И всё-таки: Штейнер или Штайнер?

По мере появления в российском «культурном пространстве» все новых переводов трудов основателя антропософии, что, конечно же, приносит радость и вдохновение его последователям, среди издателей возникла своеобразная коллизия, касающаяся самого написания его имени. В связи с этим считаем полезным привести здесь полностью принципиальное замечание по этому поводу, высказанное еще в 1997 г. в дополнении к сборнику «Рудольф Штейнер о России» его составителем, Г.А. Кавтарадзе, и не утратившее, к сожалению, своей актуальности до сего дня.

«Читатель трудов Рудольфа Штейнера, появляющихся в последнее время на русском языке, вероятно, обратил внимание на разночтения в имени основателя духовной науки: в одних изданиях придерживаются традиционного написания - Штейнер, а в других - модернизированного, но, собственно, соответствующего современной немецкой языковой норме - Штайнер. Казалось бы, налицо достаточно оснований для того, чтобы отказаться от устаревшего написания (да и произношения).

Однако создателей данной традиции, антропософов первого поколения, издателей и переводчиков, среди которых были и личные ученики Рудольфа Штейнера, едва ли можно заподозрить в незнании немецкого языка. Они следовали существовавшей в России традиции транскрибирования немецких и вообще иностранных имен собственных. По разным причинам в России утвердилось написание (и произношение), расходившееся с фактическим иноязычным. Стали говорить (и писать) Гегель вместо «Хегелъ», Париж вместо «Пари», Лондон вместо «Ландан», Гамбург и Веймар вместо «Хамбург» и «Ваймар». В случае, если бы написание и произношение немецких имен собственных стало бы следовать сейчас немецкой норме, пришлось бы пересмотреть установившееся уже давно написание таких имен, как Лейбниц и Гердер и начать говорить и писать «Ляйбниц» и «Хердер». Последовательность в этом деле потребовала бы переименования Рима в «Рома», а Вены - в «Вин», -ведь именно так произносят названия своих столиц итальянцы и австрийцы, а им виднее!

Но надо признать: тенденция произносить и писать по-русски иностранные имена собственные, как они звучат у себя на родине, возникает и утверждается. Там, где она проявляется с надлежащим языковым тактом, она выражается в транскрибировании и произношении новых имен, но не вытесняет действующей культурной традиции. Нет сомнения в том, что если бы антропософия в России начиналась с нас, то имя Рудольфа Штейнера входило бы в языковой обиход так же, как и имена других, доселе неизвестных лиц. Однако дело обстоит иначе.

В данном случае действует, кроме того, дополнительный фактор. Рудольф Штейнер был по происхождению австриец, а в Австрии в разговорной речи дифтонг ei звучит не столь отчетливо, как «ай», как это имеет место в Германии. Вероятно, в этом и состоит причина того, что по свидетельству А. Д. Лебедева, знавшего Рудольфа Штейнера еще в годы своего студенчества в Карлсруэ (1906-1910), Штейнер сам представлялся «на австрийский манер» - как «Штейнер» (сообщено В. А. Богословским)».

Стр. 406 указанного издания.

Стоит обратить внимание на упомянутый в приведенных соображениях «надлежащий языковой такт», выражающийся в том, что произношение и транскрибирование в строгом соответствии современным языковым нормам, бытующим на родине какого-то из иностранных языков, касается только новых имен, лишь сегодня входящих в наш культурный обиход. Легко представить изумление самого несговорчивого сторонника «а» в данном случае, доведись ему в один прекрасный день узреть на полках библиотеки или магазина книжные корешки, где стояло бы: Хайнрих Хайне, Херманн Хессе, Хердер, Хегелъ, Шопенхауер, Альберт Айнштайн...

Читатель может и сам впечатляющим образом продолжить подобный перечень. Скажут: но ведь это же имена «с большой буквы», классика! Тем самым в нашем случае, как это ни парадоксально, самые серьезные последователи антропософской духовной науки просто отрицают тот факт, что Рудольф Штейнер - тоже имя «с большой буквы», и вполне, теперь уже - классика.

Главное же, при этом совершенно игнорируется естественное свойство и, можно сказать, врожденное право нашего родного языка органически воспринимать, вбирать в себя иноязычные элементы в органическом соответствии с собственными своими глубинными закономерностями. Мы почему-то с пониманием и толерантностью относимся, скажем, к произносимым и написанным немцами или англичанами Москау, Петерсбург, не требуя от них нашего произношения. Получается, что признавая данную возможность в других языках, иными словами попросту уважая их, мы отнюдь не питаем этого чувства в отношении своеобразия и законов собственного...

В нашем конкретном случае можно видеть, что русская речь всегда видоизменяла определенные немецкие имена. Упомянем хотя бы сосланного на каторгу декабриста, барона Владимира Ивановича Штейнгеля, а также одного из основателей проективной геометрии, известного российским математикам как однофамилец Рудольфа Штейнера. Неисчислимое множество потомков прибывших в екатерининскую Россию переселенцев из Германии с незапамятных времен из Мюллеров и Штайнмюллеров становились Миллерами и Штейнмиллерами, из Херманнов и Хайнрихов - Германами и Генрихами. Не говоря уж о еврейских беженцах, принесших пару столетий назад в Россию из той же Германии через Польшу и Украину свои фамилии вместе с удивительным близнецом немецкого языка - идиш, всех этих Вайнштейнов, Эпштейнов, Финкельштейнов. Вот лишь несколько известных имен с этой стороны: кинорежиссер С. М. Эйзенштейн; один из крупнейших драматургов советской эпохи А.П. Штейн; два композитора тех же времен - Л. П. и М. О. Штейнберги; их однофамилец, художник, один из ведущих мастеров московского «неофициального искусства»; химик В. И. Штейнгарц. Автору этих строк лично знаком бывший петербуржец, всю жизнь, как и его предки, носивший на родине фамилию Эйгенброт и в мгновение ставший Айгенбротом, оказавшись на жительстве в Германии. Также и российские немцы, прибывая в последнее десятилетие с постсоветских просторов на свою историческую родину, становятся вновь Штайнмюллерами и Мюллерами. С другой стороны, можно вспомнить и некую оказавшуюся в Америке семью Бернштейнов, подаривших миру великого Леопольда Бернстайна, и других знаменитых американцев: «культовую» фигуру литературного модернизма Гертруду Стайн, несомненно носившую бы фамилию Штайн на родине своих предков; или писателя и культуролога Джорджа Стайнера: быть ему Штайнером, не эмигрируй его прадедушка из Германии в Новый свет...

Хотелось бы еще раз вернуться к цитированному выше напоминанию о русских антропософах первого поколения, некоторые из которых были личными учениками Рудольфа Штейнера и годами с ним общались. Достаточно упомянуть имена Андрея Белого, Максимилиана Волошина, Василия Кандинского, великого актера и режиссера Михаила Чехова, филолога - переводчика китайской «Книги Перемен» Ю. К. Щуцкого. И абсолютно все они в своих трудах и воспоминаниях всегда писали «Штейнер». Можно быть совершенно уверенным, что у них просто не возникало здесь никаких затруднений. Ибо каждый из этих людей был органически включен в саму стихию русской словесности, русской речи и переживал ее самым интенсивным образом.

Однако, хочется просто предложить интересующимся заглянуть в любой, сколько-нибудь компетентный, из вышедших уже и в последние годы в России энциклопедических, философских, биографических словарей (они всегда, еще с советских времен, отличались, как правило, тщательностью и высоким научным уровнем - опуская, конечно, их идеологическую составляющую...). «Штайнера» вы там не обнаружите.

А вот уже и совсем с неожиданной стороны обнаруживается, так сказать, сугубо сегодняшний аргумент в пользу сказанного, который лучше всего выразить в форме риторического вопроса: почему бы нынешним издателям - ревнителям «современного» написания не присесть однажды вместо своего наборщика к компьютеру и, набрав оба варианта обсуждаемого имени в обычнейшем текстовом редакторе Word, не убедиться, что «Штайнер», как противоречащее правописанию слово, будет неукоснительно подчеркиваться красной линией, в отличие от традиционного варианта. А например, в редакторе Word-2002 буква а будет попросту заменена каждый раз на е. Трудно представить, что создатели этого фактически повсеместно используемого сегодня - уж какой есть! - инструмента культуры обращались для получения безошибочных эталонов к сомнительным, маргинальным источникам...

Александр Конвиссер