Олаф Кооб. Бездны мировой истории

О психопатологии дьявольских владык

В историческом становлении человечества, как и в человеческой жизни, мы обнаруживаем фено­мены, которые по своей силе и последствиям да­же спустя десятки или сотни лет остаются необъ­яснимыми для земного рассудка. Чаще всего для этого избираются личности, через которые, бла­годаря их особенным способностям или предпо­сылкам судьбы, проходят добрые или разруши­тельные силы. Внимательное изучение их био­графий даёт возможность близко познакомиться с этими глубинными влияниями, а в случае нега­тивных сил - с «техникой зла».

В западной культуре довольно хорошо изучены биографии так называемых «монстров»: Нерона, Ленина, Сталина, Гитлера. Те, кто имеет опыт наблюдения психопатологических феноменов, могут ясно представить себе некоторые события чело­веческой истории. Чаще всего существовали определенные «исключительные ситуации», кото­рые побуждали упомянутых лиц к разрушительной деятельности.

Биографические падения...

На 17-ом году жизни, то есть в середине третьего семилетия, когда, как сообщает Штайнер, начинает присоединяться Я из последней ин­карнации, в жизни Гитлера и Ленина произошли события, ставшие основанием для проводимых ими впоследствии актов разрушения.

После посещения в 1906 г. оперы Вагнера «Риенци», за 33 года до начала Второй мировой вой­ны, Гитлер имел в Линце некий род видения своей будущей миссии по отношению к немецкому на­роду. Он сообщил о ней своему окружению со­вершенно иным, чем обычно, языком. Это послу­жило для него началом всё усиливающейся одер­жимости чуждыми силами, что становится понят­ным при изучении его биографии. У Ленина в том же возрасте (1887 г.) было два глубоко потрясших его переживания, которые легли в основу его дальнейшей деятельности и развили в нем не­преодолимую ненависть к царскому режиму и «буржуазии». Одним из таких событий была казнь его старшего брата, который в 1887 году участво­вал в неудавшемся заговоре с целью убийства царя Александра III. Второе событие произошло в том же году: Ленина исключили из Казанского университета за участие в студенческих волнени­ях, что погубило его дальнейшую гражданскую карьеру. Известно, что важнейшие решения Ленин принимал в состоянии «сомнамбулизма». Из жес­токости его абстрактного мышления медленно ис­ходит всё более волюнтаристский, но конкретный терроризм. Когда Ленин стал массовым убийцей? Без сомнения, террор является последствием всего мышления Ленина, но первоначально это был чисто мыслительный терроризм. До 26 октяб­ря всё происходило сравнительно бескровно, у него на совести не было ни одного убитого. Троц­кий рассказывает об одном интересном эпизоде. Вскоре после захвата власти Центральный коми­тет заседал в прокуренной комнате Смольного: серо-зелёные, невыспавшиеся лица, горящие гла­за, грязные воротники. Все решения были приня­ты, по словам Троцкого, как во сне, во всём «при­сутствовало нечто сомнамбулическое, лунатиче­ское». Наконец, Ленин говорит Троцкому: «Знаете ли, сразу после нелегальности и преследований - к власти...», - потом продолжает по-немецки: «Es schwindelt» (кружится голова), - и крестится. Если обратить внимание на то, что кровопролитие при Ленине и Троцком началось именно с тех пор, вспоминаются и эти психологические предпосыл­ки. Поначалу кажутся нереальными насильствен­ные фантазии, возможность их распространения, политическая мотивация массовых убийств». (Ханс-Петер Шварц «Лицо столетия. Монстры, спасители и посредственности», Берлин, 1998)

...и общественные потрясения

Далеко на востоке, в Китае, в XIX столетии, то есть задолго до разрушительной «Культурной ре­волюции» Мао, происходили события, которые привели к огромным потрясениям в жизни китай­ского народа. Так, например, достоверные источ­ники сообщают, что в конце XIX столетия в Китае произошли две опустошительные опиумные войны: каждый десятый китаец был курильщиком опиума, а каждый двадцатый - опиумным наркоманом. (Ру­дольф Штайнер этим событиям посвятил две важ­ные лекции, к которым мы позже ещё вернёмся.) Между первой опиумной войной (1839 - 1842) и второй (1856 - 1860) произошло событие, которое вошло в историю человечества как Тайпинское восстание (1850 - 1864), когда почти за 15 лет бы­ло уничтожено 20 миллионов людей. Оно было са­мой большой войной XIX столетия и самой боль­шой гражданской войной в истории человечества. Почему это произошло? Такая высокоразвитая в культурном и хозяйственном отношении страна, как Китай, с XVIII столетия медленно, но неуклонно, приходила в упадок и самым позорным образом подавлялась западными странами. В этом болез­ненном климате неожиданно, как бы из ничего, возникает некий «святой» по имени Хун Сю-Цюань (1814 - 1864), который за несколько месяцев столкнул громадную часть страны в еще более глубокий хаос. Мало кому известно, что эта рево­люция была «христианской», что её сторонники хо­тели через переделанный на китайский лад фун­даментальный протестантизм сместить конфуци­анскую систему, чтобы построить для всех людей христианское царство равенства и братства, почти так же, как через 80 лет, когда Мао начал прово­дить крестьянскую революцию - марксизм-ленинизм, основанный на чуждых идеалах.

Демонический Мессия...

Кем же был, собственно, этот Хун Сю-Цюань? Хо­тя он не был художником, как Гитлер, но пытался сдать определенный экзамен, который в 1837 году провалил в третий раз. После целого дня самобиче­вания перед своими родителями, он душевно сло­мался, впав на 40 (!) дней в психическое забытьё. В своих галлюцинациях он видел себя вознесённым на небо. Там он был приведён к благообразному старцу с золотой бородой, сидевшему на троне. Ему вручили скипетр и меч и поведали о его задаче: очистить Землю от демонов и проповедывать ис­тинное учение. Когда через 40 дней он очнулся, его характер в корне изменился. Теперь он чувствовал себя чистым и могучим, ступал с никогда ранее не проявлявшимся чувством собственного достоинст­ва. В 1843 году он в четвёртый раз провалился на экзамене, но на этот раз его гнев был направлен не на самого себя, а на господствующую систему де­монов Мэнь - Шэнь. Для дальнейшего развития его «карьеры» решающим стало его ознакомление с вводным курсом в христианство по прочтении книги, подаренной ему одним протестантским миссионе­ром. Это сочинение, первоначально составленное китайским обращенцем, повествовало об «апокалиптическом кризисе» в мире, о приходе Мессии и о новом Небесном царстве на Земле. У него как будто пелена упала с глаз: это о нём! Старик с золотой бо­родой был Иеговой, признавшим его «младшим братом Иисуса», который должен уничтожить демо­нов Мэнь-Шэнь, конфуцианизм, буддизм и даосизм и построить на Земле царство Бога. Для этого нужно было провозгласить время «Великого благоденст­вия» (Тай-пин).

Демонические шлюзы открылись! Он основал общество «богопочитателей», которое 11 января 1851 года в день его 38-летия, т.е. на втором лун­ном узле, провозгласило его «Небесным царём». Уже до этого события его последователи превра­тились в наказующую армию, которая летом 1850 года сожгла свои дома и отправилась в богатые провинции Янцзы с жёнами, детьми и своим «Мои­сеем». Там к ним присоединились тысячи обни­щавших крестьян, угольщиков и бродяг, так что за несколько лет очи превратились в двухмиллионную фанатичную, но дисциплинированную армию, по­беждающую правительственные войска.

Остальное можно рассказать достаточно быстро. Как это часто бывало в истории человечества, всё пришло к постепенной деградации, и правительственные войска с помощью западных союзников по­сле долгой борьбы одержали победу. Ещё в то вре­мя, когда Тайпинская армия после победных похо­дов стала оседлой, «Небесный царь» и его «нижние царьки» - приближённые в явном противоречии со строгими моральными законами, установленными для простого народа, начали жить в роскоши и мно­гоженстве (как и в эпоху Мао). Уже в 1856 году среди них началась борьба за власть, в которой они унич­тожали друг друга. Сам Хун всё больше терял связь с реальностью (что можно наблюдать и у некоторых последующих «монстров»). Несмотря на это, потре­бовалось ещё целых восемь лет, пока восстание было полностью подавлено. Уже во время военных действий французы и англичане воспользовались случаем и начали вторую опиумную войну, в ходе которой хотели поделить Китай «как дыню» (Конрад Зейтц «Китай. Мировая сила возвращается», Бер­лин, 2002).

С уходом Хуна обычный порядок в Китае не вос­становился. Наряду с уже упомянутой опиумной войной, Россия и Япония также выступили в качест­ве гегемонических сил. В 1900 году произошло ле­гендарное восстание «боксёров», которое было жестоко подавлено экспедиционным корпусом пра­вительственных войск. После падения последней династии Цин пришло время военачальников. За власть в стране боролись две партии, обе имели отношение к Советскому Союзу: партия гоминьдан под предводительством Чан Кай-ши, который позже бе­жал на остров Формоза (Тайвань), и крестьянская партия Мао Цзе-Дуна, который всё более отходил от советской модели и в конечном счёте победил.

...и господин бесхозяйственности

Здесь стоит задержаться на одном аспекте личности Мао. Этот упаднический «бог» олице­творял то, что в средневековой Европе называли «Господином бесхозяйственности». «Господин бесхозяйственности» был пародией на сущест­вующие хозяйственные и общественные связи и становился единственным господином в доме на время определенных празднований, как, напри­мер, Двенадцать Священных Ночей (Священных мыслей) и др. После окончания срока «господин бесхозяйственности» снова возвращался к своей черной работе и всё становилось, как прежде. Эта парадоксальность, которая в короткие сроки де­лала из учеников мастеров, из женщин - мужчин, образует принцип китайского мышления. Если по­читать Лао-цзы, можно узнать, что в каждом есть зерно его собственной противоположности, что для прямолинейного европейского мышления час­то кажется парадоксальным.

Мао фатальным образом перенял эту жизнен­ную мудрость китайской философии, перемешав её с западным социализмом. «Таким способом, ограниченную концепцию бесхозяйственности он развернул до авантюры восстания. При Мао прежние хозяева и работники не должны были за­нимать свои места. Он не признавал их преиму­щественного положения, считая, что их свержение означает освобождение общества. По его мне­нию, обычный порядок не должен был восстано­виться. При нём не праздновалась двенадцатая ночь, которая завершает Рождество. Мао считал волю большинства людей слишком слабой, а их мужество и страсти ограниченными. А потому он считал, что должен добиться невозможного, ото­брав у них способность мыслить. Его действия не подлежали критике. Для этого он был слишком убеждён в своём собственном всезнании» (Джо­натан Спенс «Мао», Мюнхен, 2003).

Таким образом, Мао стал не только мастером постоянной бесхозяйственности, но и образом дья­вола двадцатого столетия (в основе слова «дья­вол» лежит греческий глагол «diabalein», что означает «переворачивать вверх дном»). Хорошо из­вестна жестокость «Великого кормчего», проявлен­ная им во времена «Большого скачка» и «Культур­ной революции», стоившая миллионы жизней и в корне разрушившая старую культуру Китая. Что же открывается через такую личность, вернее безлич­ность, как Мао, которого миллионы людей почита­ли как бога, и который благодаря миллиону расти­ражированных цитат и портретов днём и ночью ок­ружал людей духовной тюрьмой?

Когда-то Рудольф Штайнер обратил внимание на один духовный феномен, который в этой связи можно назвать «синдромом Агасфера». При Ста­лине и Гитлере он проявлялся по-иному.

Противообраз: упаднический «бог»...

У Мао «синдром Агасфера» проявлялся, среди прочего, в постоянном праздношатании. Он был абсолютно неспособен к чему-либо привязаться. Любые формы культуры и духовных завоеваний человечества были ему безразличны. Для морали в его политике не было места. Он не только не сравнивал себя с богоподобными императорами Китая, но олицетворял себя с теми, кто прославил­ся жестокостью и бессовестностью. Его личный врач доктор Ли пишет в своих мемуарах, что Мао был необычайно бесчувственным, не знал ни люб­ви, ни дружбы. Мао был Китаем и весь Китай был Мао, он экспериментировал с этим по своему ус­мотрению. Он немилосердно сметал с пути своих противников, его подданные ничего для него не значили. Он сознательно, сеял раздор между свои­ми сотрудниками, поручая им следить друг за дру­гом. Однажды он сказал Неру, что не боится атом­ной бомбы, ибо имеет так много подданных, что для страны не будет урона, если половина её населения погибнет. Неру был шокирован.

Мао несет в себе люциферический противооб­раз Тому, Кто снизошёл однажды в человека в ка­честве Бога, чтобы через Любовь и Милосердие снова привести человечество к божественному на­чалу. Здесь мы, по Штайнеру, действительно име­ем реально существующий духовный противооб­раз: человек, который сам себя обожествляет, сам себя делает всеобъемлющим владыкой над жиз­нью и смертью, становится «поддельным», упад­ническим богом. Это нашло отражение и в жизнен­ном кредо раннего Мао: борьба против Неба, борь­ба против Земли, борьба против человечества - беспредельное счастье.

Мао ставил себя выше всех моральных и зем­ных законов. Доктор Ли пишет о нём: «Автобио­графия Мао была очень распространена. Как он объяснял американскому предпринимателю Эдгару Сноу в 1970 году, он считал себя heshang dasan, что дословно переводится как «монах с зонтом». Но heshang dasan - это только первая половина двустишья. Вторая, более важная половина, wufa wutian, всегда умалчивалась, потому что означала «без волос, без Неба», т.е. «без закона, без Бога». Это был человек, который пренебрегал не только человеческими, но и божественными законами. Переводчица Мао, женщина литературно безгра­мотная, перевела эти слова как «одинокий монах, путешествующий по миру с дырявым зонтом». Эд­гар Сноу и другие учёные сделали из этого вывод, что Мао считает себя трагическим одиночкой. Но в действительности Мао хотел, чтобы все знали: он сам есть и Бог и закон».

...и его служители

Великие «монстры» двадцатого столетия, оче­видно, сошли с мировой сцены. Но мы достаточно хорошо знаем тех, кто ложью и псевдорелигиоз­ным фанатизмом призывал народы к «освобож­дению», неся им смерть и гибель.

Сегодня положение в мире с его апокалиптиче­скими всадниками в лице эпидемий, войн и нищеты призывает нас к тому, чтобы точно оценивать при­меты времени, которые стали проявляться начиная с 11 сентября 2001 года, принося с собой ложь и насилие. В начале Первой мировой войны Ру­дольф Штайнер обратился к Адельхайду Петерсену с такими словами: «Человечество вошло в ту стадию своего развития, когда зло и ложь должны стать видимыми... Определенным вещам нельзя будет больше препятствовать»

Очевидно, для того, чтобы служить этому им­пульсу, будут выбраны отдельные люди и целые группы. Те, кто несёт смерть и насилие человече­ству, не всегда являются сильнейшими индивиду­альностями. Они часто приходят ниоткуда, имеют другой образ мышления и считают, что должны спасти весь мир. Определенные влияния, подгото­вившие их «миссию», можно выявить, изучая осно­вателя иудейского государства Теодора Херцла, преследователя Каспара Хаузера лорда Стэнхопа, бывшего советского министра иностранных дел Шеварднадзе и многих других. (Я попытался это сделать в своей книге «Я человека и его двойник. О психологии тени», Штутгарт, 1998)

Интересно, что Гёте, изучая душевные прафеномены, наблюдает описанные выше формы де­монических сил, как душевную пустоту и баналь­ность, уже в своих современниках, о чём сообщает Эккерману. В конце «Поэзии и правды» он ещё раз возвращается к своему наблюдению: «Однако все­го страшнее становится демонизм, когда он возоб­ладает в каком-нибудь одном человеке. Я знавал таких людей, одних близко, за другими мне дово­дилось наблюдать лишь издалека. Это не всегда выдающиеся люди, ни по уму, ни по талантам, и редко добрые; тем не менее от них исходит необо­римая сила, они самодержавно властвуют над всем живым, более того — над стихиями, и кто мо­жет сказать, как далеко простирается их власть? Нравственные силы, соединившись, все равно не могут их одолеть, более светлая часть человечест­ва тщетно пытается возбудить против них подоз­рение, как против обманутых или обманщиков, массу они влекут к себе. Редко, вернее, никогда не находят они себе подобных среди современников, они непобедимы, разве что на них ополчится сама вселенная, с которой они вступили в борьбу».

Олаф Кооб
Das Goetheanum №19/2003
Перевод с нем. А.Л.