Хеннинг Кёлер. Воистину устрашает оскудение творческого

Уже в 90-х годах антропософский педиатр Хеннинг Кёлер опубликовал шокирующие выводы об отсут­ствии у молодёжи перспектив в современных общественных структурах, об угрожающем росте насилия в молодёжной среде, а также собственную теорию об «особенных детях», способности которых в нашей школьной системе не реализуются, но подавляются, потому что расцениваются как неадекватные.

Реакция на это выступление, в том числе и в вальдорфской среде, была противоречивой. В свете публикаций об индиго - детях, дискуссий о шокирующих результатах исследования школьного обучения и трагедии в Эрфурте, данные тезисы стали удручающе актуальными.

Интервью с Хеннингом Кёлером

Господин Кёлер, подтвердили ли Вашу точку зрения последние публикации на тему об инди­го - детях в США?

Такой шаблонный подход не может быть про­дуктивным. В своих публикациях о качественном видоизменении одарённости я сознательно вы­сказался очень осторожно. Можно наблюдать, как определенные способности исчезают из культуры и как всё больше и больше именно дети привно­сят то, что действительно необходимо. Но этого не замечают. Я нахожу это фатальным. По моему мнению, здесь кроется глубокий смысл.

В чем же заключается ущербность нашего общества и каковы пути ее преодоления?

Недавно я встретил высказывание одного фи­лософа, который пишет: «Наше время ни в чем так не нуждается, как в возрождении гения по­эзии». Это не пустая фраза. Поэзия действитель­но исчезла из науки, из взаимоотношений, любви и даже из стихотворений. Всё захватил прозаиче­ский, прагматический дух. Конечно, у него есть свои преимущества. Но он стал слишком всеобъемлющ.

Сегодня появляется всё больше детей с за­держкой развития, неконтактных, неразговорчи­вых, робких и застенчивых; они уклоняются от общественной жизни и им выносится приговор: «заторможенность внимания». Когда я встречаюсь с этими детьми как терапевт, следую принципу говорить о недостатках только тогда, когда у меня есть ясное представление о сильных сторонах данного ребёнка, я сразу же вижу его предназна­чение: это - гений поэзии, он - грезящий.

У этих детей высокие умственные способно­сти, основанные на самоанализе, они являются прирождёнными психологами. Только их робость мешает понять это, и они, как неспособные, часто оказываются в спецшколах. Это не было бы так плохо, если бы там их значение оценили, но от этого мы далеки.

Можете ли Вы привести примеры таких скрытых способностей у детей?

Есть настоящие гении эмпатии, которые неве­роятным образом могут проникать в души других людей, даже чрезмерно. Эти дети - я называю их «душами-санитарами» - приходят в такое время, когда социальное тепло исчезает всё больше...

Будучи антропософом, я исхожу из того, что всё это не случайно. Как говорил Р. Штайнер, через детей в нашу жизнь вступает нечто, что в данное время требуется миру для его дальнейше­го развития. Дети приносят исцеляющие силы. При этом они рискуют, потому что мы можем не понять этого и обездолить их!

Возьмите утверждение новой философии о «потери действительности». Есть дети - я назы­ваю их «стражами действительности» - которые учатся только на практике. Они обнаруживают высокий интеллект, когда делают что-то руками, всеми чувствами. Я знаю, к примеру, одного четвероклассника, которому трудно сложить пять и пять. Но если нужно что-либо отремонтировать, даже нечто сложное, то к нему обращается вся семья.

Считается, что дети чего-то не могут - при этом, возможно, речь идёт о глубоком внутреннем сопротивлении. Нам следует вслушиваться в них, если мы хотим развивать школу будущего. Они подсказывают нам, какой она должна выглядеть! Но их заталкивают в угол и причисляют к ущерб­ным. Это же смешно.

Образование человека в школе необходимо, как никогда прежде!

Считаете ли Вы обоснованным волнение, вызванное исследованиями результатов школь­ного обучения?

Результаты этого исследования принесли Германии как плохое, так и хорошее. Начнем с хорошего. Оно состоит в том, что у наших детей имеются проблемы с чтением и письмом. Если в первый учебный год чтение и письмо не играют главную роль, то это даже неплохо для развития живого мышления. Очевидно, что у нас дети ещё не так интеллектуально выдрессированы, как в Японии или во Франции.

Плохо то, что слишком низка социальная ком­петентность, мало идей и слишком мало личной ответственности и творческих способностей. Это почти не обсуждается. Речь все время идет не о том: то, что действительно плохо - забывается. Да, наши дети ещё не подлежат абстрактному, чисто интеллектуальному обучению, как в других странах. Но вместо использования творческих ресурсов, которые оказываются высвобожденны­ми, вместо социальных упражнений и практически ориентированного обучения не делается совсем ничего. Понимание и осознание недостатков -само по себе благо, но только тогда, когда имеют­ся позитивные устремления к их исправлению. Но этого не происходит. И мы имеем отрицательный результат во всех смыслах.

Нами совершенно не осознаётся, что школа сегодня в первую очередь должна быть местом социального обучения, где появляются идеи, изучаются законы природы, которые иначе препо­дать невозможно! Общее образование человека нужно сегодня школе, как никогда прежде. И уже имеются некоторые начинания. Из сотрудничест­ва с Институтом Корчака возникает некоего рода ремесленная школа, где обучается молодёжь, от которой всюду отказались. Там много практиче­ских социальных упражнений и искусств.

Не противоречит ли это тому, что, напри­мер, требуется в хозяйстве?

Это возможное благо для всего машинного мира, который приобретает все больше вещей. Менеджеру нужны гибкость, творчество, интуиция. Хороша ли у менеджера орфография, не играет роли. Мое мнение таково, что самое ужасное в сегодняшнее время - это полное оскудение в творческом.

Каждый ребёнок имеет свой собственный темп

Какое значение имеет род преподавания для преодоления проблем в чтении и правописании; видите ли Вы в этом взаимосвязь?

Исходя из моего опыта, существует большое число так называемых детей-легастеников, кото­рые бывают готовы по-настоящему осваивать приемы письма и счета только к десятому году жизни. Если до этого времени они не будут окон­чательно травмированы чтением и письмом, то может произойти прорыв. Я считаю, что не менее 60% так называемых легастеников могли бы это доказать, если бы их правильно направляли и давали им осмысленное побуждение к учению. Если пробудить их фантазию творческой стороной в работе руками, в социальном, то они смогли бы «учиться жизни».

Нечто иное происходит у детей с недостатка­ми в тонкой моторике и координации. В этом случае нельзя говорить о запаздывании в разви­тии, нужно просто терпеть, ибо ребёнок таков, каков он есть. Если есть объективные затрудне­ния, нужно попробовать их устранить. Ребёнку нужно помочь, чтобы он увереннее управлял своими руками, своим телом, чтобы он лучше находил равновесие, а потом посмотреть, как научить его читать, писать или считать. В принци­пе нужно отнестись с уважением к тому, что каждый ребёнок имеет свой темп и самостоятель­но устанавливает приоритеты.

Каково Ваше мнение о проблемах концен­трации и поведения, с которыми всегда борют­ся учителя и родители?

Речь идет об ADS (синдром недостаточной внимательности) или ADHS, в отличии от так называемой легастении и дискалькулии. По моему мнению, ADHS относится к строению человека. Всё, что по этому поводу пишут, можно объяснить совсем иначе, и намного лучше. Я приведу только один пример: вегетативные расстройства здоро­вья с повышенной реакцией известны в медицин­ской литературе уже давно. Картина симптомов потрясающе точно соответствует ADHS. То же самое относится и к нарушениям концентрации и беспокойным состояниям вследствие аллергии: переход к вегетативной нестабильности будет плавным. Или совсем простой пример, который описывают исследователи стрессов. Дети под воздействием стресса ведут себя точно так, как так называемые ADS - дети, и в химических реак­циях мозга происходят такие же изменения, которые не являются причиной, а лишь сопровож­дают это состояние.

Следующую важную проблему я вижу в том, что возрастающую неадекватность поведения вследствие тяжёлых условий жизни, травмирую­щих переживаний или жестокого обращения можно спутать с ADS. Некоторую часть составля­ет также, я осмелюсь сказать, «добрый старый» психосиндром раннего детского возраста экзоген­ного происхождения (минимальное поражение мозга за счет кислородной недостаточности при рождении или других осложнениях).

И многие, очень многие дети получают диаг­ноз ADS, потому что они полностью разочарованы и школой, и условиями жизни, потому что их способности не замечаются, а их потребности не учитываются.

Нет мира, в котором дети чувствовали бы себя родными...

Что можно сказать в этой связи про жизнен­ные условия современных детей?

Я не хочу здесь высказать своих пессимисти­ческих взглядов в отношении нашей культуры. Но нужно всё же отметить, что дети растут сейчас в тяжёлых жизненных обстоятельствах. Дело не в том, что в Германии много жестоких родителей -это было бы слишком простым объяснением. Но общественное развитие ориентировано только в одном направлении, которое отрицательно влияет на детей. Коммерциализация и технократия всех жизненных областей, власть средств массовой информации, индустрия развлечений, возрас­тающий социальный холод, уход от природы, отравление окружающей среды... Все это не может создать мир, в котором дети будут чувство­вать себя, как дома.

Сегодня все они, кто-то в большей степени, кто-то в меньшей, испытывают постоянные стрес­сы. Им негде играть. У них нет пространства для движения. Их жизнь регламентирована и слишком строго контролируется. Рядом с ними - разочаро­ванные родители, подчас находящиеся в стрессо­вом состоянии. Организмы детей ежедневно атакуются ядами. И при всём этом они должны быть послушными, прилежными и внимательны­ми!

Что же представляет из себя ADS? Я уверен, что этому можно дать совершенно иную трактов­ку, если привлечь разработки исследователей стресса, медиков - экологов, социальных психоло­гов и психиатров, то есть если рассмотреть во­прос более широко. Вместо этого невропатологи остаются один на один с этой проблемой. Так не должно быть!

Разрешите теперь ещё раз вернуться к Ва­шему тезису 90-х годов о проблемах молодежи. Уже тогда Вы говорили об увеличении насилия...

Тогда меня упрекали в том, что я кричу, как Кассандра. Уже в первом издании книги «Юность в разладе» („Jugend in Zwiespalt") я писал о нарас­тающем насилии молодых людей. Я писал: «Если развитие пойдёт в том же направлении, нам придётся пережить эскалацию юношеского наси­лия, по сравнению с которой левый террор семи­десятых годов покажется детской игрой. Потому что в обществе, в котором происходят дебаты о будущем человечества, где каждый думает только о сексе и деньгах, возникает ожесточённая атмо­сфера».

Что изменилось с тех пор?

Для юношества обострился личностный кон­фликт. Оно сталкивается с магией унификации, и я спрашиваю себя, кто же, собственно, стоит за этой тенденцией? В семидесятые годы слово «нормально» было ругательным словом, которое, как пренебрежительное, нельзя было говорить молодому человеку. Сегодня все совсем по-другому, теперь это большой комплимент. Страш­но быть ненормальным. Это действительно куль­турно-социологический феномен. Но в душе каждый молодой человек сегодня хочет знать: «Кто я в отличие от всех других? Что я принёс в мир, чего нет у других?» Точно так же, как в шес­тидесятые или семидесятые годы. Далее возни­кает связанный с предыдущими новый вопрос: «Достоин ли я любви?» Ибо сила любви включает в себя неповторимость индивидуальности.

Опасно, если больше не мечтают...

Перейдём к Роберту Штайнхойзеру, одер­жимому из Эрфурта. Как Вы объясняете то, что открывается через этого молодого человека? Не следует ли написать новый «Тревожный знак» для родителей, подобный тому, что Вы опубликовали в своей книге «Юность в разла­де»?

Из того, что было опубликовано, у меня соз­далось впечатление, что у этого молодого чело­века совершенно не было перспектив в жизни. Я имею в виду внутреннюю бесперспективность, которая ведёт к большой ранимости и травмам. Все это скрывается под раскованностью поведе­ния, как у Штайнхойзера. К тому добавились ежедневные унижения в школе.

Меня глубоко потрясли детские снимки Штайнхойзера: нежный, впечатлительный ребё­нок, который, возможно, принадлежал к тем, которых я обозначил как «души-санитары», которые стремятся принести в мир исцеляющие силы.

На что должны обратить внимание родите­ли, чтобы предотвратить подобную катаст­рофу?

Я считаю очень опасной сонную и безучаст­ную небрежность, которая становится хрониче­ским явлением. Когда по каждому поводу говорят: «Мне на это наплевать». Когда больше не мечта­ют, не строят планов. Хорошим знаком этого серого, индифферентного расположения души, которое в действительности надевает личину спокойствия на рану, является озлобленность по отношению к действительности. Это опасно, на это нужно обращать больше внимание.

Я не имею сейчас в виду типичную подростко­вую небрежность. Я подразумеваю состояние внутреннего опустошения, за которым кроется страх. Он может перейти в ярость. Существова­ние в состоянии разочарования является благоприятной почвой для насилия.

Такие проявления в подростковом возрасте могут и не вызывать тревоги. Молодые люди временами меланхолически закрываются в себе, потом снова сильными выходят во внешний мир и ищут развлечений, отвлечений, рассматривая жизнь, как большую игру. Важно, что это происхо­дит периодически по лемнискате: временами углубление в себя сменяется экспансией, самоот­дачей, в зависимости от темперамента центр тяжести смещается.

Если же какая-либо сторона превалирует, то возникает опасность затяжного процесса. Нельзя просто наблюдать, как молодой человек месяца­ми обособляется, почти не вступает в контакт с другими людьми и с родителями, а вместо этого общается с машинами, попадая в некий синтети­ческий мир привидений. Но нельзя также наблю­дать, как молодой человек в течение долгого времени только разбрасывается наружу и не выносит встречи с самим собой в тишине, страдая от собственной неуверенности и страха.

Совершивший покушение в Эрфурте ушел от реальности и погрузился в мир иллюзий компью­терных игр. Если такое длится более полугода, то должно быть воспринято родителями, как тревож­ный симптом. Тогда нужно принимать меры, необходимо быстро, не боясь конфликта, обра­щаться за консультацией.

В подростковом возрасте нужно делать прорыв...

Вернёмся к повседневной ситуации многих семей, когда нет ещё угрожающих признаков. Какие ошибки, которых можно избежать, дела­ют родители по отношению к молодым людям?

Типичных ошибок, собственно, нет. Гораздо большее кроется в непонимании подростка, его ситуации. Полагают, что подростковый период протекает лучше всего, когда нет конфликтов.

Нельзя и не должно обойтись без конфликтов! Многие родители думают, что наступает конец воспитания. Можно почивать на лаврах. «Я и мой ребёнок должны стать близкими друзьями». Родители хотят стать наперсниками, хотят, чтобы их посвещали в интимнейшие обстоятельства жизни.

Я должен предостеречь от такой иллюзии. Ро­дители должны знать, что так не будет, тут дол­жен быть разрыв, прежняя связь должна дать трещину. Старое прекращается. Не нужно быть обиженным и травмированным, если не стано­вишься сразу сердечным другом своего выросше­го ребёнка.

Я советую пребывать в благородной сдержан­ности. Мы должны быть тактичными и уважать тайны молодёжи. Это не имеет ничего общего с безразличием. К ребенку я проявляю тот же серьёзный интерес и глубокое внутреннее внима­ние, как к хорошему другу, чьей судьбой я напря­женно интересуюсь и кому я сопереживаю. Ему ведь я не буду долго надоедать.

Так вести себя с молодыми людьми тяжело. Кто-то этого не сможет и отвергнет такую возможность!

Это тоже маленький путь ученичества. Нужно каждый вечер находить четверть часа времени и обращаться душой к молодому человеку почти в молитвенном настроении. Кроме того, можно предлагать поговорить по душам и напомнить, например, «по пятницам вечером у меня есть для тебя время». Но и тогда все проблемы не решат­ся. Нужно говорить о своём желании быть рядом. Они иногда изумляются. В любом случае не надо обижаться, если они не откликаются на предло­жение. Нужно некоторое время оставлять пред­ложение в силе, независимо от ожидаемого от­клика.

Как далеко нужно отстранять себя в этом?

Я имею в виду не фальшивую уравновешен­ность. Речь идёт о том, чтобы действительно вести себя, как взрослые. В связи с этим предло­жением можно регулярно выделять время для разговоров или других совместных действий. То, что не привязано к обстоятельствам, выражает социальную зрелость, которую молодые ожидают от нас - но ещё не мы от них. Они это замечают, хотя и не подают вида.

Часто важно просто присутствовать, присутст­вовать без ожиданий. Это хорошо, когда кто-то есть рядом! И не следует забывать ежедневного маленького внутреннего обращения, заинтересо­ванного обращения к ребёнку. «Кто ты? Что тебе нужно?» Такие внутренние усилия не пропадают даром и передаются ребенку!

В остальном же нужно быть прямым и неиз­менным! Открытым и серьёзным! Если на душе у тебя горько, или ты сердишься, этого не надо скрывать - конечно, в допустимых границах. Для молодых людей нет ничего более разочаровы­вающего, чем хитрость и тактические манёвры со стороны взрослых. Взрослые тоже имеют право иногда быть в гневе!

Интервью взяла Корнелия Унгер-Ляйстнер
Info3 - №9/2002
Перевод с нем. А.К.