Барт Марис. О смысле болезни

Антропософская медицина определяет иной образ человека

«Антропософская медицина расширяет есте­ственнонаучную медицину из познаний антропо­софии в области жизненного, душевного и духов­ного. Она развивалась с 1920 года по указаниям ее основателя Рудольфа Штайнера в тесном со­трудничестве с доктором медицины Итой Вегман и другими врачами. Цель антропософской меди­цины состоит в развитии индивидуального и целостного подхода к человеку, то есть в создании ис­тинной медицины человека».

Эти строки мы находим в интернете на сайте «Союза антропософских врачей в Германии» (www.anthroposophische-aerzte.de). Что понимает­ся под этим «расширением» в области жизненно­го, душевного и духовного? Как это выглядит на практике?

В связи с прогрессом генных технологий есте­ственнонаучная медицина переживает сегодня ускоренное развитие. Чем больше соотносят гены с определенной болезнью, тем больше пытаются объяснить болезнь действием того или иного ге­на. Число генов, коррелирующих болезнь или предположительно служащих ее причиной, растет почти еженедельно. Соответственно возрастает огромный научный и экономический интерес к генным исследованиям, к экспериментам со ство­ловыми клетками, к генной терапии и различным формам клонов. После того, как в 70 - 80-х годах в развитии ориентированной на материализм ме­дицины произошел определенный спад, техноген­ное понимание организма и болезни вызвало новый всплеск интереса к материальному аспекту человека. Этому подчинена и терапия: химиче­ские медикаменты и медикаменты, изготовленные по генным технологиям, удовлетворяют так назы­ваемым объективным критериям статистических испытаний и свидетельств действенности. Меди­цина и научные изыскания в области лекарствен­ных средств почти не пытаются понять жизненное, душевное и духовное в человеке.

Загадка живого состоит в том, как могут рас­тения, животные или люди, биохимически со­стоящие всего из нескольких элементов: таких, как водород, кислород, углерод, сера - жить, рас­ти, питаться, сохранять свой облик, болеть и вы­здоравливать, размножаться и умирать. Эту за­гадку следует признать почти неразрешимой. По­добное можно сказать и об области душевного и духовного: хотя психосоматика и является при­знанной областью медицины, ее результаты почти не учитываются соматической медициной.

Нет никакого чуда в том, что многие пациенты (к сожалению, большинство из них начинают ин­тересоваться медициной, лишь когда заболевают) не желают больше мириться с ограниченными взглядами и соответствующими им терапевтиче­скими возможностями современной медицины. Они чувствуют, что могут не только принимать ле­чение, но и сами активно участвовать в процессе исцеления. Отсюда начинается поиск альтерна­тив, которые предлагаются в изобилии. Как ду­шевно-духовное существо, человек должен понять себя и то, что он, собственно, ищет. Он дол­жен разобраться в пестром спектре предлагаемых альтернатив и определить, какой путь ему более всего подходит. В данной статье будут обсуж­даться лишь некоторые аспекты антропософски расширенной медицины, которые могут играть роль для этого выбора.

Есть ли смысл у болезни?

Если у болезни есть смысл, какова ее причи­на? Если полагать, что причиной болезни явля­ется внешний возбудитель, зависящий от генети­чески обусловленных факторов окружающей среды, то причины ее в каждом случае корени­лись бы в прошлом: в жизненных привычках, в наследственности, во влиянии окружающей сре­ды, в случайных встречах с возбудителем. Так как большинство этих причин совершенно не преодолены, лечение с неизбежностью ограни­чивается устранением симптомов. Смысл же бо­лезни всегда соотносится с будущим. И если у болезни есть смысл, то ее причина должна ле­жать в будущем. Тогда болезнь - не нечто, при­шедшее из прошлого (и в первую очередь не «наказание»), а вызов, который делает возмож­ным грядущее развитие. Такой взгляд на смысл болезни способен переориентировать жизнь, за­ставить задуматься о своем образе жизни или послужить осмыслению ее ценностей и измере­ний.

При лечении следовало бы по меньшей мере развивать чутье для понимания этого смысла. Ес­ли заболевание излечивается очень быстро и ра­дикально, то в процессе выздоровления смысл болезни ускользает, болезнь поглощает его.

Желая учитывать при терапии смысл болезни, следует обращать внимание прежде всего на то, чтобы пациент сам был включен в процесс выздо­ровления. Нетрудно заметить, что этот путь часто представляет собой смещение акцентов. Речь идет о золотой середине: с одной стороны, нужно предоставить пациенту возможность самому ра­зобраться в своей болезни и мобилизовать для исцеления собственные силы (по необходимости сопровождая этот процесс медикаментозной и другой терапией), с другой стороны, нужно делать все возможное для того, чтобы пациент мог выздороветь, и предотвратить тот случай, когда бо­лезнь выйдет из повиновения.

По сравнению с этими дифференцированны­ми поисками индивидуального пути излечения со­вершенно другую позицию занимает так называе­мая «предохраняющая медицина», которая пред­принимает всё, чтобы вообще не существовало болезней или осложнений (примером тому могут служить детские прививки, программы ранней ди­агностики рака, пренатальная диагностика или предупреждающее лечение антибиотиками, гор­монами и химиотерапией). Такая медицина пыта­ется обеспечить надежность, которой не сущест­вует. Она исходит из того, что болезнь рассмат­ривается лишь как нечто негативное, и потому стремится избежать ее любой ценой.

Болезнь, повторное рождение и карма

Выбор способа лечения существенно зависит от того, разделяет ли человек идею повторного рождения и кармы. Тот, кто считает, что жизнь кончается со смертью, имеет иное отношение к эвтаназии и трансплантации органов, чем тот, кто всерьез относится к переживаниям после смерти и другим указаниям на жизнь после смерти. Перед человеком, который считает, что жизнь начинает­ся с зачатия (или даже с рождения), вопросы пре­дохранения, абортов, пренатальной диагностики и отбора стоят совсем иначе, чем перед человеком, который видит реальное указание на существова­ние до зачатия в словах малыша, обращенных к маме: «Мама, было тяжело прийти к тебе. Ангел перенес меня над глубокой пропастью». Или: «Я выбрал тебя своей мамой, но уже не знаю как». Или когда он говорит отцу: «Папа, ты уже когда-нибудь умирал? Я - да, когда родился». (Из книги Й.Клинк «Раньше, когда я был большим» - J. Klink «Fruher, als ich gross war»).

Подобно тому, как ребенок понимает, что он уже больше не знает, как он смог выбрать свою мать, многие пациенты свидетельствуют впослед­ствии, что они сами когда-то выбрали свою бо­лезнь и видят в ней определенный смысл. Конеч­но, в этих размышлениях спрятана ловушка. Ни­кто не захочет сознательно «выбрать» для себя болезнь, как никто не захочет сознательно прибе­гать к трудной или опасной жизненной ситуации, чтобы потом, может быть, выйти из нее более сильным и закаленным. Так называемая судьба устраивает человеку очную ставку с болезнью (или «выставляет» перед ним другого рода кри­зис), и то, что он сделает с этим, частично нахо­дится в нем самом, частично - в сопровождающих болезнь обстоятельствах, которые он сам нахо­дит. Поэтому бессмысленно говорить: «я выбрал это, поскольку не смог ничего против этого пред­принять и потому должен с этим смириться».

Лежит ли причина болезни в предыдущей жизни, является ли она следствием прежних дея­ний? Кармические связи можно понимать и таким образом, что на основе прежних отношений сей­час предоставлены новые возможности для даль­нейшего развития, причем смысл кармического действия ориентирован на будущее.

Эта мысль, конечно, не означает, что каждый пациент, который приходит на прием к антропо­софскому врачу, «должен верить в карму и реин­карнацию», но он должен знать, что его врач с этим живет и работает.

«Исцеляющая воля» против «объективного» предохранения

Независимо от возможного смысла болезни пе­ред врачом стоит задача сделать для пациента всё, что может служить его выздоровлению. Он никогда не должен говорить (или думать), что болезнь или страдание имеют для пациента свой смысл, а пото­му он как врач может быть спокоен и воздержан. Смысл или результат болезни можно увидеть лишь на пути к исцелению, которым заболевший человек идет при известных обстоятельствах с помощью своего врача, терапевта или друга. Условием для этого послужит человеческая встреча врача и паци­ента, когда врач становится сопричастен судьбе бо­лезни и страданиям пациента. Осуществить это не просто, так как для такой встречи нужно изменить несколько формальные отношения врача и пациен­та, когда врачу при внутреннем соприкосновении с болезнью смогут открыться его собственные задачи, которые он должен сопоставить с болезнью и борь­бой, развернувшейся в пациенте. Пациент, чтобы открыться врачу, должен почувствовать себя в пол­ной безопасности. Из этого внутреннего становле­ния сопричастности у врача могут зародиться новые намерения, подняться потенциал, появиться ис­креннее желание помочь этому человеку на пути преодоления болезни и обретения жизненного пути.

Это внутреннее желание врача, его внутренняя задача в отношении пациента может стать своего рода органом восприятия для того, что более всего необходимо пациенту в данный момент. Так могут возникнуть подходящие идеи в терапии, идет ли речь о нужных словах, медикаментах или терапии искусством. Тогда возникает терапия не «объектив­но» предохраняющего научного толка, но благодаря субъективной человеческой воле помогающая дру­гому человеку излечиться и выздороветь. Рудольф Штайнер назвал это «исцеляющей волей».

В этом лежит проблема расхождения антропо­софски ориентированной медицины с так называе­мой традиционной медициной, а также учрежде­ниями, которые разрешают использование лекар­ственных средств. Имеется еще мало лабораторий для исследования действия отдельных медикамен­тов, которые обеспечат статистическую достаточ­ность данных. В настоящий момент предпринима­ются усилия, чтобы удовлетворить эти требования.

Развитие лечебных средств

Терапевтическая интуиция в указанном смысле может возникнуть лишь тогда, когда у врача было достаточно времени для предварительного изуче­ния различных лечебных средств. Прежде чем да­ры природы, получаемые от растений, минералов или животных, могут стать в руках человека лечеб­ными средствами, их нужно увидеть и понять. Си­лы творения, скрытые в отдельных растениях или минералах, тесно связаны с силами творения че­ловеческого организма. Язык природы хочет быть услышанным и познанным. Своеобразие и одно­сторонность растений нуждаются в понимании, ис­пользовании - и, может быть, даже в освобожде­нии. Есть растения, которые просто прекрасны и гармоничны и радуют нас. Другие обладают свое­образием (почти черные ядовитые ягоды) или под­чинены странным закономерностям (например, расцветают зимой), в них есть нечто характерное (дают побеги на кончиках листьев) или односто­роннее (у них много листьев, но почти нет цветов). Благодаря этому они ставят перед нами вопрос. Иногда кажется, что лекарственные растения лишь тогда приходят к своему совершенству, когда - об­работанные, чтобы стать лечебным средством - они используются для излечения больного челове­ка. Так односторонность становится требованием, с которым необходимо что-то сделать.

Об этом уровне встречи с дарами природы за­ботится антропософски работающий врач. Он за­ново изучает и наблюдает растения и минералы, поскольку перед ним возникают все новые аспекты для переживания и открытия природы. При встрече с пациентом они могут стать источником инспира­ции в терапии. В конце концов речь идет, конечно, о встрече пациента с подобающей ему терапией и, соответственно, с лечебным средством. В зависи­мости от диагноза при терапии обращаются или к телесно-физическому уровню, или к жизненному, или к душевному, или к духовному.

В целом потенцированные препараты, исполь­зуемые в антропософской медицине, относятся к сфере жизненного. Творческие силы отдельного лекарственного растения или минерала благодаря процессу потенцирования высвобождаются из ма­териального проявления растения для того, чтобы пациенту стала доступной область жизненного. Это область, в которой вещественные слагающие под­нимаются из закона тяготения и других законов без­жизненной материи и поступают на службу жизнен­ному. Итак, на вещественном уровне лечебное средство действует уже меньше, зато возбуждает процессы в жизненном, приводя к исцелению. Так односторонность ядовитой красавки (белладонны) может разрешить в организме интоксикационные сцепления или судороги, а формирующая сила кра­пивы прийти на помощь процессам кроветворения.

Лечебное средство не вызывает изменений в отдельных биохимических процессах, но пригла­шает организм выровнять болезненную односто­ронность, исходя из собственной силы.

Следующая, очень значительная встреча па­циента происходит в душевно-духовной области, - встреча с самим собой. Если такой встречи слиш­ком долго избегать, это приводит к блокаде собст­венного развития. Болезнь может предотвратить ее и даже стать необходимой для действительного выздоровления. С помощью терапии искусством, сопровождающей антропософскую медицину (жи­вопись, лепка, музыка, эвритмия, речевая терапия), пациент бережно подводится к тому, чтобы подой­ти к встрече с определенными аспектами своего Я. Целью такой терапии можно назвать возрастаю­щее самопознание и созвучие с самим собой. В психотерапевтической беседе (или разговоре о собственной биографии) эта встреча может полу­чить дальнейшее развитие. С врачом обсуждаются темы выстраивания собственной жизни, питания и ухода за внутренней жизнью.

Барт Марис Info 3 №5/2002
(Приложение «Антропософские профессии»)
Перевод с нем. О. П.

Дополнительную информацию на эту тему можно получить через интернет:
www.anthroposophische-aerzte.de
www.heilwesen.de