данном случае идет об установке или упражнении в непредвзятости, важность которого также подчеркивали многие философы, прежде всего феноменологи.
3. См. книгу И.С.Дмитриева «Неизвестный Ньютон» Спб.1999, в которой подробно излагаются богословские воззрения великого физика и его работы, посвященные истории церкви и догматике.
4. Существует ряд исследовательских работ ученых-богословов традиционной ориентации (католиков и протестантов), посвященных христологическим взглядам Штайнера.
5. Так называлась статья о. Павла Хондзинского.